Новый год по новому стилю (СИ) - Горышина Ольга - Страница 39

       — Но я никуда тебя не отпускаю… От себя.

       — Не дари ничего Любе материального, ладно? Обещай. Ты уже подарил ей елку: и живую, и театральную.

       — Понял. Не дурак.

       Дура я, что как идиотка улыбаюсь. Но ничего не могу с собой поделать. Мне хорошо, и я не хочу, чтобы Гриша уходил. Но суровая действительность не спрашивает моего на то разрешения. Как дожить до завтра? Я в детстве, наверное, так не ждала елки…

       Гриша ушел, но оставил в нашей квартире свой запах — за ночь, которую я впервые проспала без задних ног, ёлка напоила воздух лесным ароматом даже в кухне, или это мой нюх раздразнило излишнее количество мужской туалетной воды.

       — Лизавета, можно с тобой поговорить?

       Я уже поставила яичницу с овощами на стол, потому нашему завтраку ничего не грозило. Впрочем, Александр Юрьевич не выглядел слишком грозным. Я кивнула и приготовилась слушать, надеясь, что не придется ничего выслушивать.

       — Что ты собралась делать на Новый год?

       — В новом году? —переспросила я, уверенная, что свёкор из-за нервов перепутал предлоги. Что мы делаем завтра, он знал прекрасно: оливье, как и все.

       — Я про завтрашний вечер.

       — А что такое?

       Я не собиралась вставать в позу руки в боки, я просто не знала, куда деть эти самые руки.

       — Григорий приходит сюда или ты идешь к нему? Я просто хочу знать, — добавил Александр Юрьевич быстро, точно запыхался. Наверное, от мысленного хождения по кругу.

       — Ни одно, ни второе. Если бы мои планы на НГ изменились, я бы сказала вам это не в последний день. Новый год мы встречаем втроем: вы, я и Люба. Что вас не устраивает?

       — Не устраивает быть лишним, — выдал Александр Юрьевич глухо. — Ты не должна из-за меня жертвовать праздником. Люба большая. Я могу остаться с ней…

       — Александр Юрьевич! — почти закричала я. — Я ничем не жертвую. У Григория свои планы, у меня свои…

       — Лизавета, хватит! У вас не могут быть разные планы. Это все из-за меня, — я заметила, что у него трясутся руки. — Ты не хочешь, чтобы я чувствовал себя одиноко или не доверяешь мне внучку — одно из двух.

       — Хорошо! — я закричала, да так громко, что к нам прибежала Люба в пижаме. — Я приглашу его к нам. Но у него есть родственники, к которым он собирался. И к которым не собиралась я. Я прошу вас успокоиться.

       Мне бы самой для начала успокоиться. Ложь во спасения совсем не ложь. И на самом деле я понятия не имею, что собирается делать Гриша — не смотреть же с кошками обращение президента? Может, он действительно ждет от меня приглашения. Будь что будет. Я все равно уложу Любу спать в первом часу, если она вообще досидит до полуночи, а потом можно пойти погулять или остаться в кухне. Дед тоже пойдет спать. Другое дело — надо ли все это Грише? Может, с кошками ему спокойнее?

       Я ждала его перед входом в театр, точно на свидании, хотя и понимала, что зря морожу ребенка. Он же позвонил и сказал, что в пробке и чтобы мы его не ждали. И я уже даже ходила к билетерше с электронным билетом сообщить, что наш папа задерживается, но у него есть электронная копия. Так и сказала — наш папа. И получила от Любы удивленный взгляд.

       Пришлось присесть подле нее и сказать, что людям долго объяснять, кто такой Гриша. Хорошо, что она не попросила объяснить хотя бы ей — я бы не смогла.

       — И зачем ты меня ждала?

       На этот вопрос у меня тоже не было ответа. Хотя он был написан на довольной физиономии Вербова. Потому что ты этого хотел! Уверена, ехал и гадал, дождётся, не дождётся. Дождалась, кажется… И впервые я не провожала глазами родительские парочки.

       — Просто знала, что ты все равно успеешь, — улыбалась я, выкручиваясь из его объятий. Благо мной у него была занята всего одна рука. Да, жаль, что он не спрут… Впрочем, душить в объятьях умеет и одной щупальцей. От него снова пахло елкой, праздником и чем-то очень желанным, но пока запретным. Но ведь нет ничего лучше ожидания праздника. А нас уже явно заждались. Первый звонок дали давно.

       — Успел ваш папа все-таки, — улыбнулась билетерша, сканируя штрих-коды с моего телефона.

       Я ответила ей улыбкой, но малость затравленной. Конечно, краснеть нет никакой причины — бабушки в жабо всем так говорят. Краснеть следует, когда открывает рот собственная дочь:

       — Ты — наш папа? — и задрала голову с белым бантом.

       Вербов кивнул раньше, чем я моргнуть успела. Но ведь ничего не сказал, и я успею…

       — Если хочешь, называй меня папой…

       Не успела.

       — Хочу!

       В фойе театра жуткое эхо или это Люба закричала от радости? Мы должны бежать в зал, пока не закрыли двери, а мы стоим и никуда не идём. Или куда-то уже пришли. К чему-то… К точке невозврата?

       — Люба, мы опаздываем.

       Он взял за руку ее, не меня. И пошёл вперед. Это их ёлка, а я так… Просто мама… Которую даже необязательно хотеть иметь. Она же всегда здесь и никуда не денется. А вот дядю надо держать двумя руками, а то вдруг еще передумает быть папой…

        — Поторопитесь, пожалуйста! — это меня уже подгоняла служащая театра.

       А Вербов все же подождал меня с билетами в дверях. Хотя знал же, что первый ряд, и в нем сейчас только три свободных места. Я села первой. С краю, чтобы Люба оказалась посередине, но рядом со мной сел Вербов.

       — Там ребёнок сзади, — предупредил он мой вопрос.

       Успел даже зал осмотреть — да, реакция у него куда быстрее моей. Он вытащил телефон, я — тоже, но не спешила выключать, заметив, что он что-то слишком быстро печатает. А вдруг мне? Так и есть:

       — Не сердись. Хватай за хвост удачу. Потом бы долго искали слова, как объяснить про нас ребёнку…

       Получив первую часть сообщения, я уже набрала ответ, путаясь в буквах, но он поймёт: она знает тебя три дня.

       — Выключай телефон, — пришел ответ.

       Я поймала его взгляд. И не выключила телефон. Наоборот встала и сфотографировала их с Любой. Он не сделал каменное лицо, хоть и удивился. И я впервые осталась довольна фотографией со смартфона.

       — Прекрати злиться, — шепнул Вербов, когда я наконец спрятала телефон в сумочку. — Тебе не идет.

       Я ничего не ответила и уставилась на сцену. Тогда он вынужденно взял мои пальцы в свои — мои горячие, его сухие, но теплые. Я не вырвала руку, хотя это и было первым порывам, но порывы на то и порывы, чтобы их вовремя душить. Мама права: своим ерепеньем я только отпугну Вербова или спугну совсем, а из-за Любы этого делать нельзя теперь ни в коем случае. Он не маленький мальчик, он отец со стажем, пусть и отец на расстоянии. Предлагая ребенку себя в папы, он, наверное, — надеюсь! — понимал, что делает. А я — я ничего не понимаю. Я впервые хочу платье… Надо было все же попросить его у Деда Мороза…