Огонь блаженной Серафимы - Коростышевская Татьяна Георгиевна - Страница 19

— Какой еще синяк?

Попович одарила коллегу удивленным взглядом:

— На скуле. Ты разве не заметил ничего? Барышня Абызова таким слоем белил его скрыть пыталась…

— Кто посмел?

— Так Бобынин! Иван! Они же подрались перед обедом, Аркадий Наумович руки распустил, Серафима его огнем на сдачу шарахнула. Запах гари в гостиной стоял первостатейный.

Иван Иванович до боли сжал челюсти. Болван! Вместо того чтоб о подробностях саму Серафиму расспросить, объяснениями Натальи удовлетворился. А белила вообще на желание привлечь князя списал. Ревнивый дурак!

Зорин медленно поднялся из-за стола:

— Прогуляюсь я, Гелюшка.

Дверь кабинета распахнулась.

— Катастрофа! — Мамаев в мундире морского ведомства стоял на пороге. — Бобынин убит.

Вызвать себе в помощь надворную советницу Попович было великолепным решением. Я поняла это сразу же, как Геля появилась в доме Бобыниных. Она умела то, чего никогда не удавалось мне, — играть роль с куражом и удовольствием. Она даже к выбору наряда подошла с выдумкой. Лисица! Геля — лисица рыжая, и будь ее шуба тоже рыжей, маскарад стал бы излишне явным. Какую чудесную дурочку она разыграла перед Анатолем! Не вульгарную, но веселую, оставшись в рамках благопристойности, но всячески намекая, что может за эти рамки перейти. Неудивительно, что князь ею очаровался. Задача, которую я успела обрисовать, телефонируя в приказ, была нечеткой. Кошкин примется за мною ухаживать, то есть докучать своим обществом каждый божий день. Мне необходим был буфер между мною и женихом, отвлекающий маневр. В лице Евангелины Романовны я получила дуэнью и наперсницу, партнершу в проказах и блюстительницу приличий.

— Гаврюшу с собой не берешь? — спросила она, прижавшись к плечу, когда мы оказались уже в санях.

— Дом оставила сторожить.

— От того разбойника, что скулу тебе разукрасил?

Я кивнула. А ведь вроде так удачно синяк замазала. У моей фальшивой Маняши такое обилие дамских штучек обнаружилось, что во всем доме побелку можно было подновить. Я находкой воспользовалась бесстыдно, но, как оказалось, не особо удачно.

Поглядывая на сиятельного возницу, я рассказала Геле о драке и о том, каким монстром оказался близкий родственник.

— Кошмар, — решила подруга. — Ты права абсолютно, такие типы без укорота быстро человеческий облик теряют, а законной управы на них не сыщется.

На выезде из квартала к нам присоединилась группа верховых, ротмистр Сухов, молодцевато гарцующий на вороном скакуне, приветствовал нас криками, секретничать дальше не получалось.

В зимних берендийских гуляниях раньше принимать участия мне не доводилось. На коньках, разумеется, каталась, но вдвоем с Маняшей, на самолично залитой ледянке во дворе. Поэтому размах, с которым подошел к делу князь Кошкин, меня немало впечатлил. Адъютант на вытянутых руках поднес мне ларец, а князь самолично помог обуть лежащие в нем «снегурки».

— Весь Мокошь-град обыскал, моя огненная, чтоб на вашу крошечную ножку подошло.

Переобувание получилось излишне интимным, и меня не порадовало. Прикосновения Анатоля не нравились мне и тогда, когда как бы нравился он сам, теперь же и вовсе вызывали отвращение. Я поморщилась, когда его пальцы обхватили мою щиколотку.

— Больно?

— Потерплю.

— Мне бы не хотелось, чтоб вы меня лишь терпели.

Надев привычную маску жеманницы, я проворковала нечто комплиментарное и сообщила Сухову, пытающемуся поднести мне исходящую пряным паром чарку горячего вина, что мы с Евангелиной Романовной хмельного не употребляем по причине молодости и приличного воспитания.

Его сиятельство потребовал чаю барышням и сам руководил установкой огромного десяти ведерного самовара прямо на речном берегу.

— Догадываюсь, что наедине с женихом ты оставаться не желаешь? — Геля смотрела на свои ноги в коньках с сомнением.

— Мои желания вразрез с необходимостью идут. Нам бы приглашение в дом получить, — быстро, сбиваясь и торопясь, сообщила я свои планы.

— Перфектно, — сказала Евангелина. — Единственная твоя проблема, барышня Абызова, что ты спрашивать не приучена, все тихой сапой разузнать пытаешься.

— Да будь я сновидицей…

— А я чародейкой? Отставить причитания! Работаем с тем, что есть. Сейчас мы в это болотце палочкой тыкнем.

И она принялась за работу. Прилипла к ротмистру, хлопотавшему с самоваром, и беседовала с ним, пока я знакомилась с присутствующими на гулянии дамами. Публика угощалась у столов, многие уже успели надеть коньки, оттого покачивались, нетвердо стоя на ногах. Анатоль постоянно был рядом, придерживал под локоть, предлагал закуски и чай. Лицо его на морозе раскраснелось, он будто помолодел, сбросив с десяток лет.

Духовой оркестр, что развлекал нас вальсами с дощатых мостков, установленных неподалеку, вдруг умолк. По расчищенным меж сугробов тропинок на берег высыпал неклюдский ансамбль.

— Благодарю, ваше сиятельство! — воскликнула Попович. — Давайте кататься!

Моим партнером в катаниях, по умолчанию, стал князь, Гелиным, соответственно, адъютант Сухов. Тому можно было лишь посочувствовать. Пара его, не отличаясь ловкостью, демонстрировала преувеличенное желание эту ловкость показать. Мы с князем обогнули каток дважды, ротмистр за это время успел дважды упасть и получить удар лезвием конька партнерши в сгиб ноги.

— Простите! — сокрушалась Евангелина. — Великодушно простите! Серафимочка, подруга моя драгоценная, спасай меня!

Ротмистр похромал прочь, а наша с его сиятельством пара превратилась в трио. Комплименты, коими меня одаривали до сих пор, иссякли, зато завязалась беседа. Геля била не наверняка, будто пристреливаясь. Сначала восхитилась княжьей оранжереей, в коей, как она слышала, произрастают какие-то особенные пальмы, после — коллекцией картин и оружия.

— Ах, какое было бы блаженство увидать все эти чудеса воочию! — закатывала она зеленые глазищи. — Правда, Серафимочка?

Разумеется, его сиятельство пообещал нам это блаженство доставить.

Получив приглашение, интерес к гулянию я полностью утратила. Забавно, но князь, кажется, решил, что причина моего настроения кроется в ревности. В какой-то момент он даже оставил меня на кого-то из своих клевретов, укатив с Попович вдвоем. Я усмехнулась, наблюдая, каких усилий стоит ему удерживать вертикально путающуюся в ногах партнершу.

Еще немного покатавшись, я вернулась на берег к столу:

— Грустите, Серафима Карповна? — развязно спросил адъютант, возникнув рядом.

В который раз меня поразила способность окружающих делать вид, что на Руяне ничего необычного либо скандального не произошло. Будто не пытались учинить надо мною насилие, не вели против воли к алтарю, не претерпевали от огня, не пугались появления Артемидора.

— Павел Андреевич, — протянула я карамельно, — помнится, на Руяне в вашей резиденции новая горничная появилась.

— Простите?

Уж не знаю, чего он ждал, но явно не такой перемены темы.

— Лулу, — твердо продолжила я. — Востроглазая кудрявая барышня не нашего происхождения. Припоминаете?

— Вы знакомы с сей девицей?

— Немного. Ровно настолько, чтоб полюбопытствовать, где она нынче обретается.

— На вилле осталась, на острове, — любезно ответил адъютант. — Простите, Серафима Карповна, мне необходимо кое о чем немедленно распорядиться.

И он отошел. Лжец! Никого они там не оставили, двери-окна досками заколочены, пустота и тишина.

Распоряжения, которые должен был отдать Сухов, касались фейерверка. Он гаркнул команду служивым, и в ночном небе громыхнуло, рассыпались гроздья разноцветных огоньков. Их яркое мельтешение осветило далекие фигурки князя Кошкина и Евангелины, забредших почти на середину реки.

— О чем беседовали? — спросила я чиновницу уже на пути домой.

— О том, как его сиятельство тебя обожает, — ответила та с девчачьей ядовитостью, преувеличенно явной и от того забавной. — Пришлось даже обиду показать эдаким небрежением.

Мы похихикали, а после Геля сказала серьезно: