Крыло Королевы (ЛП) - Торн Джессика - Страница 32

Серебряные свадебные наряды — это, судя по всему, антейская традиция, особенно, когда дело касается королевских свадеб. Я не до конца уверена, как к этому относиться, но, похоже, спорить бесполезно. И правда: разве это имеет значение? Я выйду замуж, независимо от цвета платья или его стиля.

Я подавляю желание скривиться, когда дизайнер делает язвительные замечания, которые усердно записывает её помощница. И дело не в том, что я веду себя как-то не так. Вообще-то мне и слова не дают сказать, но, наверное, оно и к лучшему. Я для них играю ту же роль, что и манекен, с которого они сняли объёмный наряд по моём прибытии.

— Ваше высочество имеет не совсем тот цветовой типаж, к которому мы привыкли, — заявляет дизайнер, наклоняясь к моему лицу, пристально изучая.

Что будет, если я ударю её? Это же нельзя посчитать дипломатическим скандалом. Возможно, придётся объясниться, но, по-моему, у меня есть оправдание. Мои стражники подтвердят.

— Её высочество безупречна, — Элара чуть ли не рычит на этих словах, к моему великому удивлению. — Скорее это ваши навыки выгорели на солнце. Хм… — она берёт в руки материал, и он скользит меж её пальцев. Она оценивает на ощупь, полагаясь на опыт, и не остаётся удовлетворённой. Отпускает ткань, шорох эхом звучит за её вздохом. — Возможно, Ферролт всё-таки лучше справится с этой задачей. Он заказывает ткани напрямую из Вердейна. Времени ещё достаточно, а он работает быстро.

Дизайнер сужает глаза и поджимает губы ещё сильнее, а затем улыбается во все тридцать два зуба:

— Ферролт? Что ж, если вы считаете, что так будет лучше, леди Элара… но его репутация мало известна.

— Этот заказ создаст репутацию даже там, где её не было совсем, — Элара с важным видом возится с моими длинными чёрными волосами, собирая их наверх. Я смотрю на отражение в зеркале, и мне самой своя внешность кажется экзотической. Я выгляжу совсем иначе. Длинная шея становится изящнее от манипуляций Элары с моей причёской. И мой цветовой типаж, который так выделяет меня среди всех остальных присутствующих в этой комнате, совершенно преображается. Я вижу это и в зеркале, и по их глазам. Я стала кем-то иным, кем-то на редкость красивым. Я поражённо выдыхаю, и Элара улыбается. — Да, репутация. Она может быть хорошей или плохой. Так мы продолжим, или вы предпочитаете уйти и избавить нас от ненужных хлопот?

Дизайнер отступает на шаг назад и кланяется даже по моим меркам слишком нервно и торопливо. Элара издаёт слабый самодовольный смешок, который не слышит никто, кроме меня, и тоже отходит, шурша своими юбками.

Она кого угодно запугает, серьёзно.

Даже в команде дизайнера есть своя иерархия. Каждая девушка знает, к кому обратиться. Главная швея проверяет каждую юбку платья, чтобы все драгоценные камушки были на месте, и о любом несовершенстве тут же сообщает своим помощницам, и те спешат всё исправить, быстро и молча. У неё глаз намётан, как у бортинженера. Все присутствующие женщины или помогают, или критически осматривают. Петра дежурит у двери, иногда хмуро поглядывая на них. Ей всё это ненавистно, я знаю. Как и мне. И ведь оно продолжается часами. Но мужчины-стражники не могут присутствовать в комнате, пока я переодеваюсь. Антейский протокол строго-настрого это запрещает. Даже если я буду это делать за ширмой. По крайней мере, так мне сказала Элара тоном, не терпящим возражений. Так что у меня есть только Петра.

— Это ничем не отличается от множества других мероприятий, — успокаиваю я стражницу во время короткой передышки, пока они справляются без меня.

— Если не считать сколько острых предметов у них в руках.

— А, ну конечно. Они заколют меня до смерти своими булавками.

Петра не смеётся.

Я каждый день благодарю предков за то, что у меня есть Петра, если не каждый час. Но эта примерка платья — настоящая пытка. Мне же даже не обязательно присутствовать. Меня может спокойно заменить манекен. Но когда я отмечаю это вслух, мне в ответ звучит такое гробовое молчание, что я переживаю, не нарушила ли я некое религиозное табу. Даже Элара ужасается, а она ведь вроде как должна быть на моей стороне. Но нет, не когда дело касается всей этой чуши. Я должна быть здесь, на примерке, и точка. Ни шанса на побег.

Я развлекаю себя тем, что наблюдаю за женщинами, которым не разрешается приближаться ко мне или к платью. Им можно только передавать иголки, нитки, мелки, когда требуется, и молча ждать, предугадывая, что от них может понадобиться в следующий момент. Одна из них копается в корзине с инструментами, часть которых хорошо бы смотрелась в камере пыток. Она достаёт огромные ножницы с острыми лезвиями, сверкающими при дневном свете.

Что, по её мнению, они будут ими резать? Остальные продолжают заниматься своим делом, не замечая, как она подходит ближе. Никто не смотрит на неё, никто не протягивает руки в безмолвном ожидании ножниц. И она сама не смотрит ни на кого конкретного, как это делают все остальные. Она тихо перемещается, никуда не спеша и не привлекая внимания.

Я напрягаюсь, когда она подходит ко мне, но ничего не происходит. Зал полон людей, однако единственный обученный солдат стоит у самых дверей. Я пытаюсь стряхнуть с себя дурное предчувствие и выкинуть из головы все жуткие подозрения.

Она сейчас стоит рядом с Эларой. По сравнению с аристократкой с идеально уложенными золотыми волосами и в изысканном платье, эта девушка, чьи волосы мышиного цвета закручены в удобный пучок, выглядит простой и неприметной. Она словно бы рассеянно покачивает огромными ножницами в своей тонкой руке, покрытой узором из маленьких белых шрамов. Похожие есть на её шее, такие светлые и незаметные, что я не уверена, не показались ли они мне. Она не держит ножницы как оружие, но что-то с ней не так.

Возможно, со мной играет моё собственное воображение.

Но она и не держит их так, как другие швеи, какой бы ни была её позиция в иерархии. Остальные носят свои рабочие инструменты как священные реликвии. Но эта…

Её, наконец, замечают.

— Какого чёрта ты там забыла? — ругается дизайнер. — Возвращайся к остальным и положи ножницы на место.

Девушка с мышиными волосами в одно мгновение преображается, двигаясь как одержимая. Она сбрасывает с себя личину кроткой неуклюжей помощницы и показывает лицо хладнокровного убийцы. Ножницы раскрываются, обнажая два острых лезвия. Оружие, однозначно. Она бросается на меня. Срабатывают инстинкты. Я выкручиваюсь из рук окружающих меня швей. Они с визгом разбегаются. Платье мешает мне двигаться, но у меня нет времени на размышления, я пытаюсь нырнуть вниз, уклоняясь от лезвий. Элара кричит, громко и пронзительно, и не успеваю я понять, что происходит, как она заслоняет меня собой.

Брызги крови повсюду, алое на серебряном. Они попадают на моё лицо, ослепляя. Я хватаю ткань, чтобы протереть глаза. Мне нужно видеть. Жизненно необходимо. Петра бросается в атаку. Моя стражница и эта убийца окружают меня с двух сторон, а я стою как мышка между двух кошек, прибитая к полу. Элара лежит у моих ног, всхлипывая и прижимая к себе руку. Живая, слава предкам. Я вновь наклоняюсь, накрывая её своим телом. Она ранена, и довольно тяжело. Много крови, артериальное кровотечение. Я хватаю кусок ткани и туго обматываю руку Элары.

— Держи, — командую одной из швей. — Не отпускай, не то убьёшь её.

Бледная как мел женщина крепко сжимает руку Элары, закрывая рану, чтобы остановить поток крови. Хорошо. С этим разобрались. Но я всё ещё на прицеле.

Мне на глаза попадается пара ножниц с длинными, тонкими лезвиями. По чьей-то причудливой прихоти они были декорированы в виде цапли. Два лезвия как длинный клюв с очень острым кончиком, но не длиннее моей ладони. Я хватаю их с пола, куда их бросили в панике. Это всё, что у меня есть.

— Тревога уже поднялась, — спокойным голосом сообщает Петра, подходя ближе, выискивая место для удара. Убийца не предоставляет ей такой возможности. — Сдавайся. Тебе некуда идти, ты проиграла.