С волками на Вы (СИ) - Горышина Ольга - Страница 41

— Спрячь! Не поможет!

Но Костя не спрятал, а просто бросил нож рядом с ружьём. Руки дрожали, и он только бы изрезался, складывая его.

— Спасибо!

Он остался стоять, и Богдану пришлось поднять на него мокрое от слёз лицо.

— Я знаю, что для вас тяжело убить волка.

Богдан остался нем. Костя оглянулся на грузовичок. Дверь открыта, Анны не видать. Значит, ей совсем плохо…

— Анна… — начал он и замолчал, увидев поднятый в воздух кулак. Богдану до него не дотянуться, так что это скорее всего просьба замолчать. Он будет молчать, но ведь надо проверить.

Костя повернул к Богдану спину и сделал шаг в сторону грузовичка.

— Константин, это уже не смешно…

Костя обернулся. Богдан стоял на ногах.

— Кого ты там ищешь? Она вон, — он махнул рукой в сторону мёртвого волка.

— Вон лежит. Отец убил мою мать, защищая меня, и я всю жизнь пытался понять, что он чувствовал в тот момент, когда нажал на курок. Пустоту. Я думаю, он чувствовал пустоту. Возможно неполную. В нём жила надежда, что он спасает меня. Но в ночь моего первого обращения надежда ушла и осталась одна пустота.

Костя не мог двинуться с места. Богдан не глядел на него, он смотрел на подстреленного волка.

— Я считал, что никогда не сделаю такого с собственной женой. Даже если на кону будет жизнь моего сына. Но я сделал это ради совершенно постороннего человека. Как такое могло случиться? Возможно, у меня оставался всего лишь день с ней или месяц, но я отдал его ради тебя. Зачем? Почему я так переживал за тебя с самого начала? Почему? И отчего сейчас так пусто? Ведь ты жив и будешь жить. Должна быть радость. А есть только пустота. И ничего, кроме пустоты. Скажи мне, почему? Почему я не чувствую ничего? Даже боли… Ничего.

— Богдан…

У Кости не было слов. Он потонул в бреде очередного сумасшедшего. Он отвернулся, и Богдан больше не окликнул его. Он остался у него за спиной стоять сгорбленным каменным истуканом. Костя бегом достиг грузовичка, заскочил на подножку. Пусто. Только кисти платка, который был на Анне, свешивались с сиденья. Костя обернулся. Богдан не шелохнулся. Тогда он спрыгнул обратно на дорогу.

— Подними нож! — приказал румын, и Костя не стал спрашивать зачем. Скорее всего убрать. Не оставлять же оружие на дороге. Как он упустил Анну? Может, сознание потерял от кувырка через машину, и она ушла в лес.

Костя взял нож и хотел сложить, но Богдан зарычал:

— Догадайся, что надо сделать с оборотнем, чтобы его душу отпустило?

Костя прикрыл глаза.

— Хвост отрезать, да?

— Да, — буркнул Богдан. — Сделай это сам. Боюсь, если я прикоснусь к ней, то потеряю человечье обличье, в которое с таким трудом вернулся. А ты не Варвара, ты дурак. Ты даже слов не понимаешь, не то что звериных намёков.

— Где Варя? — почти выкрикнул Костя. — Что с ней?

— С ней всё нормально! — прорычал Богдан на манер Анны. — Я тебе уже сказал, что она дома. Сейчас проблема только во мне. От меня тебя больше некому уберечь. А ты щенок передо мной. Я загрызу тебя, и тогда у Варвары не останется выбора. Хотя, возможно, ты самый плохой её выбор. Режь хвост! Анна и так слишком много выстрадала из-за меня и из-за тебя тоже. Режь!

Костя попятился и почти упал на волка. Богдан отвернулся, и руки почти перестали дрожать. Щенкам купируют хвосты ножницами, а тут, значит, ножа должно хватить. Он подошёл к волку сзади, чтобы не видеть морды и присел на корточки, чтобы зажать хвост между коленками. Нож точно затупился — пришлось пилить, и брызнувшая кровь попала на джинсы. Костя бросил хвост и принялся оттирать снегом и нож, и руки, и коленки.

— Положи и хвост, и тело в кузов. И езжай в деревню. Быстрее. Иначе я и гроша ломаного не дам за твою жизнь. Понял?

Костя кивнул. Все сходят с ума по-своему. Кому-то оборотни мерещатся в собственной жене, кто-то чучел из всех волков делает. А кто-то покупается на сказки об оборотнях. Выдохнув, Костя скинул куртку и поднял с красного снега тело волка. Если выкидывать, то джинсы с футболкой. Им есть замена. Без куртки в трансильванской зиме он оставаться не собирается. Особо не церемонясь, Костя зашвырнул волка как можно дальше и потёр предплечья. Туша весила немало. Вернувшись за хвостом, он вновь взглянул на Богдана. Тот так и не обернулся. Даже на скрежет закрываемого кузова.

— Где Михей?

Костя не стал говорить «тело Михея», пытаясь хоть немного разрядить наэлектризованный ночной воздух.

— В одном из сараев. Я не в силах хоронить его сегодня. Утром я буду больше человеком, чем сейчас.

— Вы застрелили его? — Вопрос сорвался с языка, который Костя не успел прикусить.

Богдан обернулся. Он был белее Анны тогда.

— Я же сказал, что никогда не смог бы убить отца. И он не смог убить сына. У него сердце отказало. А что я мог сделать? Только хвост поджать. А потом зубами тащить его с дороги, чтобы не валялся, как падаль, — Богдан на мгновение прикрыл глаза. — Езжай в деревню. Я еду за тобой. Останься внизу, не ищи Варвару. Ты её не найдёшь. Просто верь, что с ней всё хорошо. И не дай мне пожалеть, что я выстрелил. Там есть ещё одна пуля. Она станет твоей. Я не промазываю. Мне есть ради чего жить, и я не стану сомневаться даже минуту, кого выбрать. В этот раз это будешь не ты.

Он нагнулся за ружьём, и Костя кашлянул. Они не спускали друг с друга глаз почти минуту, а потом Костя побежал обратно к «Тойоте», у которой продолжали гореть в ночи фары, как хищные глаза волка.

Варя с трудом разлепила глаза, но увидев над собой лицо Богдана, тут же резво вскарабкалась на подушки. Как она оказалась здесь, в его спальне? Где ребёнок? И где, наконец, Костя?! Вопросы огнём горели на вспыхнувшем лице, но губы не подчинялись. И руки, когда она обнаружила, что на ней совсем ничего нет, не сумели даже просто подтянуть одеяло к груди.

— Я попросил Константина взять для тебя сухую одежду, но я не позволю ему войти, пока не поговорю с тобой. Одевайся.

Богдан отошёл к светлому окну и обратил к ней спину. Варя принялась судорожно натягивать явно ещё и нагретые у огня вещи. Когда он успел снять с неё мокрое, и сколько она спала? Ещё утро или уже день? И чего она ещё не помнит? Последний вопрос интересовал Варю больше всего. Потому что от того, что она помнила, волосы и сейчас вставали дыбом!

Одевшись, Варя вскочила с чужой кровати, наспех расправила покрывало и уставилась в затянутую в льняную рубаху спину Богдана.

— Я готова.

Варя не узнавала свой голос. Хриплый. И только тут почувствовала в горле нестерпимую боль. И в носу мешались не слёзы. Прогулка босиком по снегу не прошла даром. И адреналин не помог не заболеть.

Богдан медленно обернулся и улыбнулся. Только ничего не сказал. Однако Варе не понравилась теплота, льющаяся из его тёмных глаз. От неё мурашки разбегались по спине. Уж лучше бы он явился к ней волком. Зверем он менее страшен, чем человеком.

Богдан подошёл к столику и взял дымящуюся кружку. Какая забота! Спасибо… Только Варя приняла её молча. Горячее питьё сейчас важнее страха. Она сделала глоток и села на пододвинутый стул. Что это он такой заботливый? В волчьей природе доброта не заложена.

— Ты наконец поняла, для чего Анна пригласила тебя? — Из голоса румына вмиг испарились тёплые нотки, и он принял прежнее пугающее обличье. Отлично! Уж лучше вспоминать ту ужасную ночь и не испытывать угрызений совести за вилы, чем те несчастные волчьи глаза и чесание за ухом. Варю тотчас передернуло, и она, опустив чашку почти на колени, прохрипела:

— Точно не за сказками, — и вкладывала она в слова только им двоим известный смысл. И даже если Костя подслушивает под дверью, он ничего не поймёт.

— Именно за сказками, — отчеканил Богдан и опустился на пол подле стула.

Сил ему, похоже, хватало только на управление голосом. Тело пока не слушалось его.