Шахта Шепчущих Глубин, Том I (СИ) - Астахов Евгений Евгеньевич - Страница 34

— Порядке, — попробовал продолжить я.

— И снова позволь мне перебить тебя. Как уверен, знаешь ты, мой начитанный собеседник, «Что порядок для паука, то хаос для мухи», — протяжно изрёк Шаэрг и вроде бы надменно улыбнулся, если можно принять изменение огромной острозубой щели за улыбку. — Возможно, моя оценка твоих умственных способностей была преждевременна, — разочарованно протянул монстр.

— Хорошо, но не мне напоминать тебе слова почтенного эльфийского философа Кант…иэля, — я поморщился — «Долг — это необходимость поступка из уважения к нравственному закону. Именно долг позволяет индивиду быть нравственным».

Шаэрг заинтересованно замер.

— Что же это за нравственный закон? — перенял я словоохотливую манеру речи веревочника. — Поступай так, чтобы ты всегда относился к другим, как к цели и никогда — только как к средству.

— Не слышал я про сего мудреца. Как зовут его? Повтори, будь добор, — громыхнул веревочник.

— Кантиэль, — я посмотрел на него самым честным взглядом. — Широко известен в узких кругах.

— Есть ещё новые, доселе неисследованные вершины мысли, — обрадованно пробасил Шаэрг и замахал щупальцами. — Однако, что если других, о которых ты говоришь, не существует, что, если лишь я реален, а остальные — плоды моей фантазии? Фантомы. Вымысел. Зачем считаться с желаниями призраков, которые развеются, когда моя жизнь оборвётся?

— Шаэрг, я говорю это со всем возможным уважением, но солипсизм — это прибежище ребёнка и исключительного нарцисса. Но, даже если отвечать по сути твоего аргумента, нравственный императив Кантиэля не зависит от эмпирического факта существования или не существования других существ. Ведь он априорен и абсолютно не основывается на опыте — твоём или иного Разумного. Просто есть вещи важнее нас с тобой, тем более таких призрачных вещей, как польза.

— Ты прав, ты прав, — покачал щупальцами веревочник. — Мне, как существу мыслящему и рассудительному, безусловно стоит принимать эту реальность, как объективную, пока не доказано обратное.

— Кроме того, — продолжил я, — довелось мне читать и античный трактат, который гласил, что путь к чему-либо важнее самой цели. Всегда существует несколько способов достигнуть результата, и лучше познать горечь поражения, чем победить неправедным способом. В конец мы все умрём, в этом упомянутый тобой Неергоф прав, но как мы жили будет иметь бо́льший вес для любого божества, а не то, чего мы достигли.

— Неудачный довод, вынужден заметить, — парировал веревочник, — я легко могу возразить тебе, смышлёный дроу, что каждое божество играет по своим правилам и оценивает любого из нас по-разному. Ежели собирался ты обратиться к Argumentum ad verecundiam, учти, что Малаак поощряет поклонение и послушание ему во всех делах, Аларис — оказание помощи другим, Эстрикс — личную силу, Братиген — ратные подвиги и отвагу. Как видишь, их идеалы будут разниться.

— Безусловно, Шаэрг, но этим ты, не осознавая, сам приводишь доводы в поддержку моей позиции. Релятивизм в теологической обёртке не поможет тебе. Все названные божества олицетворяют один из нескольких идеалов и потому, именно тот, кто ближе всех приблизится к этому идеалу, заслужит их благосклонность, а не тот, кто достигнет благоприятного результата наперекор их идеалам. Проще говоря, вряд ли Малаак оценит того, кто убьёт десяток светлых жрецов, наплевав на прямые его приказы и точно также, сомневаюсь, что Братиген благосклонно взглянет на того, кто захватит вражескую крепость подкупом, интригами и обманом.

Гигант умолк и обхватил себя щупальцами. Несколько раз порывался что-то сказать, но останавливался, не закончив ни одного слова.

— Поразительно! Оставляю победу за тобой, уважаемый дроу, впервые за несколько веков кто-то смог меня одолеть на поприще интеллектуальной полемики. Это было весьма познавательно. Как зовут тебя?

— Гвинден.

Ваше убеждение повысилось до 28 (+8)

Я обрадовался тому, что дело удалось решить мирно.

— Только, видишь ли, Гвинден, есть ещё один аспект, о котором тебе, не сомневаюсь, известно, — внезапно молвил Шаэрг.

Под ложечкой засосало от нехорошего предчувствия. Я начал медленно отступать назад.

— Слышал ты должно быть «Притчу о ракшасе и пегасе»? Как-то раз безымянный ракшас двигался по горному перевалу в поисках Разумных, коих он мог бы склонять к чернейшим грехам. Путь ему преградил широкий провал, вызванный оползнем, настолько широкий, что ни перепрыгнуть, ни обойти. Ракшас уже было собрался возвращаться назад, когда увидел пролетавшего пегаса.

— Помоги мне, доблестный пегас, — закричал ракшас, протягивая к нему руки.

— Зачем мне помогать тебе, отродье Бездны? Ты несёшь лишь смерть. Стоит мне подлететь к тебе поближе, ты непременно убьёшь меня! — фыркнул пегас.

— В этом нет никакого смысла, милосердный пегас, если я убью тебя, никогда не смогу перебраться через расщелину. Тем более, если я нападу на тебя в полёте, то непременно умру и сам.

Разумными показались крылатому зверю слова демона, а его сострадательная натура не могла бросить путника в беде, даже такого чёрного, как ракшас.

Ракшас забрался на спину крылатому пегасу, и они двинулись в путь. Когда же пегас пролетал над самой высокой частью провала, ракшас не выдержал и обратился в свою истинную демоническую форму. Сделалась его голова тигриной с ужасными красными глазами, что источали ненависть ко всему живому. Вцепился ракшас острыми клыками в шею пегасу, разрывая её и пожирая ещё теплое мясо. Начали падать они вместе вниз на острые скалы. Застонал пегас и молвил еле слышно:

— Зачем совершил ты это, проклятое создание? Теперь мы оба умрём.

Ответил ему ракшас:

— Не мог я иначе, такова моя природа.

Рассказ Шаэрга увлёк меня, не скрою. Я даже остановился.

— Так вот, Гвинден, приятна оказалась наша беседа, но и я иначе не могу, такова моя природа.

Десятки щупалец хлестнули ко мне, как атакующие змеи. Я ушёл в сторону прыжком, погружаясь в Теневой сдвиг. Чего-то такого я подспудно и ожидал.

В ярости Шаэрг заколотил вокруг отростками, стремясь во чтобы то ни стало отыскать и достать меня. Уходя резкими прыжками всё дальше и дальше, я отвлёкся и пропустил начало заклинания. Лишь ударила по спине волна жара и покатился я, чувствуя, как жжёт меж лопаток и дымится новый плащ.

Вам нанесли 503 единицы урона

Катаясь по земле в попытке сбить огонь, я весьма четко видел, как одна из сторон огромного конуса наливалась магическим светом. То, что прежде казалось всего лишь узором из трещин в каменной коже, проявило свою истинную суть. Огромная магическая руна вспыхнула ярким лазурным светом: вот и объяснение названию чудовища! Высокие сформированные из лазурного огня стены отсекли меня от остальной части грота и медленно, но непреклонно поползли мне навстречу, явно подталкивая в сторону веревочника. Жар от этой стены я ощутил ещё за пару шагов от неё.

Нужно что-то менять, иначе меня вернут в столь голодные руки монстра. Я активировал Левитацию. Её высоты в 10 метров еле хватило, чтобы пропустить под собой огненную стену. Жар, исходящий снизу изрядно подпалил мне подошву и босую ногу. В который раз пожалел, что потерял сапог.

Вам нанесли 490 единиц урона

Веревочник увидел, как я перелетел преграду и возмущённо рявкнул что-то нечленораздельное.

Скользнув обратно в стелс, я направил к нему троих клонов и стал отдавать перечень команд.

Первый клон, достигший босса, разрядился по боссу Ударом под дых. До самогомомента атаки я держал пальцы скрещёнными в надежде, что каст этого убийственного заклинания можно прервать и местные боги, возможно, по ошибке — отвлеклись, бывает, прекратили надо мной издеваться.

Вы нанесли 912 единиц урона (х5)

Огненные стены, мигнув, рассеялись, оставив после себя лишь копоть на каменных поверхностях.

По моим прикидкам, эта атака должна была нанести почти в два раза больше урона. Броня чудовищного философа срезала около половины входящего физического ущерба.