Мой далекий близкий (СИ) - Николаева Юлия Николаевна - Страница 52



— И как мы будем праздновать новогоднюю ночь? — спросила я, сделав заказ. Андрей, посмотрев на часы, ответил:

— Там видно будет.

Ели мы молча, потом Шилов потащил меня прогуляться на площадь к главной елке. И откуда в нем такие настроения? В прошлом году мы как-то тихо мирно справили новый год, без всего вот этого.

На площади было шумно. Андрей упорно тащил меня за руку.

— Куда мы идем? — все-таки поинтересовалась я.

Но тут он остановился, я перевела взгляд на скамейку у фонаря и застыла. Даже глаза на мгновенье зажмурила.

Но нет, там стоял Влад.

Меня он не видел, смотрел куда-то в сторону. А я не могла отвести взгляд от него. Он немного похудел, а может, мне просто так кажется. Даже не верилось, что вот он — всего в нескольких метрах.

Я перевела взгляд на Андрея, но так и не нашлась, что сказать. Он улыбнулся.

— Я, Ась, долго искал формулу, как сделать тебя счастливой. Просто не сразу понял, что в ней неверные составляющие.

— Андрей, — прошептала я, давя спазм в горле.

— Не надо, Ась, иди.

Предательские слезы все-таки полились, я обняла мужчину, прижалась к нему, пытаясь передать через эти объятия все то хорошее, что было у меня к нему.

— Шли мне весточки, хорошо? — шепнул он, я кивнула, смеясь сквозь слезы.

А потом отстранилась. Повернулась и пошла в сторону Влада. Почему-то не было мыслей о том, а надо ли это ему. Раз он здесь, значит… значит…

Тут он повернул голову и заметил меня. Бросил беглый взгляд за мою спину и снова вернул к моему лицу. А я кинулась к нему навстречу, он поймал меня и прижал к себе. Точно так, как там, в Комарово, когда мы еще не знали, сколько придется пережить боли, чтобы обрести счастье.



Как я мог ее упустить, как? Совершеннейший идиотизм. Почему сам-то не приставил к ней никого? Почему ни мои люди, ни люди Драгунского за ней не проследили? Нет, он еще понятно, договорились же, что не тронет Асю. А как свое получил, так и вовсе с глаз долой, из сердца вон.

Я тяжело выдохнул, откидывая голову на спинку дивана. Больше месяца бесполезных поисков. Ася как в воду канула. И мне оставалось только надеяться на то, что она жива.

То, что она мне не верит, считает предателем, яснее ясного. И по всей видимости, считать начала много раньше, чем мы все собрались в заброшенном лагере. Потому что у нее был путь отхода, которым она и воспользовалась.

Я вспомнил, как ко мне пришел Драгунский с требованием выдать ему Кирееву. Быстро просек, однако, гад. Повезло, что именно он. Потому что мы смогли договориться благодаря точкам соприкосновения. И мне пришлось дохуя уступить, чтобы выбить не только жизнь для Аси, но и защиту от остальных. Все то, из-за чего мы с ним несколько месяцев морозились, я таки отписал в его пользу. Ладно, деньги дело наживное, хоть я и потерял часть бизнеса. И конечно, компромат тоже отошел к нему. За это мы получили прикрытие, которое и помогло рыскать по городу в поисках этих дебильных подсказок.

Но сейчас я был бы рад даже самой дебильной, лишь бы она дала намек на то, где может быть Ася.

Питерский вечер, черный и морозный, топил колодец двора. В стенах домов горели желтые квадраты, мелькали темные силуэты. Я щелкнул кнопкой чайника и снова уставился во двор. Глупость какая-то, но с ее исчезновением я вдруг начал чувствовать вкус жизни. То есть ее серость и пресность. Только теперь понял, какого дурака свалял, не рассказав ей сразу все о делах настоящих и… прошлых. Долбанное чувство стыда за то, как я поступил, оказалось выше того, что я мог получить взамен. А я мог, я же видел, что она тянется ко мне навстречу точно так же, как раньше.

Но я молчал, идиот.

И о Драгунском молчал, не хотел, чтобы она волновалась, что мы рассекречены, что ей может угрожать опасность. Хотел, чтобы чувствовала себя защищенной.

Много чего хотел, а теперь стою в одиночестве и пялюсь в окно на черный вечер.

Щелкнул чайник, развернувшись, я стал наливать кипяток, краем глаза заметив светящийся экран телефона. Внутри против воли екнуло, теперь так происходило каждый раз, и я, как дурак, хватался за телефон. А звонили мне, между прочим, часто.

Сообщение было от Саньки, моего помощника. Хмурясь, набрал его номер.

— Что за фигня? — задал вопрос.

— Прости, Влад, вот только додумался распечатку получить с того номера, на котором сидела Киреева у тебя в квартире.

— Ты узнал, с кем она переписывалась? — спросил я.

— Номер русский, зарегистрирован на какого-то узбека, которого даже не найти. Скорее всего, просто воспользовались данными.

Я тяжело вздохнул. Опять мимо, но кто он, тот, кто писал ей?

— Если вдруг повезет… — заметил я, Сашка обещал, что конечно, сразу сообщит.

Но я слабо в это верил. Еще раз открыл сообщение и прочитал переписку. Почему Ася написала: “помоги мне?”

Знала, с кем общается? И этот человек помог ей сбежать? Похоже на правду.

Блядь, но кто же он, и где ты, Ася?

Дни шли, как в тумане. Один за одним. Рука почти зажила, только иногда ныла и при резком движении отдавалась легкой болью. Киреева похоронили, я приходил на похороны, стоял в стороне, мучительно выглядывая Асю, вдруг появится? Но ее не было. Нигде не было. Косницын сознался в содеянном и ждет суда. Драгунский вовсю наводит порядки. А я просто живу, словно в вакууме, и жду, сам не зная чего.

Утром тридцатого декабря меня разбудил телефонный звонок. Я по привычке вскочил, хватая телефон, плохо видя со сна, кто звонит. Номер был неизвестный.

— Да, — хрипло бросил, прижимая трубку к уху.

— Завтра в шесть вечера на главной елке Лондона, скамейка возле синего фонаря. Ася будет там.

Трубку повесили, а я все ещё прижимал телефон к уху, глядя перед собой. А потом словно очнулся, вскочил, перезвонил по номеру, он был уже недоступен. Чертыхнувшись, отправил его Сашке, почти крича, что это срочно.

Только он меня ничем не порадовал. Пока я спешно искал загранпаспорт и кидал в спортивную сумку вещи первой необходимости, он успел выяснить, что номер принадлежит очередному узбеку.

Да и к черту. Если не обманул, срать я хотел на все эти пароли-явки.

Слава богу, английская виза у меня открыта.

Билет удалось купить на раннее утро тридцать первого за бешеные бабки. И в полдень я уже ступил в пасмурный город.

Лондон я не любил по личным причинам, уж больно неприятные воспоминания с ним связаны. Ноги сами вывели к стоянке такси, вскоре я был в гостинице рядом с главной елкой. Сидел, глядя в окно и пытаясь ускорить бег стрелок часов.

Нихера не выходило. Мерил шагами номер, потом вышел на улицу. Прошелся там, вернувшись, поел в ресторане, и все это заняло ничтожных полтора часа. Но чем ближе стрелки шли к шести вечера, тем больше внутри нарастало странное чувство. Я был уверен, что скоро увижу ее. Мою Асю. Нервозность была такая, что я иногда даже посмеивался над собой. Эко как меня торкнуло. А ведь я был уверен, что научился полностью владеть своими чувствами, не давать им над собой властвовать. И нате вам, ношусь между гостиницей и елкой, ожидая… ну почти новогоднего чуда.

На площади было оживленно. Это даже мягко сказано, народу тьма, сновали туда-сюда. Я замер у скамейки под синим фонарем в половине шестого. Сначала всматривался в каждого прохожего, а потом просто уставился перед собой. Ненавижу ждать, особенно, когда ничего не можешь сделать, чтобы сократить время этого ожидания. А потом повернул голову и увидел ее.

Она стояла, глядя на меня широко раскрытыми глазами, словно бы не веря. Все вокруг остановилось: звуки, движения, — все замерло, размылось фоном, и осталась только Ася. Я перевел взгляд за ее плечо и совсем не удивился почему-то, увидев там Шилова. Значит, все-таки жив. И все-таки решил забрать Асю с собой. Я мог его понять. И видя сейчас его глаза, понимал еще лучше: он ее любит. Пусть она этого не принимает, но любит. Как может. Просто не всегда выходит, как в добрых сказках. Иногда приходится вот так: вырывая сердце и выбрасывая его на асфальт.