Не пара (СИ) - Зика Натаэль - Страница 67

— Ты знаешь, где я нахожусь? — еле сдерживаясь от волнения, спросила Ася.

— Да. Работаешь гувернанткой у Одоровских.

— То есть, когда ты на прошлой неделе приезжал к ним, то знал, что я тоже нахожусь в доме?

— Да, но приезжал я не из-за тебя, мне надо было серьезно поговорить с матерью, она там наворотила… всякого. Я очень старался не испугать тебя.

— Ты знал! Знал и… и специально все подстроил!! — Ася даже заикаться стала от возмущения. — А я почти поверила, а ты, ты!

— Стоп! Что я подстроил? Ася, пожалуйста, не накручивай, мы и так закрутились дальше некуда уже, просто озвучь, что я еще сделал?

— Ты знал, что я в доме и специально подстроил разговор со своей матерью, что бы я его услышала! — Ася всхлипнула, судорожно сжимая трубку.

— Ты слышала мой разговор с моей матерью? Но как, я же плотно закрыл дверь! — потрясенно спросил Влад. — Этого не может быть…

— Сидела под окном в шезлонге, там сестры играли как раз, — мрачно ответила женщина.

— Под окном… Черт!

— Ты не знал??

— Нет, мне не до выглядываний в окно было, раз ты слышала разговор, то понимаешь, почему. И, прости, я не хотел, чтобы ты это слышала.

Ася молчала, не зная, что сказать дальше.

— Ася, я оставил Кате телефон со своим номером, деньги на счет будут пополняться автоматически, как только сумма станет меньше ста рублей. Пожалуйста, не запрещай ей звонить мне, если она этого захочет! Я… Я не смогу совсем с ней не разговаривать, мне и не видеть-то будет мукой. Не лишай меня хотя бы такого общения.

Я виноват перед тобой, но Катя не должна за это расплачиваться. У меня скоро самолет, я возвращаюсь в Москву и обещаю, что не буду тревожить.

— Ты повторяешься, — тихо проговорила Ася.

— Да, возможно. Я волнуюсь, мысли прыгают. Я бы очень хотел, чтобы ты меня простила и поверила мне, но понимаю, что не принес тебе ничего, кроме горя и разочарования и никакие мои слова и уверения, что я все осознал и сам ужаснулся, тут не помогут. Поэтому я решил, что должен отпустить тебя, отойти в сторону, не хочу, чтобы ты опять убегала и жила, вздрагивая и оглядываясь. Если ты захочешь — все, что в моих силах сделаю и во всем помогу, только скажи. Я очень жалею, что все испортил и так обидел тебя. Если сможешь — прости. И спасибо тебе за Катюшу! Я хочу, чтобы ты знала — ты и Катя — самое дорогое, что есть у меня в жизни. К сожалению, я это поздно понял. Ладно, объявили посадку на мой рейс, если что-то понадобится или… ну, вдруг — звони в любое время. Пока…

— ту-ту-ту…

Вот и все, да? Она ведь этого хотела — чтобы Морозов оставил их в покое? Она добилась своего — он отступил.

Ах, сердце, глупое, отчего же ты не радуешься?

Три месяца спустя.

Ноябрь недаром называют самым грустным и темным месяцем года. Дни уже совсем короткие, снега еще нет, небо низкое, печальное, серое, нудный дождик, голые деревья и земля в останках мокрой грязной листвы. Сыро, промозгло, неприглядно. Прохожие, выныривая из теплого нутра метро, ёжатся, поднимают воротники, ссутуливаются и спешат скорее укрыться в транспорте или каком-либо здании.

Ася уже второй месяц работала секретарем-переводчиком с итальянского языка в большой московской компании. Работа немного нервная и ответственная, но она хорошо справлялась, хотя, поначалу были небольшие сложности. Но отличная зарплата и доброжелательное отношение коллектива помогли продержаться первую, самую сложную неделю, а там все наладилось, устаканилось и пошло по накатанной.

Денег с продажи энской квартиры хватило на переезд и первоначальный взнос за ипотеку и теперь Рядновы жили в собственном московском двухкомнатном счастье. Конечно, за жилье еще платить и платить, но все равно это был уже их дом, и Мария Алексеевна без устали наводила чистоту и уют, полностью освободив дочь от домашней работы.

Деньги, которые передал Влад с дохода от кофейни, Ася решила не трогать. Вот вырастет Катя и пусть сама решает, на что их потратить, Ася работает, у мамы пенсия, на жизнь им хватит.

После того звонка, она долго была сама не своя, противоречивые чувства и желания раздирали ее и женщина металась, не зная, как поступить. То ей хотелось набрать номер и высказать ему всю боль и горечь, которые накопились и жгли душу и сердце, но через некоторое время хотелось уже другого — чтобы пришел, обнял, поцеловал и сказал, что любит и никуда не отпустит…

Катя по нескольку раз за день вспоминала папу, рассказывала какой он замечательный, и как здорово было ей с ним в лагере. Анастасия ушам своим не верила — Влад все это проделывал? Оказывается, он может быть не только циничным и властно-отстраненным, но и вот таким, как рассказывает разрумянившаяся от приятных воспоминаний дочь? Но ведь она своими глазами видела, как он играл с девочками Одоровских, как заразительно смеялся и насколько сам увлекся игрой, в то же время, поддаваясь в нужных моментах, чтобы сестры чувствовали себя победительницами.

Катя созванивалась с отцом каждый день, и он всегда находил время ответить и поговорить. Ася жадно прислушивалась к болтовне дочери и остро тосковала, что не может присоединиться. Вернее, она знала, что может, но… не могла.

Что интересно, она постоянно ощущала незримое присутствие Морозова, он, как будто, чувствовал, что она нуждается в нем и возникал из ниоткуда в самый нужный момент.

Так, продажа энской квартиры прошла в рекордно короткие сроки, а цену они получили намного больше, чем рассчитывали. Ася подозревала, что не обошлось без Влада, но доказать ничего не могла бы, да и не стала.

Когда она обратилась в агентство в Москве насчет приобретения жилья в ипотеку, ее встретили несколько прохладно, но буквально через два дня перезвонили и предложили отличный вариант, а разговаривали так, будто она любимая родственница президента страны.

Квартира ей понравилась, со свежим ремонтом, небольшая, но хорошей планировки, район замечательный, школа в соседнем дворе, поликлиника напротив, зелено, магазины и детские площадки, метро в десяти минутах пешком. Документы оформили мгновенно, и Ася не успела опомниться, как они переехали. Грузчики попались тоже на редкость вежливые и расторопные — сказка, да и только!

Нет, все это было неспроста, но она так устала от неурядиц и маскировок последних месяцев, что махнула рукой — пусть везет, пока везется.

Первого сентября в проводить Катю в первый класс пришел Влад, предварительно позвонив Асе и узнав, не будет ли она против. Как можно быть против, если дочь дни напролет только о папе и говорит? Конечно, самой Асе тоже хотелось увидеть его, но свое желание она затолкала поглубже, нацепила уверенность и неприступность и они отправились в школу. Влад в строгом костюме, с букетом хризантем выглядел настолько неотразимым, что Анастасия с трудом отвела взгляд и еле-еле сосредоточилась на происходящем.

Он был вежлив, до зубовного скрежета вежлив, ни в чем не нарушив свое обещание и пальцем не прикоснуться, если она сама этого не захочет. А она хотела! Но терялась и не знала, как ему дать это понять.

Нет, так же не бывает, нет? Вот он доставал ее несколько месяцев, не отпускал, пытался руководить каждым шагом, склонял к сожительству и ясно дал понять, что добьется своего, во что бы то ни стало. А теперь? Он помогает ей, оставаясь «за кадром», помогает, она же не дура и метаморфозы с агентствами, грузчиками, директором школы, куда она записала Катю и еще много подобных более мелких эпизодов наводили на мысль, что не сами по себе все ее вдруг заценили и прониклись и поэтому бросились помогать, причем, строго бесплатно. То есть, Влад рядом, присматривает, но на глаза не лезет. Выжидает, когда она сломается и сама к нему прибежит? Блин, ведь дождется!

Влад не шел у нее из головы, даже мама заметила.

— Настюша, ну, что ты себя мучаешь?

— Я не мучаю, с чего ты взяла? — возразила дочь.