Новый год по новому стилю (СИ) - Горышина Ольга - Страница 26

       — Я это заметил, — услышала я над ухом смешок и вновь увидела синие глаза.

       Гриша чуть присел, чтобы я могла смотреть на него сверху вниз.

       — Дашь нам шанс? У меня тоже год назад умерла последняя надежда. Улька позвонила и сказала, что хочет выйти замуж и попросила официально развестись. Сейчас у них свадебное путешествие. Я должен был взять на это время дочь. Не получилось — бабушке пришлось лететь к ним и сидеть с больной внучкой.

       — А отменить путешествие никак? — почти зло выдала я, не понимая, отчего мне вдруг сделалось так горько.

       — Никак… Много денег потрачено. Отпуска спланированы. Да и вообще дети не оценят таких жертв.

       — А ты чего сам не поехал? Думал, мы не справимся с твоим бизнесом?

       Вербов тут же убрал от меня руки и спрятал в ставшие ему узкими джинсы.

       — У меня визы нет. Она программист. Уехала в Штаты по рабочей визе. Говорила, что это её шанс поучаствовать в развитии мировых технологий. Ну и заодно моему папочке доказать, что она чего-то там сама стоит и не пользуется мной. Я отпустил. С ребенком. Хотя Ленка предлагала взять Илону на время к себе, у них мальчишки, мои братья, чуть старше Илоны. Один старше, а второй почти ровесник, пару месяцев разницы. Уля, конечно, на дыбы… Гриша может не ехать, раз ему бизнес дороже… А ребенок поедет… Так мы, грубо говоря, три года на две страны жили. Я хотел как-то сам привести дочь обратно, но Уля сказала — не надо. Тогда я прямо спросил — кто-то есть? Она сказала — да. Ну, любовь им да совет. Ребенок мой уже по-русски с трудом говорит. Папа там новый — американец. И… Я очень надеюсь, что он хороший…

       Я села. На табурет. Хорошо, не мимо.

       — Если ты скажешь, что я не мужик, я спорить не буду. Вербов-старший именно так и считает. И… он меня выгнал… Ну или сделал так, что я сам ушел… Грубо говоря, у меня сейчас кроме работы, в которую я вложил все сбережения, ничего нет… Но я не плачусь. Не хочешь, не надо… Я такой, какой я есть… Я…

       Он вдруг замолчал и опустил голову. Я тут же вскочила и кинулась ему на шею. Нет, не на шею… Слишком сильно он прижимался к ней подбородком — я просто обняла его сгорбленную спину, он мою — и тут же полез под кофту. Я сжалась, не зная, как реагировать теперь на его ласки: в соседней комнате спит ребенок, и дневной сон непредсказуемо короткий, но Гриша всего лишь застегнул то, что полчаса — или уже час? — как расстегнул.

       — Не суди и не судим будешь, — выдохнула я, отстраняясь от него, но всего на чуть-чуть, чтобы не разорвать кольца его рук. — Ты мне нравишься, и я не знаю, почему раньше этого не замечала…

       — Да даже если тебе просто нужен мужик, я согласен, — хохотнул он, прижимаясь губами к моему мокрому лбу.

       Кажется, мы уложились в дневной сон, хотя бы с разговором.

       — Ревнивая зараза!

       Это Гриша кричал уже на кошку, которая скинула на пол чашку, полную чая — не знаю, мою ли. Да и какое это имело значение — что чье, в чужом доме.

       — Лизавета, ты танцуешь?

       Я чуть сковородку на себя не перевернула. Только, увы, лицо опалил не жар от плиты. Я пылала, как школьница, совсем по другой причине.

       — Оладьи пеку… — выдала, как дура, когда обернулась к свекру.

       Точно идиотка! Он же не слепой. И так видит!

       — Танцуешь… — не унимался Александр Юрьевич, запахивая халат поверх треников.

       — Фитнесом занимаюсь… — шла я, наверное, уже бурыми пятнами. — Утренняя гимнастика у плиты. Ноу-хау работающей мамы… — несло меня уже не в ту степь недетским ветром.

       Александр Юрьевич продолжал улыбаться. Спалили меня, да? И рады? Ну что я должна была сказать? Сама не понимаю, чего тут попой виляю. Нет, понимаю… Но вам уж точно не скажу. Не скажу, что не спала полночи. Как когда-то с вашим сыном. Так давно, что и не вспомню подробностей.

       А тут Гриша перед сном прислал вопрос, который окончательно лишил меня сна:

       — Можно будет тебя при ребёнке поцеловать?

       Господи, я не думала, что меня вообще когда-нибудь кто-то об этом спросит… Вчера мы расстались чинно, потому что время не пришло: я — мама, а он какой-то там Гриша с тортом и кошками. Все еще какой-то, хотя мы с ним будили ребёнка в четыре руки. Одной мне оказалось не под силу ее растолкать. И так проспала до полной темноты, вынудив маму схомячить половину торта, а дорогого Гришу — все мамины губы.

       — Если б я только знал, что она так крепко спит…

       Он улыбался так мило, что мне хотелось ему врезать — не со зла, но чувствительно. Мог ведь промолчать, мог… Это когда-нибудь случится, только непонятно, как и где… Но уж точно не в квартире тещи в окружении ее одиннадцати кошек!

       — Может, в машину отнесешь спящей? — смотрела я на него с надеждой.

       Теперь уже перед смертью не надышишься. Все равно Любаша не будет спать ночью. Но он ее добудился и даже впихнул пару ложек торта, остальное пришлось выкладывать с блюдечка обратно в коробку.

       — Позавтракаете тортом.

       Очень умно, Гриша… Прямо остроумно!

       Как мне теперь уложить Любу? Если не будет спать полночи, мы никуда не пойдём днём, а мне очень-очень надо пойти. Не просто надо, а хочется. Хочется встречаться не с Любиным папой, а с Любиным Гришей. У меня от одной мысли о нем, от произнесённого внутренним голосом имени, мурашки бежали по коже. Боже, можно тебя поцеловать? Конечно же, можно! Нужно!

       — Нет, ещё рано, — пишу в ответ, жмурясь от коктейля из слез счастья и обиды.

       От их гремучей смеси глаза лезли из орбит. Хотелось спать и не спалось…

       — Понял, буду чинно держать за ручку. В одиннадцать я у тебя. Не рано?

       Поздно. Хочу видеть его прямо сейчас! В двенадцать часов ночи.

       — В самый раз. Ты сбил ребёнку весь режим, — ругаю его, улыбаясь в экран.

       Какая же идиотская у него аватарка. Это не селфи, но у фотографа явно не из того места руки растут. Лучше б действительно собачью морду поставил. Добермана, например… А что… Похож… Хотя бы шевелюрой. Только глаза голубые… Ну, доберман в линзах… Боже, что за бред у меня в голове, что за бред…

       — К черту режим! — и чертика прислал. — Ты всю жизнь мою с ног на голову поставила.

       Улыбаюсь, уже пугаясь себя, потому что не могу перестать думать про его бывшую.

       — Невиноватая я, ты сам нас купил.