Когда мир изменился (СИ) - Перумов Ник - Страница 16

— С-святой о-отец…

— Всё хорошо, чадо. О, судя по титурусу на гербе, перед мной отпрыск благородного рода вер Семманусов, верных чад великой церкви нашей?..

— Истинно так, святой отец!..

— Хорошо. Я вижу, ты взволнован, чадо. Если у тебя есть духовник — ступай к нему, исповедуйся. А потом приходи в «Свинью под секирой», на Рыночной улице. Там найдёшь если не меня, то господина некроманта. Всё ли понял, чадо?

— Всё! Всё понял, святой отец!

Некромант молча наблюдал. О человеке с повязкой через глаз он старался не думать — чтобы не спятить вот так сразу.

— Идёмте, сударь Неясыть.

— Куда?

— Вы не слыхали? В «Свинью под секирой», конечно же. Нам есть о чём поговорить, а донжон нашей славной конгрегации, право же, не лучшее место. Идёмте, сударь. Заодно обсудим и пресловутые Костяные Головы.

— Не стоит сердиться на нашего доброго бургмейстера, — отец Виллем со стуком опустил на стол высокую кружку. Вот только налит туда был не эль, а чистая колодезная вода.

— Я не сержусь, — некромант трудился над свиным боком. Надо полагать, уже побывавшем под той самой секирой, что красовалась на вывеске. — Просто у меня и впрямь есть… свои дела, святой отец.

— Не называйте меня так, — поморщился дознаватель. — «Святой отец» я только для добрых чад нашей святой матери-церкви… Да что с вами, сударь?

— Прошу простить. Ничего. Долго без сна, ночь выдалась нелегкая. Драуг, да ещё с каттакинами…

— Понимаю, — без тени улыбки кивнул монах. — Никто из нашей конгрегации не дерзал соваться в Эшер Тафф. Даже целой хоругвью, не говоря уж о том, чтобы лезть туда в одиночку.

— Сударь Виллем. — Свинина была хороша. Некромант научился ценить простые радости. — Скажите, сударь, зачем я вам?

Монах отпил воды, аккуратно утёр губы — явно тянул время.

— Вы загадочный человек, некромант Неясыть. Явились из ниоткуда. Принесли умения, о каких у нас никто не слыхал. То, что мы привыкли таскать, вы стали катать — и куда быстрее и ловчее наших. Прославились. Святая Матерь наша, церковь Господа Вседержителя, пыталась было вас привлечь за ересь, но не преуспела.

— Святая матерь наша… До чего же знакомо…

— Простите, что?

— Не обращайте внимания, господин Виллем.

— Хорошо. Не стану. Так вот, допрашивавшие вас — или пытавшиеся допрашивать — инквизиторы опростоволосились. Что неудивительно, инквизиция — это сплошь и рядом те, кого не взяли в наши конгрегации, братства истребителей нежити. Вот и горят рвением, вот и норовят отправить на костёр всех до единой деревенских знахарок с травницами. У кого тогда, спрашивается, развесёлая студенческая братия станет покупать приворотные зелья или лечиться от последствий неосторожной любви?

— Я слышал и о настоящих ведьмах. А также о колдунах, о варлоках — вызывателях демонов…

— Всё это есть. Но, как правило, их находит не инквизиция, а мы, братство сражающихся с нежитью. Иногда ещё и рыцари. Чёрная Роза с Вечными Охотниками; Мертвецкая Погибель или Неспящие во Тьме… Инквизиция является уже на готовенькое, и давай скрипеть перьями, вести следствие, составлять обвинение… Хоть и грешно так говорить о моих братьях в Господе, но — крысы они пергаментные, вот что.

Некромант зажмурился. Нет, он положительно сходит с ума. Перед ним сидел отец Этлау собственной персоной, знаменитый отец-экзекутор, то же лицо, тот же голос, но говорил он почему-то совершенно о другом, совсем не так, как надлежало столь памятному инквизитору.

— Значит, вы тоже желаете знать, господин Виллем, кто я?..

— Вид у вас весьма усталый, сударь. Надеюсь, сие доброе жаркое и не менее доброе вино подкрепят ваши силы; нет, я не стану спрашивать, откуда вы взялись и где обучались. Вы отлично говорите по-нашему, но акцент ощущается, хоть я и не могу понять, откуда он…

— Сударь Виллем, — некромант не мог заставить себя взглянуть в глаза — точнее, в единственный глаз — сидевшего напротив него отца-дознавателя. — Вы правы, святая матерь наша…

— «Ваша». Вам следует сказать «святая матерь ваша», — терпеливо поправил монах.

— Хорошо. Святая матерь ваша, церковь Господня подступалась ко мне с теми же вопросами. Бароны к югу от Ас Таолуса, все три маркграфа. Виконт Армере в долине одноименной реки. И ещё много, кто и много, где — все задавали один и тот же вопрос. Откуда я взялся.

— И? — прищурился дознаватель.

— Весьма сожалею, но этого я вам не открою, таков принесённый мною обет. Моё искусство — надеюсь, небесполезное — зависит от этого. Простите, сударь, иного ответа я не дам. Мне пытались грозить, сажали в темницы, но всякий раз меня приходилось выпускать, потому что где-то опять лезли с погостов мертвяки, а благородных рыцарей или благочестивых членов вашей конгрегации на месте не оказывалось.

Отец-дознаватель (хотя куда лучше звучало бы «отец-экзекутор», привычнее как-то) смотрел на некроманта пристально, без гнева, но и без сочувствия.

— Это печально, сударь некромаг. Вы вспомнили ваше искусство — оно очень нужно нам, не скрою. Драуг, летавец и три каттакина — рыцарей полегло бы не менее дюжины, а то и полторы, да и наша конгрегация справилась бы немногим лучше. Помогите нам, некромант Неясыть — я слышал, вы предпочитаете именно это прозвище. Обучите наших братьев, способных к магии, и, честное слово, Святой Престол причислит вас к сонму блаженных и прославляемых. Сколько мертвяков вы сразите в одиночку? Десять, сто, тысячу?.. Эта напасть не останавливается, восстаёт всё больше и больше погостов, лезет на поверхность совсем уже древняя нежить, из могильников и курганов, которым тысячи лет!

Он схватил кружку, жадно припал к воде. Задёргался острый кадык, по небритому подбородку через седую щетину побежали капельки воды.

— И ведьмы. И колдуны. И эти идиоты-варлоки со своими гримуарами. Их всё больше. И это, получается, наше дело, дело конгрегации, а не лентяев-инквизиторов. А по уставам и писаниям мы боремся с врагом мёртвым, в то время как инквизиторы — с врагом живым!..

— Вам нужно моё искусство, сударь дознаватель? — Фесс опустил голову. Не было сил смотреть в этот единственный глаз, горевший сейчас той же страстью, что и у отца Этлау в деревне Большие Комары… — Поверьте, я бы рад передать его. Но это не получится.

— Отчего же? — проскрипел отец Виллем. Яростно потёр прикрытую холстом пустую глазницу.

— Моё искусство убьёт ученика.

— Вы уверены? Вы видели?

— Уверен. Видел, — не моргнув глазом, солгал некромат. — Беднягу разорвало, останки сгорели, пепел развеялся сам по себе, хотя ветра не было. Больше я никого не пытался учить, досточтимый.

Дознаватель помолчал, сцепив тонкие пальцы.

— Святая конгрегация наша очень просила бы вас, сударь некромаг, явить нам своё искусство и попытаться передать его нашим братьям. Погодите-погодите, не кидайтесь возражать и повторять, я вас и в первый раз отлично понял. Мы есть смиренные слуги Господа, и никто из наших братьев не боится смерти. Недостатка в добровольцах не будет. И никто не обвинит вас, сударь, если испытания… окончатся трагически.

— Иными словами, господин Виллем, вы хотите посмотреть, что и как я делаю? — Фесс не дрогнул. Ему уже доводилось слышать подобное вопросы. — Быть может, начнём с этого? А уж потом вы решите насчёт «добровольцев»?

— Не совсем то, что я бы хотел услышать, но лиха беда начало. — Дознаватель допил свою воду. Он смаковал её, словно редкостное вино с тонким букетом. — Мои братья готовы. И, если вы действительно намерены разобраться с Костяными Головами, мы рады будем за вами последовать.

Это не отец Этлау, повторял себе некромант, словно заклинание. Это случайность. Невероятная, невозможная, но случайность. Ничего больше. Монах Виллем Зейкимм из заштатного городка Этлау. Который просто похож на отца-экзекутора, как две капли воды, даже голос невозможно отличить.

Невероятная и невозможная случайность — или ты, некромант Неясыть, лишился рассудка.

Аэ. Аэ, как же ты нужна сейчас, серебристо-жемчужная драконица…