Невеста Моцарта (СИ) - Лабрус Елена - Страница 36

Все три дня пока её не было, мы с Перси спали в её постели.

Отака хуйня, малята!

Сейчас я смотрел на неё в зеркало заднего вида и слышал, о чём так настойчиво кричали мои чувства. О чём говорили мне все.

Элька своими предсказаниями:

«От этого веет горечью… Прощанием. Утратой. Предательством… Любовью».

Чёртов Антон:

«Ей было очень одиноко и плохо. И лучше бы на моём месте оказались вы. Она точно хотела, чтобы это были вы…»

И Перси, упрямо таскающий по квартире её кед и скулящий.

— Ты не можешь по ней скучать. Не можешь, — трепал я его за ухом. — Она жила с нами всего неделю. И я не могу скучать. Не должен.

Но он, словно отвечая, упрямо тряс головой, слюнявя кед.

И я упрямо тряс головой, сам себе не веря.

Я старше на целую жизнь. Я умнее, мудрее, сильнее. Но она положила меня на обе лопатки, когда ушла. Когда я вдруг почувствовал, как хочу, чтобы она вернулась.

Если выключить мозги. Если исключить все грёбаные обстоятельства, при которых она появилась в моей жизни. Если вычесть из этого уравнения её сраного дядю, трусливого отца, его связи и чёртову голубую кровь. Если вернуть меня на двадцать лет назад, как я думал, держа её за руку на крыше лифта. Как бы я поступил? Что бы сделал?

Обнял её. Втиснулся чёртовым членом в её узкое нетронутое междуножье, присваивая себе. Поселился бы в этой влажной жаркой стране навсегда. И ни за что не отпустил.

Так думает актёр, стоя в тёмном театре на пустой сцене: я Гамлет, я Ромео, я Король Лир. Я смогу, я сумею, мне всё по плечу… А потом приходит шумная публика, зажигаются огни рамп, на сцену выходят другие актёры, и он… третье слева дерево в сказке о Красной шапочке.

Так думал я, когда смотрел на гордо поднятый подбородок и боролся с искушением накрыть её упрямо сжатые губы своими. Подчинить её маленький алый ротик, вторгнуться и пленить. Заставить её задохнуться, затрепетать и сдаться. Сокрушить её сопротивление и увести с собой за край. Туда, откуда не хочется возвращаться… А потом вспоминал сколько огня было в её глазах, когда она влетела в мой кабинет… и видел отчаяние в глазах своей умирающей жены, прижимающей к себе нашего ещё не рождённого, но уже погибшего ребёнка.

Нет, к чёрту это всё! К дьяволу! В задницу!

Я понимаю, что нравлюсь ей. Это с виду я тупой, но всё прекрасно понимаю.

Я слышал ревность в её словах. Видел боль в глазах, когда она ворвалась в гостиницу и увидела свою сестру. Чувствовал каждую вибрацию, что она издавала в ответ на мои прикосновения. И ощущал, как рвусь ей навстречу.

Но это плохая затея. Очень плохая.

В эту чёртову затею не должны были вмешиваться чувства. И я был честен, когда предложил ей просто роль моей невесты. Но что с этим делать теперь? Когда с каждым днём всё запутывается только сильнее. Она злится, я бешусь. Я скучаю, она ревнует. Ей одиноко, у меня погано на душе.

Когда от этого веет невыносимой горечью.

Её прощанием с детством. Утратой иллюзий. Предательством близких. И…

— Куда мы едем? — вывела она меня из раздумий.

Перси выскользнул из её объятий, протиснулся между кресел и занял место на переднем сиденье. Мы переглянулись как заговорщики. В городе поливал дождь, но здесь среди свинцовых облаков даже проглядывало небо. И в машине было так уютно, так по-семейному.

— В одно чудесное место за городом. Познакомлю тебя кое с кем. И, кстати, нас пригласил в гости зам губернатора. И вообще оставшиеся двадцать семь дней до свадьбы расписаны едва ли не по часам.

— Двадцать семь? — порадовала она меня вопросом. Дав очередной повод поглумиться.

— Я же сказал: мы поженимся через месяц. То, что ты три дня прогуляла ничего не меняет. Дата назначена. Брачный агент ждёт твоих распоряжений.

Она прошептала губами что-то вроде «Проклятье!», но вслух ничего не сказала, и я удовлетворённо кивнул. Дата назначена. Место выбрано. Решение принято.

И с этого дня ты спишь в моей постели, дорогая. Привыкай.

Я даже довольно улыбнулся, предвкушая, когда она спросила:

— А где Антон?

— Не поздновато ты о нём спохватилась? — хмыкнул я. — За три дня его труп, наверно, уже изрядно завонял… и вздулся… и…

Она не просто побледнела. Она стала похожа на мраморную статую, раскачивающую головой: нет, нет, нет. Неужели и правда считает меня таким монстром? Впрочем, если бы мне рассказали всё то, что я о себе знал, я бы тоже себя боялся.

— Если бы ты не сбежала и могла замолвить за него словечко, объяснить зачем потащила его среди ночи в парк, как заставила ехать в гостиницу, возможно, всё сложилось бы для него иначе.

Боже, какой же я мудак!

Меня не задела её встреча с пучеглазым гандоном Артурчиком: она согласилась с ним встречаться только чтобы позлить меня. И даже если с перепугу поверила, его фальшивую заинтересованность раскусит в два счёта. Даже если не узнает, что его принудил дяденька Ильдар, сотрясая перед носом заявлением об изнасиловании гражданки Абрамовой. Пусть девонька развлекается. Но Антон…

Антона она выбрала сама. Ведь она позвонила ему, не Ивану. И я хотел это видеть — их встречу. Своими глазами, поэтому и вёз её туда куда вёз.

— Ты и правда думаешь, что я в это поверю? Но что бы ты с ним ни сделал, отвези меня к нему, — удивила меня Женька очередной раз, произнеся свою просьбу таким ледяным тоном, что в машине только что стёкла морозными узорами не покрылись.

— Хорошо, дорогая. Всё ради тебя! — легко согласился я.

Ведь мы как раз повернули на просёлочную дорогу, где у неё будет такая возможность.

Ворота на огороженную территорию открылись без вопросов.

За глухим забором несколько гектаров земли. Они смахивали на королевские угодья. Английский газон, по которому носилось несколько десятков собак. За ним — лес, гладь озера с плывущими облаками, замок из серого камня со шпилями и башнями, к нему — мощёная булыжником дорога. Почти Виндзор. Чуточку поскромнее. И у её владелицы, как у английской королевы, почти такая же преданность корги, хотя имя она носила скорее французское.

Я знал, что не стану для хозяйки сюрпризом. Зато я должен удивиться, что она меня ждёт. В общем, таков был первоначальный план, а там как пойдёт.

— Маргарита Владимировна, — раскланялся я в лучших придворных традициях, придерживая рвущегося к собратьям Персифаля.

— Мой мальчик, — Марго похлопала меня костлявой рукой по щеке.

Сколько же ей уже лет? Шестьдесят? Семьдесят?

— Время над тобой не властно, — соврал я.

Хотя и несильно. Она осталась всё такой же высокой, худой, рыжеволосой, с выдающимся ахматовским носом, похожим на клюв. И такой же властной и несгибаемой. Правда шерстяные тряпки, в которых она явно возилась с собаками: трикотажная юбка в пол, перетянутая шалью поясница, и распущенные волосы больше делали её похожей на ведьму, но одно другому не мешало.

— Я не падка на лесть, — хмыкнула она и развернулась к Женьке.

— Моя невеста, Евгения Мелецкая, — представил я. — Маргарита, почти Наваррская, моя давняя знакомая.

На самом деле Нагайская. И не падкая на лесть дама, что украсила перекрещенными буквами «М» и «Н» с замысловатыми вензельками и башню своего замка, и визитки, и сайт питомника, названный её именем, удовлетворённо улыбнулась. А Женька, сражённая вестями про Антона, кивнула с таким равнодушно-царственным видом, что честное слово, будь эта Королева Марго на троне, ей пришлось бы потесниться.

Я спустил с поводка Перси. И кивком предложил Женьке присоединиться к нему. Но она отказалась, на что я тоже рассчитывал. Со скорбно-величественным видом она потащилась за нами.

К счастью, ждать начала представления оказалось недолго.

— Марго, там Мона. Она рожа… — выскочил нам настречу Антон из помещения, что, пожалуй, сошло бы снаружи за конюшню. Очумело застыл, уставившись на Женьку, но, отдать ему должное, договорил: — Мона рожает.

— Моя девочка! — подскочила Марго и повернулась ко мне, когда я порадовал её таким же одурелым выражением лица, как у парня: