Огонь блаженной Серафимы - Коростышевская Татьяна Георгиевна - Страница 12

— Не желаешь мою контору посетить?

Его контору! Пришлось скрыть улыбку от этого хвастливого заявления.

— Подруга меня ожидает. — Я кивнула на корзинку, предлагая собеседнику дальше додумать, что встреча подразумевает передачу собачечки.

— Что за подруга? Какого звания? Как твой старший родственник, Серафима, я обязан…

— Аркашка! Друг! — через борт почти остановившейся коляски к кузену обращался развеселый господин. — На службу? Представишь прелестной барышне?

Поначалу не признав Мамаева в статском платье, я молча хлопала глазками. Кучер остановил лошадь.

— Господин Папаев, — без удовольствия представил Бобынин, — Эльдар Давидович, чиновник по морскому ведомству. А это моя кузина, Серафима Карповна Абызова.

— Счастлив знакомством. — Эльдар перевесился через борт, чтоб приложиться к ручке, но приложился к мокрому Гаврюшиному носу.

Гавр чародея признал и встрече непритворно обрадовался, видимо считая, что тот всегда пирожки с расстегаями при себе имеет.

— Авр-р? — Выпечки не было, к эдаким ударам судьбы собачечку жизнь не готовила.

— Как все пречудесно образовалось, — кивнула я Аркадию, — ты, братец, вместо спутницы приобрел спутника, скучать вам не придется. Господин Папаев, извольте мне помочь.

Я спустилась на мостовую, опершись на Эльдарову руку. По ней сразу же побежали знакомые огненные искорки.

— Аркадий, будь любезен, корзину, пакет.

Заняв обе руки ношей, присела в книксене:

— Хорошей прогулки, господа.

— Экая штучка, — довольно громко сообщил Мамаев, усаживаясь в коляску на мое место. — Это в каких же краях таких нимф…

Окончание фразы скрали расстояние, уличный шум и стенания голодного Гавра. Пришлось сей же момент покупать ему у лоточника связку баранок, и терпеть толпу зевак, желающих полюбоваться прожорливым зверьком.

— Куда только оно все помещается? — ахал лоточник. — Покупайте, люди добрые, наивкуснейшие баранки. Тварь бессловесная врать не будет, вишь, как уплетает!

Желая поддержать бойкую торговлю, нам спрезентовали еще одну связку.

— Тварь ты, — сокрушалась я, — разбойник. Что ж ты меня позоришь? Можно подумать, я тебя голодом морю.

— Ав-р, — чавкал Гаврюша. — Ав-р…

Завидев третью связку, которую нам собирались поднести, я позорно бежала. Холодный ветер проникал под юбку, морозя щиколотки. Поэтому шага я не сбавила, даже когда толпа осталась позади. Однако куда же подевался весь мой огонь? Мерзнуть было непривычно и неприятно.

— Чаю, — первым делом попросила я в «Крем-глясе», — много горячего чаю, пожалуйста.

— Наливочку к нему рекомендую, — интимно предложил официант. — С морозца самое то.

Я кивнула, поискала взглядом Гелю, ее рыжая голова пылала на фоне камина.

— За тот столик поднесите.

— Это что? — спросила Евангелина Романовна, рассматривая пакет, который я сунула ей в руки, едва поздоровавшись.

— Это замена тому мундиру, что ты из-за меня разорвала.

Попович приняла не сразу, подумала минутку, видимо прикидывая, считается ли сие подношение взяткой, после улыбнулась:

— Благодарствую, Серафима Карповна. Подарок полезный, я мундиры порчу с прискорбной быстротою.

Ямочки у нее на щечках появились милые, в зеленых глазищах читалось добродушное спокойствие. Как же она мне нравилась в этот момент! Очень хотелось, чтоб она именно такой и оказалась, не хитрой притворщицей, а доброй и честной девушкой, которую в подругах кто угодно иметь захочет.

— Файнтух? — Геля прочла название на упаковке. — Хороший портной.

— Ты у него обычно обшиваешься?

— Обычно не у него, дорого сей гнум за свою работу просит. Однажды заказала, только в приказ на службу прибыв, ну и третьего дня, когда поняла, что…

— Поняла что?

Но Евангелина Романовна отвлеклась на Гаврюшу, корзинка с которым стояла на соседнем стуле. Я догадалась, что дальше подразумевалась информация служебная, не для моих ушей, и слегка огорчилась.

— Только третьего дня решили его лавочку прикрыть? — Как раз принесли заказанное, поэтому спросила я, переждав, пока официант удалится.

— Прости? — Геля скармливала бездонному Гавру мороженое, поэтому замерла с занесенной ложечкой.

— Уж не знаю, как это у вас, сыскарей, называется, — принялась я жеманничать. — То место, где запрещенными зельями приторговывают. Притон? Вертеп? Ну, когда официально все чин чином, мастерская с заказами солидными, а из-под полы, тайно… Удобно еще между ткаными рулонами пузырьки да пакетики засовывать. А уж люди знающие, где искать, вместо склянок и пакетиков деньги оставляют.

— Ты… — Геля отдернула руку, в которую вцепилась собачечка, отложила ложку и прямо в корзину поставила креманку с мороженым. — Как ты умудрилась все это выяснить?

— Талант, букашечка. — Эльдар переставил корзинку и уселся, оказавшись между мной и Попович. — У нашей огненной Серафимы еще один талант обнаружился.

— Господин Папаев! — умилилась я фальшиво. — Какая у вас бурная фантазия в подборе псевдонимов! Вы, часом, не купец?

— Я, Серафима Карповна, князь, — четко проговорил чародей.

— Сейчас начнет кинжалом махать, — хихикнула Попович. — Оскорбили, обидели. Князь ты, князь басурманский, и род твой древний. Что нам теперь с талантливой барышней Абызовой делать, а?

Мамаев вовсе не обиделся, обозвал Гелю букашечкой безнаказанно, мне подмигнул:

— Желаете, Серафима Карповна, на службу? Вольным агентом вас в чародейский сыск определим. Жалованье вас, пожалуй, не привлечет, зато интересностей и опасностей обещаю много.

— Будь я мужчиной, Эльдар, — Евангелина Романовна сложила молитвенно руки, — я бы тебя сейчас расцеловала.

— Все вы в этом, суфражистки! В общем за равноправие, а как до поцелуев доходит, «ах, я же барышня…» — покачал головой Мамаев. — Ну, Серафима, решайся.

— Начальник ваш не позволит.

— А мы ему про такие мелочи докладывать не обязаны.

— Неужели Семену Аристарховичу наврешь? — посмотрела я в зеленые глаза Гели.

— Врать не буду, — вздохнула девушка. — Если спросит, отвечу прямо. Только он не спросит, он в последнее время всеми силами служебных тем избегает.

— Никто не собирается обманывать, — успокоил нас Эльдар. — Разрешения просить мы не обязаны, а после… Ну что они нам сделают? Примутся барышню Абызову памяти о том, что мы ей рассказать успели, лишать?

— У вас сновидцы в приказе есть? — спросила я сразу.

— Что? — Эльдар выложил на стол серебряную цепочку с подвеской-звездочкой. — Не томи. Да или нет? Быстро.

— Да, хочу да буду.

— Поздравляю, коллега, — он надел цепочку мне на шею, — вы приняты в чародейский приказ вольным агентом до, предположим, пятнадцатого сеченя следующего года.

— Контрактов подписывать не будем?

— Ну какие еще меж чародеями контракты? Евангелина, можешь расцеловать сотрудника.

Попович указание исполнила, не чмокнула губами воздух, как это меж барышнями принято, а действительно поцеловала.

— А от чего форма оберега зависит? — спросила я достав из-за воротника свой кулончик, оказавшийся буковкой «ять».

— От личных качеств оберегоносца. — Эльдар разлил ярко-красную наливку из графина по двум стопочкам, кивнул. — Вздрогнули, барышни, и приступим.

Мы выпили. Наливка оказалась вишневой, на косточках настоянной и довольно крепкой.

— Почему ты про сновидцев спрашивала, Серафима? — Эльдар без паузы налил по второй.

Эта пошла вообще замечательно.

— Ты про лишение памяти упомянул, а я знаю, что это лишь сновидцам под силу. Оттого и спросила.

— Нет у нас таких чародеев, к прискорбию либо к счастью.

— А я стану. — После третьей захотелось хвастаться. — Я, Серафима Абызова, стану сновидицей, когда летар…

— Притормози, соблазнитель. — Попович придержала графин и отставила его подальше. — Напоишь нам агента, а протрезвить без Ивана не сможешь.

— Сновидица, — прошептал чародей грустно. — Теперь понятно, чего канцлер в тебя вцепился. Эх, лучше бы ты с мертвыми говорила.