Мой сосед - оборотень (СИ) - Лунёва Мария - Страница 29

Как он мог меня обмануть?

За что так со мной?

Может, стоит вернуться и прямо спросить. В глаза ему взглянуть.

И пусть он мне расскажет, за что так жестоко. Пусть и он хоть немного помучается.

Нельзя всё так оставлять, пусть отвечает за свои действия. Раз посмел обмануть, то пусть и признаётся в этом.

Оставив на столе кофе, к которому я так и не притронулась, и деньги за него, я вышла и поспешила на остановку.

Пусть посмотрит мне в глаза и расскажет, какая я ему избранная!

В автобусе меня трясло как никогда.

Страх, неуверенность, робкая надежда на то, что всё это недоразумение.

Я одновременно и боялась, и мечтала услышать его объяснения.

Как заведённая, всё ходила по практически пустому автобусу взад-вперёд и нервировала пару старушек людской расы, что ехали в соседнюю человеческую деревню.

Наконец, автобус остановился на трассе, и я выскочила наружу.

Ещё никогда я так быстро не бежала домой.

Всё боялась, что сейчас смелость закончится.

Что передумаю. А, может, его уже и след простыл. Уехал.

Но нет.

Благояр был на улице. Сидел с огромным рюкзаком на своём байке. И, несмотря на внешнее спокойствие, выглядел он хмуро. Заметя меня, мужчина встал. А у меня перед глазами потемнело. Значит, уезжает.

Значит, всё это правда. Не послышалось. Я всё поняла правильно.

А квартиру зачем покупал? Гараж этот. Машина же здесь остаётся.

Богатеев мне не понять. Вот она пропасть между нами.

Но на Благояре беды мои не закончились: из окна второго этажа выглядывала мама.

— Диана, — громко позвал оборотень, — может, объяснишься, куда ты пропала с утра? Только сказала, что за вещами, и скрылась.

Я встала, как вкопанная и непроизвольно подняла взгляд на окна нашей квартиры. Мама стояла с открытым ртом. Она всё слышала.

— Из постели вылезти не успели, как ты упорхнула, — добил Благояр.

Мне стало так больно.

Да, за что?!

Мама кому-то спешно звонила.

Благояр не сводил с меня взгляда, словно ждал чего.

Сглотнув, я не знала, куда себя деть.

Что делать? Куда бежать?

— Диана, домой, — проорала мать, — жених на подъезде. Торопится в гости.

А я стояла и не двигалась.

Из-за угла выехала на бешеных скоростях машина Изебора, и я сообразила, что мне конец. Вот кому мать позвонила. Остановившись подальше от Благояра, сатир выбрался из машины и рванул ко мне, да так быстро, что я и понять ничего не успела.

Щеку обожгла пощёчина.

Странный жуткий рёв огласил округу. Кто-то меня толкнул, и я оказалась сидящей на земле. В паре метров от меня оборотень со зверской частично трансформировавшейся рожей методично калечил воющего сатира. Я отчётливо слышала глухие, слегка чавкающие звуки ударов. Лицо Изебора все больше напоминало красный блин. Из носа фонтан крови.

Выглядело всё это мерзко.

— Только посмотри в её сторону, — рычал оборотень. Ухватившись за рог сатира, он буквально выворачивал его. Изебор орал дурниной. Рядом металась невесть откуда взявшаяся мать.

— Я вас засужу! — двор огласил её визг. — Эта коза распутная юридически зависит от меня. Вы право не имели её трогать. Вы мне заплатите!

Благояр рассмеялся. Поднял окровавленный кулак, в которой находился отломанный рог сатира, и глянул на неё.

— Деньги нужны, коза старая?! — прошипел он. — А подавай на меня в суд. Пиши жалобу. Я тебе заплачу, вот, сколько назначит старейшина, столько и получишь.

— Только старейшина не из перевертышей будет, — мать, щурившись, одарила злющим взглядом сначала меня, а потом и оборотня, который всё ещё сидел верхом на поверженном, притихшем сатире.

— Это не тебе и не мне решать, кого назначат, тот и будет. Да, я забрал невинность твоей дочери. Я отвечу. Хочешь денег? Я за неё заплачу. Она того стоила. Но через суд. С тебя жалоба, коза. Официальная.

Мать, кажется, уже и забыла, что оборотень покалечил её любимого будущего зятька, и что её дочь как бы попортили. Сейчас все её мысли занимал вопрос, сколько за мою девичью честь можно поиметь денег.

— Да будьте вы прокляты все, — выдохнула я. — Ненавижу вас.

— Диана, — рыкнул на меня Благояр.

— А тебя так и вовсе презираю. Убирайся домой, тебя же отец к ужину ждёт. Ненавижу тебя, Благояр.

Мои нервы просто сдали.

Я отказывалась думать и хоть что-либо понимать. Говорят у каждого из нас есть свой предел, кажется, я свой только что исчерпала. В душе стало пусто.

Краски этого мира погасли, и он стал серым и холодным.

Обойдя всех по кругу, просто пошла домой.

Я, наконец, поняла, что красивые истории о великой любви, они только в человеческих книгах. А в моей реальности только безнадёга.

Хочет мать денег, да пусть получает.

Наверное, Благояр не зря выспрашивал у меня, как родители отреагируют, что “цветочек невинности” с их доченьки сорвали. Я ведь сама сказала, что мать в суд побежит. Вот и просчитал оборотень, что за сатирку много с него не сдерут, и развлёкся на славу.

Как же мне сейчас было тошно.

Ворвавшись в квартиру, увидела отца. Он спокойно сидел на диване и смотрел телевизор. Крики, доносившиеся с улицы, его вовсе не заботили.

— Пап, — тихо позвала я, — почему вы такие? Почему матери деньги дороже дочери?

Он меня услышал. Обернувшись, просто пожал плечами.

— Не знаю, доча, — кажется, он даже призадумался, — она всегда такой была. Только о деньгах все мысли. Я на ней поэтому и женился, думал добытчица хорошая.

— Как вы так можете? Вы же мою жизнь в ад превратили? Неужели тебе всё равно, что я зимой в холодном подъезде, бывает, ночую. Что в комнату к твоей дочери мужики вламываются посреди ночи, когда ты пьяный спишь на кухне? Тебе реально плевать на меня?

— Нет, Диана, мне не плевать, иначе ты бы давно стала женою того козла, что сейчас верещал на улице.

— Но тогда почему ты никогда ничего не делал для меня? — я чувствовала, что у меня начинается истерика.

— Чтобы ты выросла сильной. Самостоятельной. Не спрашивай меня, Диана. Ничего уже не вернёшь и не изменишь. А мать, она такая, какая есть и не изменится никогда.

— Ненавижу её, — в сердцах воскликнула я.

— Твоё право, доча. Тебе есть за что ненавидеть и её, и меня.

Отец снова уставился в телевизор, кажется, забыв, что я всё ещё стою в проходе.

Да, у меня было за что ненавидеть мать, но отец не вызывал у меня, вообще, никаких чувств. Он как амёба: прогнулся под всех и не желает и пальцем шевельнуть.

— Ты соврал мне, папа, — прошептала я. — Изебор на мне не женат только потому, что закон не велит. Как только мне исполнится двадцать один год, ты и пальцем не пошевелишь, чтобы спасти от этого брака.

Он ничего не ответил. Просто продолжал смотреть это дурацкое кулинарное ток-шоу.

Поняв, что продолжения разговора не будет, я отправилась в свою комнату и, не удержавшись, подошла к окну. Мать и Благояр разговаривали друг с другом на повышенных тонах, Изебор лежал на земле. Его голова была залита кровью. Так ему и надо.

Потерев зудящуюся щеку, я злорадно улыбнулась. Наконец-то, кто-то ему рога пообламывал в прямом смысле этого слова. Хоть что-то положительное во всей этой ситуации.

Отойдя от окна, я села на кровать. Вокруг царил бардак.

Наша квартира напоминала сарай. И убираться здесь я больше не собиралась, работать на родителей тоже. Я и так не питаюсь за их счёт. Не нравится им, что я тут живу, пусть выселяют меня, только буду "за".

Надоело мне! Достали все!

На улице взревел мотор байка. Не усидев, я снова подбежала к окну: Благояр, казалось, ждал этого момента. Наши взгляды встретились. Он улыбнулся и вытащил телефон. Спустя секунду откуда-то из-под подушки раздался тихий звонок. Я подавила в себе желание отвечать. Оборотень поднёс телефон к уху и вопрошающе глянул. Но я лишь покачала головой и отошла.

Хватит.