Золотая жила
(Записки следователя) - Василенко Иван Дмитриевич - Страница 10

Провели все возможные экспертизы.

Эксперты подтвердили: убийство и расчленение трупа сделано топором, который был найден в туалетной школы. Брызги крови на потолке дома Оленко — сходные с группой крови Сергея.

Итак, цепь улик замкнулась…

Похороны останков Сергея Оленко состоялись на второй день. Все шло, как и было запланировано: послали наряд милиции, заранее его подготовили, выставили посты. Но когда Стефа появилась на кладбище, ее встретили враждебно, особенно родственники Сергея.

— Убийца! Убийца! — кричали со всех сторон люди. — Прогоните ее!

Но это не остановило Стефу.

— Дайте проститься, — горько упрашивала она, широко размахивая руками, расталкивая людей. Ее лицо осунулось, постарело. Черная траурная одежда сидела на ней мешковато, и Стефа походила в ней на пугало, выставленное на огороде.

Люди обступили могилу и наглухо заколоченный гроб. Пробравшись сквозь толпу взрослых и детей, Стефа упала на колени, подползла к гробу, обхватив его руками, зарыдала.

— Прости меня, дурочку… я ведь не хотела!..

— Убийца, убийца! Вон, вон отсюда! — гудела толпа.

Гроб опустили в яму. Комья свежей земли полетели в могилу, падали на крышку гроба.

За несколько минут на кладбище вырос новый, свежий холмик.

Толпа расходилась. Ушли и родственники убитого. Остались только Стефа, ее дети и кладбищенская обслуга. Стефа лежала на земле лицом книзу, а возле нее сгрудились дети.

Они сидели долго, пока не зашло солнце и на землю не опустились сумерки. Только после этого, крадучись, задворками, добрались домой, зажгли во времянке свечи и в жуткой, тревожной скорби просидели до утра.

Итак, дело вступило в стадию своего завершения. Встал вопрос об аресте Стефы. Но я все оттягивал это роковое событие.

— Пусть побудет с детьми. Получим ответ о Сергее, тогда и решим.

Материалы проверки о причастности Сергея к убийству матери и отца Стефы поступили в тот же день, к вечеру.

Смага был возмущен:

— И надо же такому случиться! Сергей ни к какому убийству не причастен.

— Кто же подкинул Стефе это письмо?

— Сестра первой жены Сергея — Каптух Светлана.

Теперь дело приняло совершенно иной оборот. В смерти Сергея была повинна и Каптух, подстрекнувшая Стефу к убийству.

Поведение Стефы действительно было странным и загадочным.

В связи с этим нами была назначена судебно-психиатрическая экспертиза. Стефа была признана вменяемой и должна была нести уголовную ответственность. Дело пора было заканчивать. Детей мы определили в детский дом, а Стефу арестовали.

Она тем временам пришла в себя и уже не возмущалась, сознавая, что за убийство мужа нужно отвечать.

Допрашивали ее несколько дней подряд, выясняя все: ее жизнь, обстоятельства убийства, причины, побудившие стать на путь преступления.

— За что же вы убили Сергея? — спросили ее.

— Это произошло случайно, — стала рассказывать Стефа. — Жили мы хорошо, хотя нам нелегко пришлось. Оба работали, строили дом, воспитывали детей. Однажды меня вызвали на почту и вручили заказное письмо от Каптух, сестры первой жены Сергея. Идя домой, я распечатала его и ахнула. В нем писалось такое… Мне стало страшно… Письмо от Сергея скрыла. Вы нашли одно, а другое я спрятала на чердаке.

— Где именно? — перебил я ее.

— Я засунула его под шифер. Могу показать, — вздохнула Стефа и продолжила: — Лягу в постель, а мать и отец у меня перед глазами. Я запомнила их на всю жизнь — искалеченные, изувеченные… От этого я вскакивала ночью. Были минуты, когда хотела убить Сергея, заранее брала топор и ложила его под подушку. Но все же трое детей… Матери и отца не вернешь. И я почти было смирилась. Но вдруг явился Занулин, мужчина из нашего села. Дал мне новое письмо. И я выдержать уже не смогла, не было больше сил терпеть и страдать. Первого сентября уложила детей раньше, легла и сама. Сергей работал у соседа. Устанавливал двери. А у меня мысли в голове — словно муравьи в муравейнике. Встала, взяла топор, положила под подушку, помолилась. В полночь пришел Сергей. Нашел еду. А у меня тело одеревенело, то жарко мне, то холодно. Хотела отнести топор обратно в сарай и не брать грех на душу. Встать не могу, ноги и руки занемели. А дальше помню, как в тумане… Остальное вам уже известно. Это я подбросила шарф и кепку Сергея… Подобрала на улице окурки. Хочу одного — проститься с детьми. — Она заплакала. — Знаю, получу большой срок. Дети повзрослеют и разлетятся в разные стороны. Меня забудут. Обещаете?

Я пообещал.

Следствие по делу закончено. Стефе предъявили обвинение. Читала она все подряд внимательно и плакала, нервно покусывая губы.

Когда дошла до материалов о Сергее и окончательно убедилась, что он не повинен в смерти ее матери и отца, вскочила, заметалась по камере, заголосила.

— Боже мой! Что же я натворила! Сдуру. Мужа убила, а детей осиротила!..

Как я и обещал, на следующий день мы повезли Стефу в детский дом, куда определили ее детей. Там был как раз тихий час. И нам пришлось ожидать, пока проснутся дети. Стефа нервничала, не находила себе места, кусала руки. Лицо у нее было бледное, губы дрожали. Сделает несколько шагов, остановится и смотрит в одну точку потухшими глазами.

И вот дверь открылась, и на пороге показалась няня, пожилая женщина. На руках она держала Иванка. Он уже проснулся, тер кулачками глаза и потягивался. Увидев его, Стефа кинулась к нему, хотела обнять. Иванко широко открыл глазки и стал отмахиваться. Стефа опять к нему, а он от нее.

— Сыночек! Иванко! Это я, твоя мама! Не узнал? Ну глянь же… я так соскучилась!

Иванко, вскинув голову, посмотрел на нее серыми, жалобными глазками, будто вспоминая, где он ее видел, а затем заплакал и отвернулся. Стефа снова приблизилась к нему:

— Сыночек, Иванко! Я твоя мама! Забыл? Я… я… я… — застонала и облилась слезами.

Заплакал и Иванко, но так и не подпустил к себе мать…

На одном никопольском комбинате ревизией была выявлена крупная недостача гипса, мраморной крошки, цемента и других материалов. Причину столь большой недостачи установить не удалось. По материалам ревизии прокурор района Гречаный возбудил дело. Дважды оно закрывалось. Поступали жалобы, следствие возобновлялось… и вновь прекращалось.

Наконец это почти что безнадежное дело попало в мои руки, к четвертому по счету следователю.

Материалы дела я изучал долго: тщательно и внимательно читал показания свидетелей, анализировал документы, разрабатывал новые версии. Действительно, дело было запутанным, сложным, но интересным. В самом деле, куда же девались дефицитные строительные материалы? Ответа на этот вопрос я так и не нашел в материалах дела. Следствие велось без всякой системы, поверхностно и, по существу, было заведено в тупик. Подозреваемых значилось много: один был дважды судим, другой — замешан в валютных операциях, третий — спекулянт и отъявленный вор, иные просто тунеядцы, шабашники и т. п. Следователи добивались от них признания в хищении материалов, и в этом заключалась основная их ошибка. Сбором новых доказательств никто из следователей по-настоящему не занимался. Нужно было все начинать сначала.

На комбинате строительные материалы расходовались безучетно. Со склада их брали все, кто хотел, без документального оформления. Преступная халатность многих ответственных лиц была налицо. Бесхозяйственность чувствовалась повсюду. Везде валялись куски металла, перемешанного с землей и щебнем. Из арматуры и труб сделан забор высотой в два метра, который опоясывал огромную территорию предприятия.

В экспериментальной мастерской, где отливались из гипса детали, вовсю кипела работа. Работали три человека. Один из них размешивал гипс, другой черпал его ковшом и заливал в пресс-формы, третий стоял рядом, уткнувшись в чертежи. Они так увлеклись работой, что не заметили моего прихода. Я поздоровался, мне ответил за всех тот, что держал чертежи. Высокий, стройный шатен, с продолговатым лицом и грустными серыми глазами.