Торнадо нон-стоп - Солнцева Наталья - Страница 10

• Предыдущая
• 10/91
• Следующая

В приоткрытое окно врывались звуки перегруженного транспортом шоссе, летела пыль и лепестки черемухи. На столе у Громова, в его личном рабочем кабинете тоже стояли в высокой хрустальной вазе несколько веточек черемухи. Он не любил заморских цветов, дорогих, красивых и искусственных, будто восковых, – без жизни, без запаха.

Игорь Анатольевич глубоко задумался и не сразу заметил секретаршу, которая уже пару минут стояла напротив стола с запечатанным конвертом в руках. Всю корреспонденцию, адресованную лично ему, Громов прочитывал сам. Это было его незыблемым правилом.

– Спасибо, Алла Викентьевна, – сказал он секретарше и взял у нее конверт.

Молоденьких девчонок в его фирме было полно, – ярких, модных и длинноногих, – но секретаршу он себе выбирал не по ногам, а по уму и порядочности. Женщину с такими качествами отыскать было непросто, особенно сейчас. Впрочем, наверное, так было всегда, во все времена.

Алла Викентьевна была коренная москвичка в третьем поколении, умнейшая, безукоризненно воспитанная, интеллигентная дама с докторской степенью и знанием двух языков, немолодая, но удивительно приятная, худощавая, высокая, с проницательными серыми глазами. Гром обожал таких женщин, он, можно сказать, преклонялся перед ними, и всегда жалел, что слишком рано женился, не успел найти подходящую спутницу жизни. Приходилось терпеть несколько вульгарную Тамару, супругу, с которой они прожили уже больше двадцати пяти лет. Гром по-своему любил жену, – слишком много их связывало: первые трудности в Москве, скитания по квартирам, рождение Маринки, его криминальное прошлое, потом полная риска и страха «деловая жизнь», похороны зятя, происшествие с Артемкой…

Игорь Анатольевич прощал жене неистребимо дурной вкус, много лишнего веса, любовь к золотым побрякушкам, которыми Тамара увешивалась с ног до головы, полное отсутствие логики, каких-либо интересов, кроме еды и магазинов, и многое другое. Он мог себе позволить молодых любовниц, чем и пользовался время от времени, разгоняя тоску. Но постоянной женщины у него никогда не было.

Гром был тайно влюблен в Аллу Викентьевну, свою секретаршу, не очень молодую и не очень красивую женщину, которая напоминала ему графинь и княгинь с портретов Рокотова[2] , загадочных и немного печальных. Живопись была его хобби: альбомы с репродукциями занимали целый стеллаж в рабочем кабинете и значительную часть домашней библиотеки, которую в основном составляли книги по искусству и серия «Музеи мира». Игорь Анатольевич был частым посетителем музеев и художественных выставок, куда его сопровождала Алла Викентьевна, которая и составляла культурные программы. Они бродили по гулким, пахнущим пыльными портьерами, лаком, старыми холстами и деревом, залам, делились впечатлениями и чувствовали себя удивительно, необъяснимо счастливыми.

Вряд ли Громов даже сам себе признавался, какие чувства испытывает к своей секретарше. Просто она была ему нужна, необходима рядом, – каждый день, из месяца в месяц. из года в год. Он дарил ей в праздники дорогие и изысканные подарки, объясняя это собственным хорошим воспитанием, и платил почти такую же зарплату, как и своему коммерческому директору. Алла Викентьевна была предана своему шефу всей душой, и он мог быть абсолютно спокоен за свои тылы.

Странно, но добившись финансового благополучия, деловой известности и получив возможность отдаваться совершенно другим интересам, Громов почувствовал, что как будто всю жизнь занимался чем-то подобным. Весь его путь к вершине был ничем иным, как расширением возможностей заниматься тем, что ему нравится и радует душу. И Алла Викентьевна была частью этого другого, нового мира, к которому он стремился. Если уж быть откровенным до конца, то даже политикой он решил заниматься в значительной степени из-за нее, Аллы, – чтобы стать для нее более интересным и привлекательным.

Никто не догадывался о его истинном отношении к секретарше, кроме Дениса Аркадьевича. Однажды, за очередной партией в шахматы, у них зашел разговор о женщинах.

– Чудесные игрушки! – сказал Матвеев, поднимая на Громова глаза после очередного удачного хода.

– Шахматы? – не понял тот.

– Да нет, что вы! Я о женщинах…

Денис Аркадьевич откинулся на спинку плетеного кресла и прикрыл глаза рукой. Все его жесты напоминали Громову прекрасно разыгрываемый спектакль под названием «Московский барин».

– Курите?

Громов взял из шкатулки длинную сигару с золотым ободком. Дым хорошего табака отвлекал его от мрачных мыслей о неизбежном проигрыше, который вновь обозначился на инкрустированной слоновой костью шахматной доске. Так и комплекс неполноценности может развиться, – недовольно подумал он.

– Как вы считаете, кого предпочитают женщины? Побежденных или победителей?

Денис Аркадьевич как будто прочитал мысли гостя. Громов немного растерялся.

– Ну…судя по всему, победителей…

– Всегда ли? – улыбнулся Матвеев, выпуская дым сигары вверх, в рассеянную голубизну неба. – Женщины разные, как и мужчины. Они тоже бывают сильные и слабые. Я вообще считаю, что это основное отличие в людях. Так вот: женщины послабее предпочитают проигравших, – им можно выражать сочувствие, поддерживать и становиться им нужными, постепенно приобретая таким образом власть над мужчиной-неудачником.

Громов поморщился. Ему не нравилась тема, унижающая достоинство мужчин. Но было интересно послушать Матвеева. Игорь Анатольевич был старше своего собеседника, хотя иногда ему казалось, что все как раз наоборот. И Денис Аркадьевич представлялся ему мудрым и хитрым змеем-искусителем, жившем вечно.

– Какие женщины, по-вашему, любят победителей?

– О! – Матвеев поставил локти на стол и сложил пальцы рук в замок. – Победителей любить сложно! Женщины, которые отваживаются на такое, – предпочитают любить своих кумиров тайно, обожать их из-за кулис, никогда открыто не появляясь на сцене. Потому что как будет развиваться действо, никто не знает. Невинный фарс может перейти в драму, а драма в трагедию! Или наоборот!

• Предыдущая
• 10/91
• Следующая