Невеста Моцарта (СИ) - Лабрус Елена - Страница 32

— Туда, — махнул я ему рукой, приглашая за собой в подвальный этаж.

И охранника, что там стоял, тоже пригласил.

— А мы разве не на дело? Наш же ждут, — робко оглянулся Антон на выход.

— Подождут, — не останавливаясь, сбежал я по лестнице.

Парнишка напрягся, но всё же пошёл следом.

И побледнел, когда я открыл перед ним бронированную звуконепроницаемую дверь, а у охранника из кобуры вынул служебный ИЖ-71.

— Заходи, — махнул я стволом, приглашая Антона внутрь, и запер за ним дверь.

Нет ничего лучше прямых вопросов, когда прямо в лоб тебе смотрит ствол.

Парень чуть в обморок не упал, увидев перевёрнутые стулья, кольца верёвок и бурые пятна на бетонном полу. Для чего предназначалось это помещение с цепями, подвешенными к потолку, и пуленепробиваемыми матами, расставленными вдоль стен, не вызывало лишних вопросов. Оно выглядело как пыточная. Но я знал, как оно используется ещё.

— Антон, Антон… как там тебя по отчеству? Андреевич?

— Мама дала мне отчество в честь дедушки, — удивил Антоша своей способностью до сих пор говорить.

— Знакомо, — усмехнулся я и дёрнул большой рубильник на стене. В дальнем конце стылого и длинного помещения загорелся свет. — Моя мать сделала то же самое: дала отчество деда. Не хотела иметь ничего общего с моим отцом.

Я пригласил парня пойти за собой. И краем глаза видел, как нервно он сглотнул, как заблестел его лоб, покрывшись испариной. Думаю, единственным его желанием сейчас было не обоссаться со страху, но ноги он всё же переставлял.

— А вы о своём отце что-нибудь знали? — пытался поддержать разговор глупый, но смелый мальчик.

— Нет, но зато я много знал о человеке, который был мне вместо отца. Его звали Лука.

Глядя на парня исподлобья, я проверил магазин ИЖа, передёрнул затвор.

Изверги производители переделали пистолет Макарова под слабый патрон, чтобы дульная энергия в соответствии с «Законом об оружии» на превышала трёхсот джоулей. Он стал хилее табельного, получил звание служебного и маркировку ИЖ.

А вот парнишка хоть и выглядел хилым, не дрогнул. Правда, услышав имя Луки, судорожно глотнул воздух. И остановился как приговорённый, не сводя глаз с оружия.

— Знаешь, чего больше всего на свете боялся Лука? — спросил я. Он отрицательно покачал головой, наверное, мысленно прощаясь с жизнью. — Удара в спину. Не врагов, Антон. А друзей, что предают. Это первое чему он меня научил. Если бьёшь — бей в лицо, а не в пах. Если стреляешь — стреляй в грудь, а не в затылок. Если поднял оружие — не раздумывай.

Я подал ему пистолет рукоятью вперёд.

— Я… — он попятился. — Я… не умею.

— Так я затем тебя и привёл. Учись! Как ты собрался со мной на дело, не умея стрелять? Мало ли что может случиться. Вон там видишь у стены, — показал я, когда он покачнулся, потому что колени у него подогнулись.

Того, что останется жив, он, наверно, уже и не ждал. И если бы так не трясся за свою шкуру, то давно бы заметил, что у стены висят бумажные мишени.

— Это тир, дружок. Наш учебный стрелковый тир. Бери, — снова протянул я пистолет. — И жми на курок.

И он взял.

Руки его ходили ходуном. По вискам тёк пот. Но, честно говоря, выбора у него не было. Только стрелять.

От первого выстрела, что оглушил нас обоих, его отбросило отдачей как девчонку. Но уже следующий, слушая мои инструкции, он сделал увереннее. Третью пулю выпустил случайно и чуть не отстрелил себе ногу. На четвёртом — правильно поставил тело и даже попал в мишень. Правда не в ту, что целился, а в соседнюю. Разнервничался и пятый снова ушёл мимо. Но к шестому собрался, и тот лёг «в молоко». Седьмой — тоже, но кучно, рядом с шестым.

«Остался один выстрел», — внутренне собрался я.

Беретта за спиной удобно легла в руку.

Остался один шанс у парнишки: выпустить пулю в меня или в мишень.

Если он хочет отомстить за отца, другого шанса у него не будет.

Он поднял оружие.

Посмотрел на меня.

— Поднял — стреляй! — приказал я.

И он нажал на спусковой крючок.

— Я попал, попал! — радовался Антон так искренне, что на глазах выступили слёзы. — А можно мне её взять? — показал он пальцем на приехавшую мишень с дыркой ровно по центру.

— Да забирай, — усмехнулся я. — А знаешь, какое правило есть у меня? Никогда не стрелять в безоружных людей.

Я выразительно посмотрел на пистолет в его руке и достал из-за пояса Беретту.

— Ну а теперь рассказывай.

— Ш-што рассказывать? — уставился он на хромированный ствол старушки Берты.

— Зачем вы с Женькой ездили в парк?

Поиграем в ревнивого жениха. Или, мать его, я правда ревную? Так просто во мне вдруг поднялся гнев, когда я вспомнил как они смеялись в вертолёте и как она смотрела.

На него. А потом на меня.

— В п-парк? — заикался Гандоша, боясь пошевелиться, только машинально сжал ИЖ в опущенной руке до побелевших костяшек. — Евгения Игоревна хотела увидеть место события, что произошло там много лет назад.

— Какого события?

— Перестрелки, — парень сглотнул. — Бандитской разборки. Целестина встречалась с ней и вызвала какое-то видение с того места.

— Видение? И Женька ради него попёрлась среди ночи в парк? — скривился я.

Прибить мало эту Эльку. Чёрт её знает, чего она наговорила. Девчонке только её пророчеств не хватало! Я так стиснул зубы, аж челюсть свело.

— Нет, не ради предсказания. Ради вас. Сказала, что это важно. Если она вспомнит больше, у вас будет какая-то важная информация.

— И как? Вспомнила? — усмехнулся я.

Тебе Антоний прогиб не засчитан. То, что вы поехали якобы ради меня, ничего не меняет. Это девочкам можно дурить, нам — нельзя. Мы за них в ответе.

— Я… я не знаю, — промямлил он.

— Да неужели? Стоял рядом и ничего не видел, не слышал, кроме того, что это была бандитская разборка, и что там ещё? — прокрутил я в руке верную старушку Берту, и она жёстко и точно легла в ладонь.

— П-перестрелка.

У-у-у. Я покачал головой. Эка парнишку штормит от страха-то. Но уроки усваивает быстро: свой пистолет не бросил, но и на меня не поднял.

— О чём ещё вы говорили с Евгенией Игоревной? — я подышал на ствол Беретты, протёр его рукавом и, не услышав ответа, поднял глаза. — Я задал вопрос.

— Простите, шеф. Но я не могу об этом говорить, — удивил он меня ещё больше.

— Не понял, — хмыкнул я. — Ты отказываешься отвечать?

— Нет, шеф. Всё что угодно, если это касается меня. Но если девушка делится сокровенным…

— А она делилась с тобой сокровенным? — Я зло скрипнул зубами. Каков рыцарь! — С чего бы?

— Ей больше не с кем. И, простите, но я скорее умру, чем выдам её секрет.

— Ну что ж. Тебе не кажется, что у тебя есть такая возможность? Прямо сейчас.

— Шеф, я… — попятился он, хотя дуло Беретты по-прежнему смотрело в пол, а не на него. — Вы можете меня убить, но я всё равно не скажу. Не могу.

— То есть увезти мою невесту чёрт знает куда ты можешь? Провести с ней несколько часов наедине — можешь! Врать мне в глаза — без проблем! А сказать правду — кишка тонка?

— Шеф, это… неправильно.

— Чего? — скривился я. — Скажи ещё: неблагородно. Или, может, думал, я вызову тебя на дуэль? Сразимся за честь дамы?

— Я… я бы не посмел.

— Нет, ты как раз посмел. И ты знал, что я такого не прощаю. И всё же сделал. Зачем?

— У меня не было никаких задних мыслей, клянусь! Она была расстроена. Плакала. Ей было очень одиноко и плохо. И лучше бы на моём месте оказались вы. Она точно хотела, чтобы это были вы, но рядом был только я, — она даже перестал дрожать и выпрямился, глядя мне в лицо.

Я глубоко вздохнул, не сводя с него глаз.

И протянул лист с фотографией.

— А чего ты хотел, когда оставил это дерьмо на моём столе?

Он побледнел, но не сказать, чтобы смертельно. Словно этого разговора он ждал. Сглотнул.

— Как вы узнали, что это я?

— Блядь! — хмыкнул я, бросая лист.

— Да, да, я знаю, что вы Моцарт и этим всё сказано. Но как?