Психология проклятий (СИ) - Либрем Альма - Страница 15

Котэсса отрицательно покачала головой. Между глупыми язвительными выражениями Сагрона и посягательствами со стороны отца Элеанор она выбирала всё-таки первое. По крайней мере, для этого не приходилось разбивать никому сердце, семью и жизнь, а ещё — под прикрытием проклятия можно было и улизнуть.

Супруг Хелены Ольи, конечно, был не самым примерным мужчиной на свете, и почему госпожа профессор, при её-то статусе, доселе терпела своего мужа, никто не знал. Но — терпела, да, и никто не собирался вмешиваться в слаженный строй их семьи, разве что по незнанию.

— В общем, — продолжила Элеанор, — увидишь, Сагрон от тебя не отступится. Я не советую быть с ним ласковой и милостивой, это да, но, пожалуйста, не делай ничего себе в ущерб.

— Я и не собиралась, — хмуро ответила Котэсса.

— Сколько ночей ты уже провела на улице?

Девушка промолчала. Элеанор обладала пресловутым напором своей матушки, умела убеждать — а самое главное, наводила ряд замечательнейших аргументов.

— И вообще, у тебя же повышенная, — возмутилась она, когда наконец-то библиотекарь приняла и её книги, ласково покивав проректорской дочери. — Почему торчишь на улице и ждёшь общежития? Ты не напоминаешь мне девушку, что так легко и просто рассталась бы со всеми своими деньгами ради ненужного платья или каких-то гулянок!

— Родителям отправила, — Котэсса надеялась, что в её голосе не было ни единой нотки горечи, но, судя по тому, как нахмурилась Элеанор, трудно не понять, что происходило в её семье. — Они болеют…

— Ленью? — девушка скрестила руки на груди и сердито посмотрела на свою собеседницу. — Котэсса! Ты живёшь здесь, в столице, не требуешь от них ни гроша. Им должно быть стыдно просить у тебя хотя бы копейку. Сколько твоим родителям лет? Пожилые, бедные люди? Да ты выгрызаешь эти деньги, как можешь, страдаешь тут, колдуешь, сколько станет сил, а теперь носишься без крыши над головой. Я тебя прошу — поиздевайся хотя бы над Сагроном, вот уж кто-кто, а он этого точно заслужил, но не живи под открытым небом всё лето. Заболела уже, а потом затянет — умрёшь!

Арко не стала возражать. Она прекрасно знала, что затянувшийся насморк и кашель может перейти в воспаление, а там уже либо к очень высокооплачиваемым специалистам-целителям, либо как дадут Небеса, а дают они мало, плохо и очень-очень редко. Да, разумеется, Элеанор говорила правду, но не востребовать же обратно денежный перевод, тем более, родители и так обидятся, что она не приехала и не будет помогать им по хозяйству.

— Мне уже пора, — вздохнула она.

— Обещай, что ты не отступишься от Сагрона. И что не будешь больше спать на лавке! — сердито воскликнула Элеанор. — Если не предложит — ну, приходи ко мне, что-то да придумаем. Послушай, это ты ему нужна, это из-за него, я уверена, за тебя схватилась Ойтко…

— Хорошо-хорошо, — сдалась Котэсса. — Если что-то предложит — я не буду отказываться. Но если нет…

Элеанор не стала больше возражать, справедливо полагая, что это будет совершенно бессмысленно. Она только спокойно кивнула, улыбнулась девушке и повернулась к библиотекарю с очередным заказом книг. Та закатила глаза, совершенно незаметно, но от проректорской дочери не укрылось ничего — и Котэсса поспешила умчаться прочь прежде, чем разразится очередной скандал относительно лени сотрудниц этого прелестного храма знаний, которым никто практически не пользовался.

…Сагрон, вопреки всему, оставался на месте и писал всё так же упорно, как и прежде, словно действительно полагая, будто бы будет окончательно прощён и допущен к сокровенному, если поможет ей избавиться от Литории. По правде говоря, в этом Котэсса очень сомневалась. Госпожа Бойцовский Пудель — даже старосты не гнушались использовать это идеально подходившее Ойтко прозвище, — уже ухватилась мёртвой хваткой в неожиданных помощников. Но, возможно, так он отвлекался от мыслей о проклятии?

Котэсса предпочитала об этом не думать. В конце концов, не следовало воспылать к нему невообразимой жалостью, а после пожинать плоды собственной неосторожности.

Но теперь выглядел Дэрри куда более злым, чем обычно. Глаза его пылали, казалось, зверским пламенем — словно мужчина только что увидел что-то, что поразило его до глубины души, — а рука то и дело тянулась куда-то к губам. Визуально никаких проблем Арко не обнаружила, но подозревала, что кто-то из студенток, возможно, слишком настойчиво пытался избавиться от двойки. Вряд ли Сагрон был за, но оттолкнуть от себя прыткую девицу вовремя не всегда возможно — застали врасплох? Или он был слишком высокого мнения о собственном сопротивлении проклятию, потому и сглупил, а когда всё уже случилось, исправить ничего не смог, по крайней мере, без участия Котэссы.

Она закашлялась — совершенно непроизвольно, честно. Перед глазами, казалось, двоилось, иначе откуда в кабинете могло появиться в раза полтора больше бумаг, чем было до этого?

Мужчина поднял голову и как-то удивлённо посмотрел, будто бы не понимал, зачем она и вовсе пришла, а после хмыкнул себе под нос и вновь принялся за писанину. Котэссу удивляло уже то, что он до сих пор не бросил это дело, но спрашивать ничего она не стала. По крайней мере, пока что ему ничего от неё не нужно.

В молчании они просидели больше получаса. Не выдержал первым Сагрон — вновь подозрительно покосился на сумку и прямо спросил:

— Где ты ночуешь?

Котэсса промолчала. Она вспомнила слова Элеанор — не отказываться, если он вдруг пожелает помочь, — и явственно осознала, что согласиться ни при каких условиях не сможет. В конце концов, пусть она и знала, что против её воли хотя бы ради проклятия Сагрон её не тронет, всё это — подозрительно, просить у постороннего мужчины помощи…

— Где надо, — наконец-то огрызнулась она. — Я ж не спрашиваю, кто вам дарит очередную порцию ожогов от проклятия!

Сагрон невольно потянулся к губам, но тут же опустил руку. Он не краснел, лишь раздражённо тряхнул головой, и светлые волосы упали на плечи.

— И не надо, — сухо промолвил он. — Я поговорю с Ойтко, и она найдёт себе кого-нибудь другого в качестве жертвы.

Котэсса деланно равнодушно пожала плечами, пытаясь продемонстрировать, что ей на самом деле всё равно. Это, конечно же, было далеко не так, но выдавать себя отнюдь не хотелось.

— Это не поможет, — наконец-то проронила Котэсса. — Вы ведь знаете доцента Литорию, она полагает, что мы служим святому делу…

Девушка наконец-то поставила точку в самом последнем деле той группы, которой занималась сейчас, и с облегчением вздохнула. Хотя она знала, что гора бумаг никогда не переведётся, от одной мысли о том, что только что всё закончилось, стало как-то значительно легче.

Она встала, чтобы перенести эту стопку туда, откуда Ойтко заберёт — чтобы не подсунули вновь в то, что надо будет переделывать, — и пошатнулась. Бумаги едва ли не разлетелись в стороны, но девушка вовремя пробормотала себе под нос нужное заклинание, и они так и застыли в воздухе, а после поспешно собрались в кучку у неё на вытянутых руках.

Но от заклинания стало как-то уж совсем не по себе. Перед глазами расплывались разноцветные круги, и Котэсса почувствовала, как почва уходит из-под ног.

Сагрон едва успел подхватить её — бумаги вновь упали, вновь взметнулись в воздух, но на сей раз уже улеглись стопкой, ровной и, наверное, выстроенной в правильной очерёдности, на столе с готовыми документами. Но Котэсса уже вряд ли что-то ясно видела перед собой, ей казалось, что от каждого следующего движения или заклинания весь мир превратится и вовсе в сплошное пятно. Может, это была и правда — яркие вспышки света, полыхавшие прямо у неё перед носом, смазывались.

Руки у Сагрона были тёплыми-тёплыми. Девушка что-то смущённо пробормотала сквозь накатившую на неё полудрёму и притихла, уткнувшись носом ему в плечо, не соображая даже толком, рядом с кем она нынче стояла. Наверное, сказывалась болезнь — когда ладонь Дэрри коснулась её лба, она только содрогнулась и зажмурилась, будто бы от боли, но и не попыталась отпрянуть, вероятно, по той простой причине, что сделать этого не могла.