Демократия по чёрному (СИ) - Птица Алексей - Страница 6

А ведь это идея! Воспитываем щенков, создаём кинологический отряд, назовём его Г-9, мажем морды гиенам фосфором, и посылаем их в бой, в ночной…

У гиен и так ночью глаза светятся, а тут ещё фосфор на мордах, дикое их хохотание. Еще надо их приручить идти с нами в атаку, тут уж, не то, что негр… некромант в штаны наложит, и на кладбище убежит, в могилы прятаться… заживо. Собака Баскервилей, и в подмётки гиенам не годится. Мать-Природа хорошо поработала над ними, гораздо лучше, чем человек может придумать.

Слонята вырастут в слонов, вот тебе и кран, и грузовик, и самосвал, три в одном. Жалко в бой их не пошлёшь, погибнут быстро. Пули, это не стрелы, нельзя разбрасываться таким ресурсом. Приручить тяжело, а потерять легко, пусть в сельском хозяйстве трудятся, и на стройках.

Вот с зебрами, будет проблема, конечно, в принципе, как и с неграми. И те, и другие, дикие, не любят работать, в смысле, ходить под седлом, если зебра. Да и вообще, не одомашнены, и не цивилизованны. Хоть мозги, и понимание, есть и у тех, и у других. Ну да, будем работать в этом направлении, не опуская рук. Проведём скрещивание… зебр с лошадьми, но и против мулатов я ничего иметь не буду.

Проснувшись рано поутру, я получил нежданную, но давно ожидаемую, весть, о появлении на моей территории большого отряда белых людей, ведомых моим старым знакомым, Ашиновым.

Гонца мне прислал Масса, которого я оставил налаживать торговые контакты в Ладо, и находящимся рядом с ним, небольшом посёлке Гондокоро. В будущем я решил там заложить город. Не мудрствуя лукаво, и не отходя от порочной практики названий городов на букву Б, решил его назвать Битум, можно сказать в тему. Рядом протекает Белый Нил, население чернокожее, а битум, это чёрная смола, нормальные такие ассоциации.

Так вот Масса, сейчас звавшийся Верным, с неизменным кожаным мешочком, где лежал его отрезанный и мумифицированный палец, был поставлен там, чтобы разобраться с местным населением, оказывая им всевозможную помощь, как продовольствием, так и защитой. И он должен был наладить коммерческие связи, с арабскими торговцами.

Вера — верой, разногласия — разногласиями, а торговля — торговлей.

С этой целью, у него было триста воинов, вооружённых винтовками, и он набирал их дальше, пользуясь моей поддержкой, поступающим к нему от меня продовольствием, и предметами обихода, предназначенными для торговли с местными, арабскими, и донколанскими купцами.

Сейчас там наступил голод и болезни, постоянные спутники войны и разрухи. Уже несколько раз, от него ко мне, прибегали гонцы, с паническими настроениями, которые приходилось гасить караванами продуктов, и воинами, а также подготовкой лекарей.

Этих товарищей готовил опять ваш непокорный слуга. Собрав всех, кто мало-мальски имел желание, и предрасположенность к врачеванию. Сюда же я присовокупил шаманов, унганов, и прочую шушеру, обозначив своё отношение к этому. Я унган, и я лечу, а ты унган, и ты… что делаешь? Привлекал к этому даже женщин, но тут возмутились все негры-мужчины. Ё-п-р-с-т, не понравились им тётки, видите ли, не женское, мол, это дело, лечить, их дело роды принимать. Пришлось пойти на попятную, и организовать курсы знахарок, и вроде как сестринские курсы, но желающие учиться всегда могли найти ко мне дорогу, и совет, тут уж я никому не отказывал. Уставал вот только за всеми следить, помогать, и учить.

Но здесь мне на помощь пришла мужеподобная предсказательница Сивилла. Быстро переняв от меня минимальные навыки, она стала учить им остальных женщин, а один из самых вредных и недовольных этим, унганов, получил кулаком в свою маску, отчего та хрустнула, и вмялась в его лицо. С тех пор, он ходил со свёрнутым набок носом, и расплющенными от могучего удара, губами, и шепелявил из-за выбитых, нечаянно, могучей женщиной зубов. После этого случая, количество недовольных женским врачеванием, поубавилось.

Я же, холил и лелеял походный набор хирургических инструментов, время от времени пользуясь им. Но вот, конечно, я так и не смог делать хорошо даже простейшие операции. Не было необходимых знаний, а опыт был достаточно специфический.

Получив радостную весть о прибытии Ашинова, я занялся снова своими солдатами. Что-то они меня не очень радовали. Спасибо, конечно, французам, что научили их стрелять. Я же учил их любить, сначала меня, потом негритянскую армию, в которой они имели честь находиться. Рядом со мной, на полигоне, всегда находились оба моих советника. Голова верховного вождя Уука, и голова сотника Наобума, они всегда с укоризной смотрели на нерадивых негров, плохо понимавших мои приказы.

Но не всегда их укоризненные взгляды помогали мне. Иногда приходилось пускать в ход и мой личный штандарт. И лезвие копья щекотало щёки бездарностям, имевшим неосторожность покушаться на моё священное право сильного ими командовать.

Такие попытки давились на корню, и уничтожались всеми способами, главным образом, моральными. Осмеивание, презрение, всеобщее осуждение — вот, три кита, на которых зиждился воспитательный процесс, это чудо из чудес, и которые периодические взмахивали хвостами, плывя в нужную мне сторону.

Четыре тысячи здоровых негров, уставших бегать по полигону, радовали своей выучкой и умением стрелять. Не радовало то, что они использовали линейную тактику, вбитую им в голову французскими инструкторами. С этим надо было что-то делать.

Пока я размышлял, как отучить их бегать в атаку толпой, и густыми цепями, ко мне в хижину зашёл Бедлам. Зашёл он не просто так, а на огонёк. Вечер был прохладным, и в центре хижины горел очаг, с висевшим на нем котелком, в котором я варил, не помню уже какое, очередное зелье, дабы совершенствовать свои навыки.

Энергии у тридцатилетнего мужчины (у меня, то есть) было хоть отбавляй, а сбросить напряжение с женщиной, я себе не позволял. Как только начинал об этом думать, так сердце начинало ныть, а в голове всплывал образ Нбенге. Не пришло ещё время, не пришло.

Вот по поводу женщин, ко мне и зашёл Бедлам.

— Тут такое дело Мамба, — начал он разговор.

— Какое, Бедлам?

— Непростое!

— Ну-ну, — поощрил я обычно неразговорчивого друга, по простоте душевной называвшего меня не князем, не команданте, а просто Мамбой.

— Воины наши, дюже женщин хотят, а ты запрещаешь и наказываешь, вплоть до казни. Но, против природы не попрёшь! Организмы молодые, размножаться хотят, а жениться им пока нельзя. Что делать будем?

— Как обычно. Все окрестные дупла в их полном распоряжении, главное, чтобы по размеру было, и без птиц, гадов, и насекомых, — пошутил я, чёрный армейский юмор, знаете ли.

Очевидно, Бедлам привык к моему юмору, но сейчас счёл его неуместным, и недовольно скривился.

— Хорошо! Есть ли женщины у тебя на примете Бедлам, готовые за блага, снимать напряжение у воинов, и делать им приятное.

— Есть!

— Гм… и много?

— Много!

Вот же блин, во все времена, и во всех странах, одно и то же. Есть потребность, есть возможности. На каждый товар, свой купец. Хоть на что.

— Ладно, организовывай их, строй им хижины за городом, заселяй, поставь на довольствие, ну и там всем обеспечь, что им нужно. А за услуги пусть берут подарки, и придумай что-нибудь, в качестве оплаты их услуг. Вроде, как жетоны на право воспользоваться услугами жриц любви.

— Да, и зная вашу горячность, изготовь жетоны с цифрой один, два и три, — и я нарисовал на земле эти цифры.

— Смысл такой. Этими жетонами будем поощрять лучших воинов. Стандартный, с цифрой один, то есть приходишь и один раз пользуешь эту любительницу ничего не делать, а только ноги раздвигать.

— С цифрой два, надо уже заслужить, попотеть, так сказать, но не на женщине, а на полигоне, либо проявить другие полезные навыки, или смекалку. Тут уж два раза за раз можно пользовать, и не одну.

— С цифрой три, и так всё понятно, если уж такие сильные найдутся, либо долго жившие в воздержании, больше я думаю не надо. Только, с такими надо поосторожнее. В общем, систему понял? Понял! Дальше сам разберёшься сам.