Невеста Моцарта (СИ) - Лабрус Елена - Страница 15

— Только на шампанское сильно не налегай, — подал я ей бокал, когда мы вошли в зал. Прошли унизительную процедуру проверки через металлоискатель, где у нас отобрали даже сотовые и вытрясли содержимое сумочки. Но правила есть правила.

И я о них знал, когда ещё дома засовывал в ухо крошечный динамик, в бабочку — микрофон, а в прорезной нагрудный карман — камеру.

И хоть ни капли не волновался на досмотре, сейчас ощущал себя слегка невестой в фильме, где Джей Ло диктовала той свадебную клятву.

А ещё… ещё чувствовал себя немного всемогущим.

— Пойдём поздороваемся с именинником? — приобнял я за талию свою невесту.

Она улыбнулась и посмотрела на меня такими влюблёнными глазами, что дух захватило. Да это просто праздник какой-то, как она вошла в роль.

А вечер обещает быть интересным…

— Внучка мне сегодня подарила, — умиляясь от восторга демонстрировал именинник картину, сделанную цветным песком.

— Девять лет, зовут Злата, учится в городской художественной школе номер один, — тут же забубнил мне в ухо Антон. — Получила премию Правительства «Юные дарования города», её работы возили на выставку в Польшу…

Хотелось спросить: на кой хер? Накой хер ты мне всё это рассказываешь? Как выбрать из этой кучи ненужной информации хоть что-то полезное? Но пока мне на выручку пришла собственная память.

— Потрясающе! — искренне похвалил я. — У Златы неоспоримый талант. У вас в семье уже были художники?

— Двоюродный дед Леонид Кривицкий (на самом деле нет, он ему не родственник) был преподавателем этой самой художественной школы номер один, советский живописец, заслуженный художник РСФСР, член Союза Художников…

— Мой дед, двоюродный, — именинник смущённо кашлянул, — Леонид Кривицкий. Русский музей, Третьяковка, — скромно пожал плечами.

— «Гибель комиссара», «Портрет Наркома молодой республики А.М.Колонтай», триптих, посвящённый Холокосту — последнее произведение Кривицкого…

— Подождите, Кривицкий? — удивился я, словно припоминая. — Это же его триптих, посвящённый Холокосту?

— О-о-о! — оживился именинник. — Да, совсем недавно был выставлен в Русском музее. Это последняя работа деда. Он писал её больше десяти лет, экспериментировал с фактурой, выработал технику, названную им «объёмной живописью».

— А мне нравятся его Итальянские пейзажи, — улыбнулась Женька, включаясь в разговор. И я чуть не поперхнулся. — «Весна в Ассизи» богична. А его «Венеция»! Боже, это же как раз Венеция! — показала она на внучкину мазню, где теперь и я усмотрел гондолы.

Она и дальше заливалась соловьём, пока я стоял истуканом, глядя на свою невесту. Она меня прямо заворожила, чего со мной уже сто лет не было. Держалась так мило, естественно и непринуждённо, что я очнулся, только когда она сказала:

— Но всё это дела минувших дней. А я бы посмотрела на другие работы Златы.

— Я бы даже парочку прикупил, — улыбнулся я. — На будущее. Светлое будущее.

Посмотрел на Женьку и вдруг увидел понимание. «Светлое будущее», картина, что она сбросила со стены и растоптала. Я приятно удивился: у нас уже были даже общие воспоминания. И, вообще выходил неплохой тандем. Пожалуй, за это бокальчик будущего, светлого, я бы даже опрокинул прямо сейчас.

— Я с удовольствием пригашаю вас в гости, — зарделся именинник.

— Мы с радостью приедем, — улыбнулась моя невеста. — Правда, Серёж?

— С большой радостью, — приобнял я её за талию. И она слегка прильнула.

— Визитку! Оставь ему визитку! — гаркнул мне в ухо Антон, когда я уже собрался откланяться.

Сволочь! Я дёрнулся, потому что чуть не оглох. Золотая прямоугольная картонка перекочевала из моей руки в руку заместителя губернатора. И дело за малым: осталось дождаться приглашения.

— Прекрати орать мне в ухо, — зашипел я в микрофон, уединившись в туалете. — И прекрати заваливать ненужной информацией.

— Хорошо, хорошо. Понял. Я постараюсь, шеф, — испуганно блеял он.

— Скажи мне лучше откуда Женька знает «Весну в Ассизи».

— Я… Я не знаю, шеф, — я даже в наушник слышал, как он стучал по клавишам ноутбука. Я, даже если буду бесцельно набивать символы, с такой скоростью не смогу. — Наверно, вам нужно спросить у неё самой.

Блядь!

— Не нужно давать мне советы, Антон! Что мне спросить у своей невесты, а кому дать визитку я как-нибудь сам соображу! Просто выполняй свою работу.

— Простите, шеф. Я… этого больше не повторится.

Надеюсь, он там не обделался от страха.

Ох уж мне эти юные самоуверенные дарования!

Хотя это мне теперь с высоты сорока лет все они казались детьми. А парень, конечно, уже был не юн, двадцать два. Я в двадцать три уже потерял жену и ребёнка, загнул этот город раком и встал во главе бандитской группировки. А он… закончил факультет информационной безопасности при Политехническом университете.

Но я слышал о парнишке лет с пятнадцати. Он сам написал в Фонд Моцарта, что был создан для помощи одарённым детям. Сам предложил программу решения девяти глобальных проблем человечества и назвал её «Глобальная глобализация». Сильно насмешил, конечно, моих экономистов, но для пятнадцати лет это было круто, чего уж. Поэтому парень получил ежегодную стипендию Фонда и неограниченные возможности для обучения. Потом Фонд оплатил и его учёбу в универе. Поступил он, естественно, на бюджет: мальчик бесспорно был одарён. А вот на всё, что касалось его переезда из маленького городка, где он жил с матерью и содержания — Фонд не скупился.

Но одарённость одарённостью, а садить пацана сразу в «информационный отдел» и посвящать во все тайны, пока было рановато. Пока я взял его водителем, проверить, присмотреться. Пусть пока баранку покрутит вместо армии, покажет, как справляется «в полях», как ведёт себя в непредвиденных ситуациях, как умеет слушать и подчиняться приказам, а там видно будет.

— Игорь Вениаминович, — раскланялся я с отцом своей невесты, когда вечер стал набирать обороты и её родители, наконец, приехали.

Но особо расшаркиваться нам было некогда: благодушно настроенный именинник не скупился знакомить меня со своими высокопоставленными друзьями…

Я уже получил приглашение стать членом гольф-клуба, в котором и шло празднество. И в закрытый покерный клуб тоже щедро получил контрамарку.

Что бы там ни говорила моя прокураторша, да, связи у меня были. Но никто не собирался распахивать двери своих домов бандиту и человеку, который оказывает услуги в сомнительных делах. В этом и была главная разница моего круга и круга, куда я хотел попасть. Здесь, если мне доверял один из них, в частности уважаемый господин Мелецкий, вверивший мне безродному руку и сердце своей дочери, доверяли все.

Это было несправедливо, обидно, даже оскорбительно, что я спасаю их дымящиеся задницы, когда те пригорают, а они меня и за человека не считают. Но члены масонской ложи делились своими секретами только с членами масонской ложи — других вариантов нет. Как бы я ни был умён, богат, талантлив и незаменим — это не поможет, так и буду биться головой в запертые двери. Которые распахнуться, будь я хоть полным дебилом, но у меня карточка входа в закрытый клуб.

Вот такая байда, Ирина Борисовна!

Я щедро расточал улыбки, выходя из курительной комнаты. Думал, они будут говорить о скачках, о каких-нибудь запрещённых петушиных боях, с которыми я непременно сяду в лужу. Но говорили, блядь… о бабах. А в их анатомии я и без подсказок ориентировался. Поэтому был на редкость доволен собой, покидая прокуренную комнату с противным запахом табака во рту: я терпеть не мог сигары. Затянуться хорошей сигареткой, особенно после отменного секса, порой любил. Но что сигары, что трубку, сколько ни пробовал — не моё.

— Сергей, — кашлянули над ухом.

— Акулов Николай Васильевич, генерал-полковник в отставке, депутат Госдумы, коммунист, комиссия правового обеспечение оборонно-промышленно комплекса…

— Да, Николай Васильевич, — охотно развернулся я к седовласому генералу.