На прицеле Цереры (СИ) - Задорожня Виктория - Страница 34

— Спаси её! Ее, и мелкого! — Кавказец подошёл ближе, и плюхнулся в указанное прежде место. Словно сравнял положение между нами. Вот только, кого ты обманываешь? Оно далеко не равное!

— Хорошо. — Настолько открытого облегчённого вздоха даже я не ожидал! И эти блики счастья и благодарности. Показалось, что он может прямо в эту секунду плюхнуться на пол и склонить колени. Вот только, мне этого не нужно… А нужно мне Другое. — Но! Я надеюсь… Ты понимаешь, что у такой услуги есть своя цена?

Насторожился. Покосился злобно. И я продолжил.

— Я помогу… Только в том случае, если ты навсегда исчезнешь из жизни Киры.

Церера

— Мишенька, родной, подожди немного… Скоро мастер Мир вернется! Все обязательно будет хорошо! Обещаю! — Сижу на кровати, прижимая к себе вяло сопящего племяшку. И понимаю, что за всю жизнь мне никогда не было так страшно! Вот он, тот, кто больше всех во мне нуждался, и кого я так сильно подвела! Слабый и беспомощный. И самое страшное — ни на что нет гарантий! Никакой ясности! Мастер ушел… а вернется ли? Сможет достать лекарства? Есть ли вообще лекарство, способное ему помочь?

Сидим в полумраке. Тихонько шепчу колыбельную, которую напевала ему однажды мать. Он успокаивается под ее баюкающие строки… И это то единственное, что могу дать сейчас самому дорогому человечку… Бездействие! Оно убивает! Ненавижу себя за беспомощность! И как так вышло, что неуловимая Церера превратилась в бесхребетную, сопливую плаксу?! Если бы не учитель… Черт, да я представления не имею, что бы делала! И сейчас он задерживается… Уже вечереет, а ушел он рано утром. И все… Я просто покачиваюсь, и считаю нескончаемо длинные секунды по гулкому цоканью стрелок на часах. Лишь варианты в голове перебираю… Где же Мир мог задержаться? Отмахиваясь от печальных исходов…

— Кира… Дай воды! — Дрогнула от внезапно перебившего тишину сиплого голоса. Накрыла ладонью лоб Мишки, и прижалась к нему губами. Жар снова усиливается… Меня знобит. Словно делю с ним страдания. Аккуратно переложила голову ребенка на старую перьевую подушку, ловко соскочила с кровати, чтобы не потревожить скрипом ржавых пружин, и пошла за кружкой воды на кухню. Алюминиевая посудина отдает вьевшейся за годы грязью. Она, и застоялая жидкость из-под крана — единственное, что могу ему предоставить. С другой стороны… И на том спасибо. Ведь могло быть хуже! Плеснула, подошла, прислонила к пересохшим губам… Жадно глотает.

— Я так люблю тебя, Мишенька… Пожалуйста, потерпи… Мы должны справиться! — Дыхание его становится все более тяжелым. И мой страх превращается в пытку…

— Кира…

— Да, малыш? — его хриплая интонация несла в себе столько грусти, что я тут же напряглась, опасаясь того, что он может сказать.

— Скажи… Как ты думаешь, там, где мама и папа — хорошо? — Чуть не поперхнулась комом желчной боли, образовавшимся в горле.

— Миша, а зачем ты спрашиваешь? — Еще ближе прижимаясь к нему, быстро моргаю, чтобы смахнуть и не показать слезы.

— Ну, я подумал… А вдруг мне придется там оказаться? Хотелось бы верить, что там меня что-то ждет…

Прожитые годы в одночасье стали такими незначительными. Все потеряло смысл. Судорожно сцепила пальцы, и вжалась костяшками в стену. На грани истерики…

— Что ты говоришь?!!! — Не сумев сдержать крик, вытаращила глаза и впилась в малыша безумным взглядом. — Нет!!!! Я не позволю этого!!! Ни за что, слышишь?! Не смей так говорить! — Напугала его. Миша дрожит, не понимая, чем вызвана моя ярость. Только, это совсем не ярость… Совсем не ярость…

Дверь заскрипела. Вскочила, попутно смахивая слезы с век. Задыхаясь, помчала ко входу, оставляя ошарашенного племяшку одного на протертом матрасе. За доли секунд стерла расстояние между гостиной и коридором, и накрыла ладонями ручку, провернула, чтобы ускорить процесс. Мир! Это он! Достал лекарство! Точно! Иначе и быть не может! Створка открылась… И, я ахнула. Протерла глаза, проверяя зрение на ясность или разум, на рассудок.

Вбежал, чуть не впечатав меня в стену толчком, доктор Галин.

— Где Миша? — Указала дрожащим пальцем на гостиную, не отводя ошалелый взгляд от прохода. Губы приоткрыты, но я не в состоянии проронить ни единого слова… Врач зашерстил по прогнившему ламинату, оставляя меня с Ним наедине. Следом на порог шагнул Евгений Беляев…

***********************************

— Ну, здравствуй, Соня… — Несколько язвительно бросил нежданный гость, осматривая наше временное пристанище. — Я вижу, ты несколько удивлена? Можешь не беспокоиться, я здесь с добрых побуждений. Времени приходить в себя у тебя, к сожалению, нет. Насколько я понимаю, твой племянник в критическом состоянии. Сейчас мы поступим следующим образом… Я заберу вас к себе домой. Он находится под круглосуточной охраной, потому о проникновении каких бы то ни было незваных личностей можешь даже не думать. Туда уже привезли все необходимое оборудование для лечения ребенка, и услуги вашего врача оплачены на круглосуточное пребывание с пациентом, неограниченное количество времени. Через три дня ему сделают операцию, после всех приготовлений.

Он говорит… А у меня земля из-под ног уплывает. Слезы начинают струиться непрекращаемым потоком, и я смотрю ему в глаза, не отводя взгляд. Он… Человек, которого я должна была убить. Он, человек, которого я полюбила всем сердцем! Стоит передо мной, и предлагает не помощь, нет! Спасение…

Что-то внутри екнуло. Сердце начало раздавать беснующие удары, разнося по каждой клеточке жар тепла и… Облегчения. А еще, счастья! Только сейчас я понимаю, насколько сильно по нему скучала! Это выше меня! Не просто химия! Настоящая зависимость… По чертам, голосу, запаху… Ведомая одними незримыми инстинктами, поддалась к нему навстречу, и сошла с ума. Прижалась и обняла… Обхватила руками плечи. И капли с глаз роняла на его белоснежную рубашку…

Несколько мгновений прошло прежде, чем я поняла. На мои обьятия он не ответит. А я все равно шелохнуться не в состоянии… Прижалась, упиваясь его присутствием, пока до боли нужные ладони попросту меня не оттолкнули. Мягко, аккуратно. Лишь так, чтобы я поняла…

— Нет, Кира. Не думай. Я помогаю, Но, ты больше мне не интересна. Ты — не Соня. Я тебя не знаю… Иди лучше к Галину, займись племянником.

Вот значит как это… Спасти целый мир одного человека, при этом вдребезги разбив его душу…

Евгений

Она все так же прекрасна… Измучена. Ее лицо бледное, веки покрасневшие, глаза влажные от слёз… Но, несмотря на это, так красива… Красивая и слабая, какой я не видел ее прежде. Смотрит на меня, то поднимая, то опуская длинные ресницы. И в этом взгляде столько всего… Столько страданий, путаницы, и внезапно нахлынувшей надежды. И надежда эта, несомненно, появилась, когда она увидела меня… Любимая… Нежная… Родная…

Несколькоминутное молчание окутало запахом ее тела. Теплом такого близкого дыхания! Я так скучал! Хочу прижать к себе, сердцем к сердцу, уткнуться носом в огненные пряди, и забыться. И она… Она тоже! Сам не ожидал, что Кира прильнет ко мне! А она прижалась. Так близко! Так трепетно! Что мне пришлось впиться в ладони ногтями, чтобы сдержаться, и не ответить. Нужно держаться… Задержав дыхание, надел холодную маску, ещё раз промотав в голове разговор с её треклятым мастером…

" — Значит, ты хочешь избавиться от меня… — С чёрствым, заледеневшим выражением Самир злостно процедил, стиснув дрожащие пальцы. — Но, я не понимаю… Тебя понять не могу! Убеди меня! Убеди, что ты поможешь, а не навредишь! Я за нее пекусь! Она для меня — главное! И если у них с мелким появится шанс, только в случае моего исчезновения, то я радо уйду с дороги. Однако, мотив… Назови мне мотив!

Его отчаянный возглас до сих пор звенит в ушах, напоминая, что именно в тот момент я осознал — он не уступает. Прежде я думал, что этот человек, никто иной, чем эгоистичный самодур, в свое время втянувший невинную девчонку в обилие греха! А теперь… Теперь и слепец бы прозрел! Да он любит! Любит так горячо и страстно, что готов пожертвовать собой ради своей маленькой планеты у Солнца! И обычно, Евгений Беляев считался бы с такой привязанностью! Но, не теперь. Не тогда, когда мои чувства не меньше… И я не могу простить! Как бы ни было, я не могу простить, что она стала киллером из-за него… Её голос на записи того злосчастного диктофона. Его дрожь… Его жалостный трепет… Никогда не прощу!