Наследник для хозяина города (СИ) - Невинная Яна - Страница 20

— Но… Я не понимаю. Если ты уедешь, разве не поделят город в твое отсутствие? А как же похороны?

— Послушай, за три дня ничего не изменится. Уже пошли слухи, что я жив. В больницах меня нет, в моргах нет. Рано или поздно все догадаются, что я не погиб. Ты не представляешь, как порой пугает неизвестность. Они не будут понимать, зачем я инсценировал смерть, и будут ждать удара. Каждый — своего. Тем самым покажут мне свои слабости.

— Не представляю? — с горечью произнесла я, качая головой. — Мне ли не знать, что такое неизвестность? Ты напоил меня ею сполна, Кирилл. Отпусти, прошу, — дернулась я, отворачивая лицо, а он терся об меня бедрами, вызывая жар во всем теле.

— Сейчас или вообще? Не могу ни то ни другое. Ты принадлежишь мне. Что тебе неизвестно? Спрашивай, — он тряхнул меня, чтобы не дергалась, взял пальцами запястья и завел мои руки мне же за спину. Пришлось выгнуться, встать на носочки, замереть…

— С моими родными все в порядке? — продолжала я расспрашивать, чувствуя себя мышкой в мышеловке, такой же крепко зажатой.

— А что с ними будет? Отец живет, как жил, а брат с моей сестрой цапается. Никак не разъедутся на пятистах квадратах.

— А… Андрей?

Он напрягся и слегка отпустил, переместил нас к массивному столу из красного дерева. Подал мне папку с бумагами.

— О, Андрюша передавал тебе письменный привет.

— Что это? — посмотрела я с опаской на папку.

— Свидетельство о разводе. Что ты молчишь?

— Хотела спросить, как это возможно, но потом подумала, что в твоем мире нет такого слова.

— Я не всемогущ, но ваш развод был делом решенным. Предвосхищая твой вопрос, отвечу, что Андрей все еще жив. Я пока не решил, что с ним делать.

Хотелось спросить, можно ли увидеть мужа, но потом я подумала, что не нахожу в себе такого желания. Зачем? Что я ему скажу? Как посмотрю в глаза?

— Что? Уже тоскуешь по прошлым денькам? Хочешь вернуть их? — со злостью спросил Кирилл, приближая ко мне свои губы и цепко держа за скулы. Он явно хотел меня поцеловать.

— Меня вырвало в машине! — вскрикнула я в отчаянии, не желая чувствовать его так близко, боясь потерять саму себя в этом слиянии губ. Ведь он выпьет мою душу и оставит выжженное пепелище!

Я бы даже улыбнулась растерянному выражению на его лице, но радость была недолгой. Кирилл рванул меня к себе и согнул пополам, молча уложив грудью на стол.

Он выбрал не лучшую жертву для того, чтобы избавиться от скопившегося напряжения. Слабая и беспомощная беременная невеста, напуганная после больницы, только что узнавшая о разводе с пропавшим мужем, она лежала ничком на столе, стискивая столешницу побелевшими от натуги пальцами. Густая копна растрепанных волос цвета горького шоколада прятала от него ее лицо. Неподвижная, словно сломанная кукла.

Кирилл пытался совладать с собой, вернуть себе контроль, но разумные мысли никак не могли прорваться сквозь марево сильнейшего возбуждения. Ему казалось, что он ждал вечность, чтобы снова трахнуть эту строптивую ледышку. Отпускал ее, жалел, но все равно не выдержал, сорвало планку, когда события сегодняшнего дня переполнили чашу его терпения. А она добавила масла в огонь, своим норовом снова заводя его до предела.

Сегодня он закончил едва начавшуюся войну. Одним махом разобрался с врагами, которые не угомонились, даже получив от него прямую угрозу. В порт его вызвали, сообщив о проблемах с очередным грузом. Он только-только разобрался с доставкой из Тайваня, лично приехав на таможню и удостоверившись, что здесь все еще нет человека, способного сказать ему хоть слово против.

Далее лично обзвонил всех получателей крутых иномарок, ждущих своих подарков. Никто не остался недоволен, но его ярость взвилась до предела, когда подтвердилась информация, что именно Хасановские причастны к задержкам с растаможкой. Но блядские выродки не остановились на этом, выдумав новую проблему на его голову.

Живой, мать его, груз! Пара десятков грязных изможденных детей, выловленных неизвестно где, вылупились на него, когда рабочие взломали замок на контейнере из Китая. Очередная подстава грозила изрядно испортить репутацию будущего кандидата в мэры, но он не зря прошел жестокую школу жизни под руководством собственного отца, и поэтому знал, что промедление смерти подобно.

Нужно было действовать быстро и безжалостно. Приглашать мордоворотов Хасанова в порт не пришлось, они сами приехали поглумиться над позором своего врага. Завязалась оглушительная перестрелка, к которой была готова каждая из сторон. Кирилл был не из тех, кто считает, что бронежилет — для слабаков. И сегодня он нацепил его прямо перед выходом из машины, прекрасно понимая, что удара можно ждать откуда угодно. Но все равно задело, слегка обожгло бочину слева, вынуждая отступать.

И все же преимущество было на его стороне, вскоре его люди оттеснили Хасановских, жалкую кучку, что осталась после напряженной перестрелки, и вынудили сгрудиться у входа в пустой контейнер, который должны были скоро загружать.

— Кажется, я предупреждал, — устало выдохнул Булацкий, разглядывая Хасанова и видя черную ненависть в его глазах. — Войны не будет.

Кавказец сплюнул кровь, тем самым выражая свое отношение. Булацкому ничего не оставалось, кроме как кивнуть рабочим, чтобы начинали погрузку. Его люди направили на Хасановских стволы, и те, грязно ругаясь, орали ему в спину проклятия, нехотя заходя в контейнер.

Он выиграл эту битву, но перед новым боем ему нужна была передышка. Тогда-то и пришла в голову идея отсидеться и посвятить несколько дней своей дорогой невесте. Она не выходила у него из головы, он постоянно думал о ней даже в пылу разборок с кавказцами. Первой потребностью, после того как разобрался с ними, было приказать Олегу вывезти Есению к нему в особняк.

Теперь она была рядом с ним, по-прежнему не желая подчиняться. Ей казалось, что он ее ломает, и возможно, оно так и было, но его терпения не хватало на длинные ухаживания за той, которая так развратно отдавалась ему несколько недель назад.

Он считал ухаживания пройденным этапом, а ее выкручивающее мозг поведение — показушным. Она хотела, чтобы он ее долго добивался.

А он просто жаждал такого же грязного секса, что был между ними, пульс учащался от одних только воспоминаний, и ничто не могло его уже остановить. Рука повторила очертания округлых ягодиц, затянутых в плотные джинсы, которые скрывали от него обнаженную желанную плоть. Он провел рукой по ее длинному свитеру, задирая его наверх и любуясь бледной кожей спины. Заскользил вдоль красивой линии спины пальцами, возбуждаясь даже от ощущения позвонков под подушечками.

Каждое касание стреляло в голову контрольным и убивало наповал. Он мог обхватить ее талию двумя руками, что и сделал, соединив большие пальцы рук и наслаждаясь открывшимся видом. Красивый изгиб, переход талии в бедра, приковал его внимание.

Он наклонился и лизнул кожу, втянул зубами частичку плоти, замычав от удовольствия. Почувствовал, как Есения вздрогнула, и утробно зарычал, сгорая в жестокой лихорадке. Подтянул ее к своему паху и начал стягивать ее джинсы. Медленно, давая ей шанс успокоиться и смириться с тем, что последует дальше.

Он воодушевлялся прошлыми их стычками, вспоминая, как она текла от малейшего касания, жарко откликалась, стесняясь своего пыла, тем самым еще больше его возбуждая.

Но сейчас что-то пошло не так…

Сквозь туман возбуждения до него добралась жестокая, царапающая нутро острыми когтями истина — она его не хочет, отвергает. Он вломился пальцами в абсолютно сухое влагалище, не видя никакого отклика со стороны Есении, кроме животного страха перед насилием.

Он не привык к подобному, никогда не зная отказа у баб. Почувствовав себя моральным уродом, отшатнулся и отдернул руки. Его движения были резкими и грубыми. Схватил ее за волосы и заставил посмотреть на себя. Голос сочился угрозой. Таким он разговаривал с неугодными ему людьми.