Новый год по новому стилю (СИ) - Горышина Ольга - Страница 31

       — Какой мед желаешь?

       На гранитной столешнице перед моим ребенком выросли аж три пластиковые баночки — мед явно рыночный.

       — Названия не спрашивай, — Вербов, наверное, перехватил мой удивленный взгляд. — Одно могу сказать — мед хороший, с проверенных пасек. Ленка по поводу экологически чистой еды полный шизик. Кстати, в холодильнике творог и йогурты тоже фермерские. И молоко. Она как раз в пятницу все завезла по дороге на дачу в страхе, что мальчик с голоду один умрет.

       — Нам не надо молока…

       — Вам? — переспросил он так же тихо, как и я. — А тебе? Ты, наверное, не завтракала?

       — Я ничего не хочу.

       — Даже коньяка?

       Я выдержала взгляд, но не улыбнулась. Сказала даже немного зло:

       — С утра не выпил, день пропал?

       — Этот — да, — ответил Вербов серьезно. — Я могу налить, чтобы ты расслабилась хоть чуть-чуть. Выдохни, Лиза…

       Я выдохнула, как по команде. И вдохнула.

       — Чем это пахнет? Так вкусно.

       Это точно не блины, которые Вербов сунул в микроволновку разогреть.

       — Корица, кажется. Даже отсюда чувствуешь? Это натюрморт из шишек и веток на обеденном столе. Ленка, когда была тут в понедельник, заявила, что у меня в доме нет ощущения праздника. Сумасшедшая баба! Электровеник. И специалист по промывке мозгов высоким напором воды. Какое счастье, что эта страшная женщина появилась в моей жизни, когда я был уже в сознательном возрасте, а то бы она произвела надо мной лоботомию.

       Он поставил перед Любой тарелку и протянул ложку, чтобы она сама продегустировала открытый им мед. Потом снова уставился на меня.

       — Можно тебе хотя бы кофе сварить?

       Я отрицательно мотнула головой.

       — Так не пойдет. Люба, скажи своей маме, что Гриша обидится, если она ничего не съест.

       Люба повернулась ко мне и с точностью до слова передала слова Вербова. Да что же в нем такого магического для моего ребенка!

       — Я действительно не хочу… — завозмущалась я, когда Люба потянулась ко мне с блином, с которого капал мед. — Вон, Гришу и корми! — добавила я уже со злостью.

       А он будто того и ждал. Еще сильнее облокотился локтями о столешницу и перегнулся к Любе с открытым ртом. Я слезла с барного стула, чтобы размяться, и пошла к холодильнику, чтобы от меня отстали. Хотелось сразу распахнуть обе створки, как тренажеры, чтобы отдать во Вселенную бурлящий в крови адреналин, но пришлось ограничиться одной, чтобы не выглядеть сумасшедшей. Идеальная чистота с ярким, почти больничным, светом: на полочке баночки с йогуртами и коробочки с творогом. На дверце — молоко и пластиковая коробка с яйцами. Вспомню свой холодильник — страшно становится. В него если только ногой не впихивают продукты. Слишком маленький.

       — Он не любит, когда долго думают, — Вербов вырос у меня за спиной и протянул руку за йогуртом. — Сейчас запищит.

       И я тоже — от его близости и от пол-литра туалетной воды — точно в сосновом лесу оказалась, новогоднем. А он еще прижался щекой к моей и будто невзначай приложился к моему втянутому животу ледяным йогуртом, перехватить который я не успела. Вербов захлопнул холодильник и поставил банку на стойку, а сам пошел мне за ложкой. Да, на этой кухне точно танцевать можно, хотя зачем — достаточно будет стометровок по треугольнику: плита, раковина, холодильник. Для чего? Чтобы держать себя в форме для… любимого мужчины. Для чего еще женщине нужны формы?

       — Замешай в йогурт мёд, будет вкуснее.

       Я смотрела ему в глаза и чувствовала на своих слёзы. Не горькие, а те, которые невозможно объяснить. Мне было вкусно, хотя я и не хотела есть. Вся эта красота вокруг растворилась. На смену элитной квартире пришёл мягкий тёплый плед, укрывший мои поникшие плечи, которые хотелось расправить и никак не получалось. Я протянула руку, чтобы потрогать дочкин лоб, а дочка дернулась от меня, как от чужой, и мне пришлось ухватиться за розового единорога, чтобы удержать Любу на стуле.

        — Каковы результаты проверки? — Гриша по-прежнему стоял напротив сидящих нас, точно официант, готовый броситься исполнять любой заказ привередливых клиенток.

       — Горит.

       — Лекарство есть?

       — Да…

       На этот раз я сама полезла в сумку и провела экзекуцию над ребенком.

       — А теперь спать?

       Гриша спрашивал не меня, и Люба впервые надулась на его предложение всем своим видом, а не только словами, заявив, что делать она этого не будет.

       — Ты ещё мою кровать не видела… — Это было сказано снова не мне. — Я тоже всегда говорю, что спать не буду, а потом до подушки и моментом отрубаюсь.

       Я повернулась к нему, и улыбка пропала с его лица.

       — Что я не так сказал?

       А я не так посмотрела, да?

       — У тебя разве нет детской кровати?

       Он не улыбнулся, и в его голос тоже не вернулись задорные нотки.

       — Здесь прошёлся смерч по имени Елена Владимировна. Только стены устояли, да и то не все. Она бы с радостью всю мебель поменяла, если бы муж не ограничил ее в бюджете. Но я могу перестелить кровать, если в этом проблема… Лиз, у меня раскладушки нет, — вдруг добавил он с прежней улыбкой, перекрывая затянувшуюся паузу.

       А что я молчала? Просто молча соглашалась. Поняв это, Вербов подхватил Любу на руки.

       — Да никто тебя спать не заставляет! — повысил он голос на выкручивающегося из рук ребенка. — Я тебе мультики включу…

       Да, и выключит строгую маму. Прошёл мимо меня, точно пустого места, но я ринулась следом, через гостиную к лестнице, насчитав по дороге три колонны, за которые успевала схватиться, непонятно только зачем. Ноги подкашивались — вот зачем! Он укладывает в постель не меня, а мою дочь! Смешно и очень грустно.

       Лестница деревянная, но без тапок мы поднялись по ней довольно тихо. Небольшой холл и три двери. Мы прошли к той, что посередине. Спальня небольшая, а может такой эффект создавала огромная кровать, не поместившаяся между окнами, потому изголовье сделали ступенчатым, чтобы оставить свет из окон с бежевыми романскими жалюзи, а прикроватные тумбочки как бы продолжали подоконники, в которых, точно в нишах, стояли лампы.

       Я, кажется, слишком долго смотрела на чужую кровать, потому что закончилось все тем, что Вербов усадил на неё Любу и взялся за розового единорога. Нет, это перебор! Я ничего плохого не думаю — просто чересчур!