Это бизнес, детка! (СИ) - Гринь Ульяна Игоревна - Страница 32

— Габриэла, ну я же сказал — не надо приходить сегодня! Да ещё ужин собственный притащила, что твой муж будет есть? А Мигель? Кстати, как там Мигель?

— Да ладно, что у меня, еды мало в холодильнике?! — отмахнулась женщина, заглядывая в духовку. — Похватают, как всегда, бутербродов, йим бы только живот набить, а у тебя желудочек слабенький… А Мигель вон, ждёт в машине внизу. Слава Йисусу, хорошо Мигель. Женился недавно, жену привёл в дом, страшно сказать — француженку, Антуан, ну ты подумай! Но хорошая девочка, тихая, не перечит, убирается, готовить учится, а то ведь ничего не умела, как пришла, даже яйца всмятку сварить… И учится, умненькая, на социального работника, говорит — буду помогать таким семьям, как ваша! И мамой меня называет! В общем, йа довольная.

Она коротко глянула на меня — будто рентгеном насквозь просветила, чуть ли не до самых внутренностей, а потом лукаво улыбнулась Антуану:

— А я-то, дура старая, не подумала, что ты девушку привезёшь с собой, думала, с отцом приедешь, вот и примчалась, чтобы ненароком не прогневить мисьё маркиза! А скажи мне, Антуан, мальчик мой, вы в каких комнатах расположиться надумали, чтобы вас не тревожить, когда завтра прибегу убийраться! Наверху, может быть, там как раз мебель поменяли недавно в гостевой?

— В моей спальне, Габриэла, — усмехнулся Антуан. — Не мельтеши, иди домой, отдыхай!

— Иду йа, иду, не ворчи, бездушный ребёнок, — отмахнулась старая служанка. — Как раз мясо нагрелось, вот и поужийнайте, а я уже пошла.

Она ловко схватилась матерчатыми прихватками за большое, чуть щербатое по краям блюдо, из которого выпирала поджаренная корочка мяса с картошкой, аккуратно выставила его на стол, быстро, молнией, сервировала приборы на двоих, даже край стола протёрла тряпочкой и секунду любовалась на дело рук своих — всё ли в порядке. Я уже не могла сдерживать смех и фыркнула в ладонь, сделав вид, что закашлялась. Антуан схватил Габриэлу под локоть и повёл в коридор:

— Спасибо, ma chérie! Увидимся завтра, передавай привет Мигелю, Хуану, Мари-Лус и Пилар.

Из коридора я услышала сдавленный шёпот Габриэлы:

— Что же, Антуан, как же так, с Николь совсем всё? Что же ты с девушкой, она же ещё маленькая совсем, ей хоть восемнадцать исполнийлось? И худенькайа такайа, в чём душа держится, не понимайю…

— Иди уже, Габриэла! — строго ответил Антуан. — Тебя это не касается!

— Как же не касается? Очень даже касается! Кто о тебе ещё позаботится, как не йа? Не Валери твойя эта, заноза в доске! Йа от заботы всё, мальчик мой, всё от заботы!

— До завтра, Габриэла! — повысил тон Антуан.

Я услышала, как закрылась дверь, и выдохнула. Вот же… Была бы я невестой — сбежала бы от такого обращения. Но я, к счастью, не невеста. Антуан вернулся на кухню, потянул носом:

— Вкусно… Ты голодная?

— Нет.

— Отлично, тогда — в душ!

Схватил меня за руку и потащил по коридору. Я смеялась:

— Да подожди ты, сумасшедший!

— Не хочу ждать! — он остановился и обернулся так резко, что я налетела на него, замерла, глядя снизу-вверх. Ноздри раздулись, оливковые глаза потемнели:

— Не хочу больше ничего ждать, не хочу ничьего мнения, не хочу, чтобы мешали!

Он взял меня, как котёнка, под мышки и понёс в ванную. Сам раздел, поставил за шершавое стекло, сбросил одежду и пришёл ко мне, обнял, словно купленную игрушку прижал к груди…

Видимо, Габриэла спугнула что-то, потому что между ног у него в этот раз ничего не проснулось. Я даже пробовала ласкать рукой — мне и самой хотелось. Нет, не секса, хотя и его тоже. Хотелось увидеть торжествующие искорки в глазах Антуана. Однако ничего не получилось. Мы просто хорошенько вымылись, даже два раза. Потом плотно поужинали картошкой с мясом, правда, ужин вышел молчаливый и мрачноватый. А потом пошли спать.

Антуан сел на кровать и сбросил полотенце:

— Чёрт бы подрал Габриэлу. Явилась, хотя я ей чётко сказал не приходить!

— Она заботится о тебе, — мягко заметила я, натягивая одну из его растянутых маек, которую нашла в шкафу. Антуан глянул неприязненно:

— Забота заботой, но, если велено не приходить — можно потерпеть до завтра.

— Была бы у меня такая Габриэла, я бы на неё молилась, — пробормотала я. А он рассердился:

— Ты забываешься, подруга Наташи!

Вот так одним словом поставил на место. Ты не его девушка, Алёшка, ты нанятая кукла. Молчи и делай ему хорошо. Я почувствовала, как жар заливает лицо, — от обиды и неловкости. Ну куда я лезу? Пусть делает, что хочет и как хочет! Не всё ли равно?

Он похлопал рукой по колену:

— Иди-ка сюда. Тебя надо наказать. Сними это. Кто сказал, что ты будешь спать одетой?

Вот как? Зубки показываем, мсьё маркиз? Я подошла, вздёрнув нос. Я же не его рабыня, в конце концов! Антуан схватил меня за руки и опрокинул лицом вниз так, что я оказалась животом на его коленях. А когда попыталась вырваться — он прижал меня локтями:

— Тихо, тихо!

Задрал майку на голову, погладил попу ладонью. Так нежно, так ласково, что у меня не осталось сомнения в натуре наказания.

— Мы же договорились! — пропыхтела я в его ногу. Маркиз удивлённо отозвался:

— Мы ни о чём не договаривались. Молчи лучше.

Нет, только не это! Вот негодяй! Обманул меня! Мы же говорили про порку… Так нечестно! Я снова дёрнулась, но Антуан держал меня крепко, не давая вырваться. Снова провёл рукой по ягодице:

— Ты забыла, что я главный. Забыла, что я решаю, кто что делает и что говорит. Поэтому заслужила наказание.

Первый шлепок заставил меня взвыть от боли. Второй — от обиды. Черти бы тебя взяли, Антуан де Пасси! А я дура, непроходимая жалостливая дура! Надо было бежать с кольцом сразу же! Нет, размякла, решила остаться…

Третий шлепок заставил меня стиснуть зубы. Раз так, я больше вообще ничего не скажу. Хоть потоп, хоть пожар! Вот увидишь, маркиз недоделанный. И уйду при первой же возможности.

Проснулась я утром от шума пылесоса. Правда, не сразу сообразила, где сплю, но, подняв голову, увидела в окне железный каркас Эйфелевой башни и вспомнила всё.

Комната Антуана была угловой. Широкая двуспальная кровать, телевизор на стене и встроенный шкаф. Минимализм рулит. Дальнее окно было приоткрыто, задёрнуто занавеской, которую то и дело шевелил прохладный ветерок с парка. Я села на кровати, подтянув колени к груди, и зевнула. Спалось на новом месте плохо, а после вчерашней порки попа ещё давала о себе знать. Но за ночь мысли улеглись на место, и мне стало совершенно ясно, что никакие две недели я здесь не останусь. Уеду, как только представится случай изъять бриллиант. К тому же, из Парижа легче улететь в Москву, чем из Ниццы. Максимум два-три дня мне осталось терпеть этого наглого, высокомерного аристократишку.

А пока надо набраться мужества, преисполниться достоинством и молчать. Прикусить язык и выполнять все прихоти Антуана.

Ещё, конечно, было бы хорошо приказать сердцу не биться так сильно при взгляде цепких оливковых глаз, но тут уж ничего не поделаешь. Любовь зла, а я, кажется, влюбилась. Безнадёжно и не к месту.