Подчинённая. Дилогия (СИ) - Грей Патрисия - Страница 44

Наконец, решаюсь и вставляю ключ в замочную скважину. Тянущее чувство страха угнетает.

Олька вылетает навстречу, лезет обниматься.

— Привет, — улыбаюсь я, и глажу её по голове.

Она вжимается в меня, стискивает руками:

— Я скучала, Наташк. Пипец, как скучала.

— Да ладно тебе, — говорю я.

— Нет, правда, — она смотрит на меня снизу вверх распахнутыми глазами, а потом переводит взгляд на мои сумки: — Ты вернулась?

— Да.

Она хмурится:

— Вы поссорились?

— Разошлись, Оль.

— Ясно, — вздохнув, говорит она.

В коридор выходит мама. Смотрит в глаза, затем на сумки. Отворачивается и уходит. Вздыхаю. В общем-то, очень предсказуемо.

Вымыв руки, иду на кухню.

— Чайник горячий? — спрашиваю Ольку.

— Да, только вскипел.

Приходит мама. Садится на табуретку, смотрит на меня.

— Привет, мам, — запоздало говорю я.

— Привет. Ничего не хочешь мне сказать?

— Отчего же, — меня колбасит, но я решаю вывалить всё сразу, чтобы не было этих подвешенных состояний. — Хочу. Мы с Русланом расстались, я уволилась с работы, и я беременна.

С вызовом смотрю маме в глаза.

— Деньги, что ты перевела, — говорит мама как-то отстранённо, будто бы сама с собой рзговаривает, — я положила на журнальный стол. — Квартиру оплатила сама. Тётя Галя мне одолжила, я вышла на работу и с зарплаты ей отдала. Мне этих твоих денег не надо.

— Ясно.

— Какой срок?

— Вторая неделя. Но это не точно.

— И что думаешь делать?

— Не знаю. Рожать.

— А ребёнка кормить на что будешь?

— Заработаю и прокормлю.

— А хахаль твой вообще в курсе, что ты беременна?

Заставляю себя посмотреть на неё. Это трудно, но я выдерживаю суровый мамин взгляд.

— Да.

— И что говорит?

— Предложил сделать аборт.

— Так я и думала…

Мама встаёт с табуретки.

— Я тебе так скажу, Наташ. — она смотрит в окно. — Ты уже взрослая, решай сама, как поступать. Когда я тебе говорила, что против таких отношений на работе и против этих подарков — ты меня слушать не стала. Крутанула хвостом и унеслась к нему. Теперь, поджав этот самый хвост, вернулась. Я не могу сказать, что хочу, чтобы ты подавала Оле такой пример. У неё и так в голове теперь вместо учёбы одни мальчики…

— Ма-ам… — хмурится Олька.

— Что, "мам"? Говорю, как есть.

— Мам, — говорю я. — Я найду себе жильё. Но сейчас мне некуда ехать.

— Да я тебя не гоню. Просто ты же такая самостоятельная стала, что материнское слово тебе теперь не указ. Вот я и не знаю, как с тобой говорить.

— Я понимаю.

— А про деньги я тебе сказала потому, что они тебе пригодятся.

— Хорошо.

— А насчёт ребёнка… — она тяжело вздыхает. — Насчёт ребёнка… Ему нужен отец. А беременная ты на работе вряд ли кому будешь нужна. Но я тебе сразу говорю — я ещё один рот не потяну.

— Мам, я и не говорю, что..

— Ты погоди перебивать, — поднимает она ладонь. — Сейчас ты, конечно, хорохоришься. Сама, дескать, всё потянешь. Но вообще-то ребёнок маленький потребует много чего и для этого нужны будут деньги. И снимать квартиру у тебя если и получится, то только до тех пор, пока ты работать будешь. Это если тебя вообще устроют.

— Устроют.

— В общем, я предлагаю вот что. Ты живи здесь. Вместе квартиру оплатим уж как-нибудь. Но насчёт аборта… Если ему ребёнок не нужен, может…. может и стоит его сделать.

— Мам, ты что говоришь-то такое? — ужасаюсь я.

— Тебе лет сколько? — щурит глаза мать. — Тебя замуж потом кто с малым ребёнком возьмёт? Ты жизнь свою для чего угробить решила? Из-за цацек этих?

— Я ему всё оставила.

— Правильно сделала. Но теперь уже это вопрос второй. Теперь надо понимать, что если ты родишь — ни работы, ни женихов скорее всего не будет. А будут только пелёнки и крохотное пособие.

— Материнский капитал ещё, мам.

— Это единоразово. А ребёнка кормить и воспитывать нужно будет не год и не десять. И желательно не так воспитывать, как я тебя воспитала.

— Нормально ты меня воспитала.

— "Нормально"… Я и смотрю… В общем, подумай об аборте. Возможно, это лучшее сейчас решение. Я не за такое, но губить жизнь свою из-за какого-то мужика… тоже не резон.

— Мам, пожалуйста. Прекрати.

Она машет рукой, кладёт ладонь на грудь и выходит из кухни. Молча пьём с Олькой чай. Олька с интересом поглядывает на меня, но все своими вопросы держит при себе. И я ей очень за это благодарна.

А ночью…

А ночью маме становится плохо. Мне не спится и заслышав её стоны, бегу в её комнату. Мама бледна, вид такой, что меня сразу начинает трясти от ужаса. В панике вызываю скорую.

Врачи приезжают быстро. А затем, вместе с проснувшейся Олькой едем с мамой в больницу. Она под капельницей, мы в слезах. Олька тихонько поскуливает, а я плачу тихо, в каком-то отупении. Я настолько уже подавлена свалившимися на меня бедами, что мне кажется, будто всё происходящее — происходит не со мной. И всё, о чём я сейчас думаю — главное, чтобы маме помогли.

Спустя час после приезда, кардиолог выходит к нам в коридор и говорит, что помочь можно, но нужно делать дорогостоящую операцию на сердце.

Ориентировочно, по минимуму — три миллиона рублей.

Глава 4

Спустя два дня я сижу на лавочке в парке, через который шла устраиваться на работу в компанию Руслана. Погода ясная, но дует прохладный ветер, и поэтому иногда я кутаюсь в лёгкое серое пальто. Цветы на клумбах ещё яркие, видно, что парком занимаются, но трава уже изрядно пожухлая, и вокруг то и дело осыпаются жёлтые и оранжевые листья. Кружатся, и тихонько опадают на траву и дорожки.

Несмотря на солнечный вечер, людей в парке немного. Мамы с колясками неспешно прогуливаются туда-сюда, да две старушки с палками, напоминающими лыжные занимаются скандинавской ходьбой.

Минут десять уже я просто тупо смотрю перед собой на линию кустов, за которыми мелькают проезжающие по проспекту автомобили. Думаю о том, что бы делала сейчас, если бы в моей жизни не было бы Руслана, если бы я вообще его не знала. Мысли о моей беременности после того, как маме стало плохо, отошли на второй план. Я, естественно, не забыла о ней, но теперь осознаю это как-то отстранённо.

Эти прошедшие два дня мы с Олькой только и занимались тем, что с утра до вечера пытались занять у знакомых денег, да размещали в соцсетях объявления с просьбой о финансовой помощи на лечение мамы. Врачи сказали, что ей нужно заменять сердечный клапан и что цена, которую нам предлагают, с учётом уровня качества протеза и с учётом того, что многое по финансам покрывает страховка, вовсе не высокая. Кому как. Для нашей семьи сумма в почти три миллиона рублей — просто неподъёмная.

И я это прекрасно понимаю, хотя и стараюсь об этом не думать. У мамы прогрессирующая сердечная недостаточность и операцию нужно делать, как можно скорее. Она лежит в больнице и мы с Олькой навещаем её как можно чаще, и при этом обе паникуем на тему денег, которые, как теперь уже совершенно ясно мы не достанем. Тем более в течении недели, максимум двух. Думать об этом страшно. Потому что мама может умереть. Просто потому, что у нас не хватит денег на то, чтобы ей провели эту операцию. Мы собрали вполне солидную сумму за эти два дня, если говорить, допустим, о покупке еды, но в контексте предстоящей операции — они просто смешны. Нам одолжили около тридцати тысяч рублей и всей своей активностью в Интернете мы собрали ещё около пятнадцати тысяч. Это полторы сотых от того, сколько нужно собрать. И теперь, когда заниматься больше не у кого, а поток поступаемых на счёт средств значительно уменьшился — стало хорошо понятно, что мы не наберём даже треть необходимой суммы.

Кредит в банках мне не дали. В одном почти дали, но в итоге и там сорвалось — их не устроило и то, что у меня нет кредитной истории, и то, что я фактически нигде не работала дольше двух с половиной месяцев.

И теперь я сижу на лавочке неподалёку от бизнес-центра в котором совсем недавно работала, и куда не приезжала с того момента, как плюнула в лицо владельцу и генеральному директору компании в которой работала. И думаю о том, что других вариантов у меня попросту и нет.