Воплощение снов (СИ) - Федотова Надежда Григорьевна - Страница 19

С другой стороны, если дело только в этом…

Маркиз Д'Алваро откинулся на тихо скрипнувшую спинку скамьи и вновь поднял задумчивый взгляд на окно спальни супруги. Четыре года — долгий срок, им все равно придется как-то жить бок о бок друг с другом, никуда от этого не денешься. Лучше, конечно, не станет, но попытаться, чтобы не стало хуже, можно попробовать. Оставить ее в покое на время, отвлечь чем-нибудь… Что она там о левом крыле говорила? «Осмотреть»?.. Да пусть делает с ним, что пожелает, хоть совсем туда переселяется! Астор сощурился. Мысль была, пожалуй, здравая — не в отношении полуразрушенного левого крыла, конечно, но… Правое много лет стоит запертым, хотя им вполне можно пользоваться, если как следует всё там разгрести. «Вот пускай и займется, как на ноги встанет, — подумал он. — В некотором роде она теперь тут хозяйка, не так ли? Значит, ей и карты в руки. Женщин ведь хлебом не корми, дай только все переделать по-своему» Он, почувствовав некоторое облегчение, прикрыл глаза и усмехнулся криво. Помнится, Лавиния хотела устроить в левом крыле детскую? Ну, если не передумает после сегодняшнего, тогда и за супружеским долгом дело не станет — сама напомнит, сама придет, а к нему, Астору, уже не будет никаких претензий. Другое дело, если все-таки передумает…

«Надо велеть уксус под замок убрать, — озабоченно подумал его сиятельство. — И рамы на всякий случай заколотить — все равно уже пора, зима на носу… Демоны б взяли этих нежных девиц из приличных семей!»

Первый снег упал на красную землю юга в десятый день декабря. Посеребрил крыши и ограды, выбелил дороги, окутал искрящимся пухом голые ветви деревьев, закружился в воздухе, прогоняя загостившуюся осень, и всё вокруг поместья Алваро преобразилось. Даже сам старый дом словно приосанился, помолодел, расцвел морозными узорами на окнах — больше он не казался Лавинии таким уж мрачным да ветхим.

Правда, заброшенное левое крыло и теперь оставляло желать лучшего — даже снаружи. А уж внутри!.. Управляющий, которого маркиз Д'Алваро отрядил в помощь супруге, отпер рассохшуюся дверь, но посоветовал маркизе не слишком углубляться в дебри дышащей на ладан постройки, и Лавиния вскоре поняла, почему: левое крыло рассыпалось на глазах. Все здесь нужно было сносить и отстраивать заново — а на это, по словам управляющего, у них попросту нет средств. Однако, тут же добавил он, помимо левого крыла дома есть еще правое. Оно, конечно, тоже порядком запущенное, но это решается небольшим ремонтом и хорошей уборкой. «Его сиятельство выразил предположение, что ваша нынешняя спальня слишком мала, и, возможно, вам нужна комната попросторнее, — сказал управляющий. — А может быть, даже не одна. В правом крыле их достаточно, и ими никто не пользуется, так что если госпожа маркиза желает, сказал его сиятельство, она может делать с правым крылом всё, что душе угодно…» Госпожа маркиза желала. Левое крыло вновь заперли на замок, а в правом спустя несколько дней вовсю закипела работа.

«Но сколько её еще предстоит!.. — думала Лавиния, стоя на пороге комнаты — одной из трех, что выбрала для себя. — Хорошо бы до самых крепких морозов управиться» Она оглядела голые, покрытые едва-едва просохшей штукатуркой стены. Камин, прочищенный и перебранный заново, радовал глаз весело пляшущим за узорной решеткой пламенем, новые рамы на окнах не пропускали холод, медового цвета паркет играл мягкими бликам — даже без обоев, мебели и занавесей на окнах комната смотрелась уютной. Лавиния, тихо улыбнувшись, подошла к окну. За чистым стеклом было белым-бело — снег укрыл и вязы, и подъездную аллею, пушистой шапкой лег на карниз и теперь весело играл разноцветными искорками в лучах неяркого зимнего солнца. Небо над поместьем раскинулось тоже светлое, пронзительно-голубое и прозрачное точно льдинка. Ушел осенний сумрак, пал на землю инеем влажный туман, и мир словно родился заново. Да, оказывается, и неприветливый юг тоже может быть прекрасен, подумала Лавиния, — интересно, каков же он летом? Наверное, еще лучше — в садах зреют персики, звонко поют соловьи, встречая зарю, цветут шиповник и жимолость, окутывая все вокруг своим сладким, дурманящим ароматом… Так было в поместье эль Виаторов, что в Разнотравье — Лавиния любила те места и с радостью осталась бы там навсегда, жаль, что родители имели на этот счет свое мнение. Но теперь они далеко, остались в Мидлхейме, как в прошлой жизни, а ее дом — здесь. Может, она все-таки сумеет понравиться ему и полюбить в ответ?..

Внизу, под окнами, нынче было на удивление многолюдно: дворня, словно очнувшись от спячки, повылезала из своих темных теплых углов, взбодрилась и, кажется, впервые на памяти Лавинии вспомнила о своих многочисленных обязанностях. То и дело распахивалась дверь кузни, выпуская наружу клубы пара и кого-нибудь из подмастерьев кузнеца, несколько служанок чистили снегом половики и выбивали подушки, тройка работников в меховых телогрейках, перевернув телегу, прилаживала на заднюю ось новое колесо, еще двое чуть в отдалении, возле сараев, рубили дрова — первый рубил, второй укладывал аккуратно расколотые чурки одна к одной под высоким навесом. Вокруг носились собаки. Маркиза Д'Алваро, скользнув взглядом по растущей поленнице, посмотрела на рубщика и растерянно нахмурилась. Что-то в нем показалось ей вдруг смутно знакомым, хоть и стоял он к ней спиной. То ли поворот головы, то ли выверено-скупые движения плеч… Лавиния, чуть подавшись вперед, вгляделась попристальней и широко раскрыла глаза от изумления. Там, у чурбака, с топором в руках стоял ее собственный муж! Хранитель заставы, полновластный хозяин целого графства, маркиз Д'Алваро — своими руками колет дрова?.. А целая толпа дворовых слуг, судя по поведению, ничего не видит в том странного или неправильного?..

Лавиния недоуменно моргнула. Отца и братьев она и представить не могла за подобным занятием: в том же Разнотравье, куда вся семья, бывало, выезжала на несколько летних недель, герцог эль Виатор и его сыновья ничего тяжелее ножа или вилки не поднимали, ну, разве что братья Лавинии с приятелями иногда устраивали шуточные состязания на деревянных мечах. А тут целый топор! И ведь не смеху ради — маркиз работал, и работал так же, как все. Хотя очевидной необходимости это делать вроде бы не имел. «Или на юге такое в порядке вещей? — глядя на посверкивающий под солнцем обух топора, подумала озадаченная маркиза. — И хозяева не чураются бок о бок со слугами заниматься самой черной работой? Тогда, может, и мне надо как-то…»

Астор Д'Алваро, расколов очередное полено, опустил топор, утер лицо рукавом поношенной легкой куртки и обернулся к дому. Лавиния испуганно отпрянула от окна, словно застигнутая врасплох за чем-то неподобающим. И жалко улыбнулась — ну к чему так глупо прятаться? Все равно они живут в одном доме, и, как ни старайся, хоть раз в день да попадешься на глаза…Она подошла к камину, подобрала юбки и, опустившись на колени перед решеткой, протянула раскрытые ладони к огню.

С того страшного вечера прошло уже больше месяца. Лавиния давно поправилась — спасибо милому старичку-доктору и Пэт, которая, железной рукой отстранив горничную, лично взялась обихаживать слегшую госпожу. Ожоги с губ совсем сошли, горло не саднило, боли в желудке уже почти не напоминали о себе: врач уверял, что еще месяц-другой, и от них вовсе ничего не останется. «Забудете как дурной сон, ваше сиятельство! — весело пообещал он ей в свой последний визит. — Еще недельку настойки обволакивающей попьете, да можно уже будет одну диету оставить. А к весне и ее отменим — и заживете по-прежнему, в полном здравии, ни в чем себе не отказывая, уж поверьте моему опыту!» Лавиния верила. Жаль только, думала она, глядя в улыбающееся лицо доктора, что забыть можно не все…

Это было ужасно — и сама ее отчаянная попытка покончить с собой, и то, как за это пришлось расплачиваться. Даже причина, побудившая Лавинию опрокинуть в себя единым духом содержимое проклятой склянки, показалась ей сущим пустяком, когда она очнулась спустя несколько дней в своей постели — от боли, которую и сейчас трудно было передать словами. Она не могла ни говорить, ни глотать, даже простое дыхание давалось ей тяжело, а в груди и животе жгло так нестерпимо, что из глаз постоянно текли слезы. Лекарства, прописанные врачом, облегчали муки лишь ненадолго — первую неделю после едва не случившейся трагедии маркиза пережила с трудом. То корчась от болей, то задыхаясь, она на краткий час забывалась тяжелым сном, чтобы, проснувшись, вновь оказаться в пламени нижнего мира — при жизни, и ей казалось, что все это не кончится уже никогда. Но боги отчего-то были к ней милостивы. Они не наказали ее за трусливую попытку к бегству, не отняли самый ценный свой дар; день шел за днем, и понемногу становилось легче. Сначала вернулся голос, хотя говорить все же первое время было трудно и больно, потом начал стихать огонь, словно пожиравший ее изнутри, получилось самой сделать глоток воды, еще один…