Ритуал для призыва профессора (СИ) - Лунёва Мария - Страница 52

— Да, — я не узнавала своего голоса, он стал глухим и хриплым. — Нам лучше остановиться.

Я села ровнее и испытала чувство благодарности. Мы слишком мало знакомы, чтобы вот так резко перейти в горизонтальные отношения.

— Я хочу, чтобы было все правильно, — выдохнул он, прижимая мое лицо к своей груди. — Чтобы было свидание, подарки, совместные ужины. Я не знаю, что там еще бывает. Но хочу, чтобы ты видела, насколько я серьезен. Вот, я его для тебя купил, мне сказали, что это хороший подарок.

Хаул залез в карман сюртука и вытащил странную вещь.

— Что это? — заинтересовано спросила я.

— "Императорская слеза пустыни". Она цветет раз в двадцать лет. Ее цветы используют во время восхождения на престол нового правителя. Ну, или дарят очень близким и любимым людям. Следующие двадцать лет цветок будет медленно распускаться, и испускать тонкий аромат.

В мои руки перекочевал стеклянный шар размером с небольшой мандарин, внутри которого оказался маленький круглый кактус. Но он действительно цвел. Между колючек с одной стороны распускался нежный бледно розовый бутон похожий на розу.

— Красивый какой, — я не смогла сдержать эмоции.

— Тебе, правда, нравится? — в голосе жнеца звучала неуверенность.

— Очень, — потянувшись, я поцеловала мужчину.

Хаул расслабился, на его губах появилась милая робкая мальчишеская улыбка.

Так мы просидели до вечера. Мой храмовник оказался очень образованным молодым человеком. Я узнала от него куда больше, чем из сухих строк учебника. При этом он еще и ссылался на личный опыт: сам того не замечая, рассказывал о магических боях, вторжениях, подавлении бунта. О том, как однажды ослушался приказа военного генерала и порталом увел семьи противников, захваченные в плен. При этом лицо мужчины не выражало никаких эмоций. Маска храмовника держалась на нем плотно.

Но тут же, чтобы не пугать меня, жнец добавлял, что конфликты в его мире временно улажены и еще долго не стоит ждать войны.

Проводив Хаула, я вновь засела за учебник истории. Читала, не пропуская ни единой главы, пока не поняла, что глаза мои сливаются. Чиркнув "зажигалкой", осветила комнату.

Дрюня возился со стиркой, ворча на драконьем на элементаля. Поддавшись любопытству, я заглянула в ванную комнату.

В наполненной на треть деревянной лохани обнаружились замоченные мои вещи. А вот стирал их вовсе не мой дракончик, а элементаль. Бедняга со скорбным видом, в буквальном смысле, водяными ручками шоркал мои джинсы.

— Твоя обязанность, — ворчал Дрюня и отжимал мои носки.

Я себя в этот момент таким эксплуататором почувствовала. Но говорить ничего не стала. Хотят стирать, так не буду мешать. Спугну, а потом и помощи не дождешься.

Налив себе чашечку чая, я открыла окно и выглянула наружу. Солнце уже склонилось к горизонту. Из ближайших зарослей доносились веселые визги обезьянок. В небо вспорхнула стайка пестрых птичек. Глубоко вдохнув, я приложила голову к деревянной раме.

Наверное, красивее места и нарочно не придумаешь.

Над лесом пронесся груженый коробками оранжевый дракон, размером с доброго коня. Фраза из старого бородатого анекдота про то, что хорошо, что коровы не летают, тут в Эргании приобретала интересный смысл.

В голову лезли всякие глупости. Я пыталась вспомнить хоть один закат родного мира и ничего. Не смотрела я раньше на небо, а сейчас взгляд оторвать не могла.

Из ванной донесся всплеск и ворчание Дрюни. Эта возня вызвала лишь улыбку. Свою морковку с картошкой дрик отрабатывал по полной. Уж кого-кого, а его дармоедом не назовешь. Повезло мне с ним.

А вот Марика так со списком и не вернулась. Куда она запропастилась?! Неужто профессор Шау все-таки воспользовался моментом.

Отвернувшись от окна, снова вернулась за рабочее место. Убрав книгу в сторону, с тоской взглянула на свои лекции. Так много от руки я не писала наверно со студенческих лет. Страшно подумать, что я буду делать, когда у меня закончатся все шариковые ручки. Оставалась слабая надежда, что я смогу заправить стержни местными чернилами. В противном случае придется осваивать гусиное перо.

Темнело стремительно.

Широко зевнув, я решила лечь пораньше. Забравшись под одеяло, укуталась и прикрыла глаза. Проваливаясь с густой и вязкий сон, почувствовала легкий поцелуй в уголке глаза.

— Спокойной ночи, душа моя, — прозвучало тихо, но, не узнать этот ставший уже родным голос, я не могла.

Дороги. Тысячи дорог вокруг. Они переплетались между собой, создавая вычурной, но пугающий лабиринт. Во мраке слышались крики и стоны, словно обитатели межмирья проклинали эту бездну, неспособные выбраться, разорвать пространство. Я снова парила в воздухе и наблюдала, как подо мной извивается лентой очередная дорога с пыльными обочинами. На ней сидели две уже знакомые женщины и чертили палками руны, создавая круг призыва.

— Не выйдет, — шептала одна.

— Нужно пытаться, мы ничего не теряем, — вздохнула вторая.

Круг вспыхнул, появился портал, но вел он всего лишь на соседнюю дорогу.

— Это бесполезно, — вскрикнула в эмоциях женщина.

— У меня там осталась дочь и муж. Я буду пытаться вернуться к ним, пока жива. И тебе не дам скиснуть.

Мир завертелся, выдергивая меня из этого странного сна.

Утро выдалось безрадостным. На небе собирались тучки. Наверное, лето заканчивается. Не мешало бы мне узнать, какой сейчас месяц, и какой тут, вообще, климат. А то, может, мне пора гардероб обновлять.

В комнату тихо постучались.

— Марика, если это ты, то входи? — без задней мысли выкрикнула я.

Дверь была открыта. Дрюня ушел себя выгуливать и еще не вернулся. Я видела из окна его торчащий хвостик из кустов и была спокойна. Крыло моего малыша так и не восстановилось. Летать он не мог. Это расстраивало скорее меня, чем его. Дрюня мой не унывал и прекрасно передвигался на ногах.

Дверь скрипнула и на пороге появилась моя подружка.

— И как? Сварила борщ с пельменями? — сходу поинтересовалась я.

Она покраснела и кивнула.

— Ну, а рассказывать, кто будет? — во мне проснулось любопытство.

— Он меня поцеловал! — выдохнула рыженькая.

Подбежав к печи, она налила себе кружку чая и села рядом.

— Иии? — подтолкнула я ее.

Марика выдохнула и просияла.

— Я пришла к нему и передала твою просьбу. Мне так неудобно было, жуть. А у него посуда не вымытая, казан пустой, вещи по углам, — Марика покачала сокрушено головой.

— Одним словом — холостяк, — подытожила я.

— Да! И тут, ну, набралась я храбрости и предложила, как ты учила, кушать приготовить: про эти пельмени ему и брякнула. А он возьми и согласись. Ох, Ирина, я же знать не знаю, что это за блюдо такое. В общем, стушила в казанке все, что в шкафу у него нашла. Там шаром покати.

— А он что делал? — я даже придвинула ближе, страсть как хотелось знать подробности.

— Так список, молча, писал и на меня все поглядывал. Ой, мне так неудобно было: дважды эту мешанину посолила. Испортила все. Так расстроилась, думала, прямо там от унижения расплачусь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— А он? — мое любопытство требовало завершения истории.

— А он подошел, попробовал и говорит: подсластить бы. А потом, Ирина, — девушка прижала руки к своим щекам, — поцеловал. По-настоящему! Я еще никогда не целовалась. Да, я же солдатская дочка. Папка от меня женихов метлой гонял. А Нарт, он…

— Оу, он уже не профессор Шау, а Нарт, — я расцвела в улыбке.

Молодец мужик, быстро он. Церемониться не стал.

— Ирина, он так меня целовал, я думала к его ногам лужицей стеку.

— А дальше то что? — не вытерпела я. — Что сказал после поцелуя?

— Ничего не сказал, взял казанок с пересолом и пошел есть, — Марика как-то сдулась. — Ой, Ирина, он пока ел, у меня столько мыслей в голове было. Анка эта вспомнилась. Подумала, может, он решил, что я как она — только свистни и подол задиру. Вспомнила, как ты храмовников за меня отчитывала. Накрутила себя так, что вот прямо все ему и высказала: что не гулящая, что права не имеет так со мной себя вести, что у меня чувства к нему. В общем, выговорилась!