№333, или Притворись, что любишь 2 (СИ) - Рымарь Диана - Страница 38

Мне приятно ее желание меня защитить, и в то же время меня съедает беспокойство.

— Кира, пожалуйста, давай пойдем на улицу!

— Да не переживай ты так! Натан — разумный человек, всё будет хорошо!

— Ну, сейчас он разумным не выглядел!..

Кира пристально на меня смотрит и вскоре кивает. Но когда мы выходим, Кирилл с Натаном уже возвращаются.

— Поехали домой! — Карц тянет меня за руку к машине.

— Он хоть живой? — спрашиваю тихонько.

— А есть разница?

Мой защитник смотрит на меня исподлобья.

— Не хотелось бы, чтобы тебя посадили… — уточняю мотив своего вопроса.

— Ха… — усмехается он. — Тогда нечего царапать шеи всяким проходимцам…

«Он заметил царапины… Господи, ну конечно же заметил!»

— Да, да, милая… Ты многое должна мне объяснить…

И в этот самый момент у меня от страха начинают стучать зубы.

Тогда же:

Натан

— В машину, Ждана!

Открываю для нее дверь, наблюдаю за тем, как она садится, и меня раздирают на части два желания. С одной стороны, хочется от всей души надавать ей по заднице, чтобы в следующий раз включала мозги, прежде чем что-то делать, с другой — хочу обнять и не отпускать часа два-три, а лучше сутки или неделю.

Сажусь на водительское сидение, смотрю на Ждану, и тут меня прорывает:

— Объясни, за каким хреном тебе понадобилось кидаться на этого мужика?! Тебе не приходило в голову, что за такое можно получить в ответ? И ведь получила! За дело получила! За собственную глупость!

Она ежится, смотрит на меня огромными глазами и признается:

— Натан, когда ты так орешь, мне становится страшно…

— И хорошо, что страшно! Может, тогда лучше дойдет!

Все-таки заставляю себя заткнуться. Рыжей стервочке и без меня досталось с избытком, ей сейчас не до моего праведного гнева.

Включаю в машине свет, командую строго:

— Покажись, кошка дикая…

Беру ее за подбородок, поворачиваю лицо к лампе, внимательно осматриваю. Нос чуть припух, но на первый взгляд никаких серьезных повреждений. Тут подмечаю, что ворот ее кофточки испачкан в крови.

«Это ж как она лилась…»

Отоварили мою девочку по полной программе, хоть и она у меня не без вины. Только как же надо раздраконить женщину, чтобы она кинулась драться? Ждана вроде барышня разумная, острых приступов психоза я за ней не замечал.

— Мудак паршивый… — шиплю себе под нос. — Ждана, голова кружится?

— Нет…

— Хорошо… — а потом продолжаю громче и как можно строже: — Значит так, милая, новые правила! Ты больше никогда не связываешься ни с одним паршивым ублюдком, поняла меня? Никогда! Если к тебе пристают, ты сразу уходишь и говоришь мне! Если не можешь уйти — кричишь, но не ввязываешься в драку, ясно?

Она молчит, просто моргает, и всё.

— Ясно тебе? Отвечай! — снова повышаю голос.

Она судорожно кивает, а я продолжаю орать:

— А если бы меня не было? Если бы он тебя на улицу вытащил? Что бы с тобой было, а?!

— Но ты же был… — шепчет она тихонько.

— Был! К счастью… Кстати, если ты думаешь, что мне нравится избивать людей, то ты ошибаешься!

— Я так не думаю… — она поджимает губы.

— Ладно, проехали, воспитательный момент окончен… Я надеюсь, ты сделала выводы!

Она снова молча кивает.

Несколько раз глубоко вздыхаю, стараясь побороть очередную вспышку ярости, а в крови тем временем плавают литры адреналина, если не больше. Когда я увидел ее, окровавленную, на полу, думал, прибью этого мудака. Всё, чего мне на тот момент хотелось, — колошматить его мерзкую рожу!

«Как вообще можно поднять руку на женщину?»

Кем бы она ни была, что бы она ни делала, ведь есть другие методы — схватить, удержать, если сама рыпается, но не разбивать лицо. Закрываю глаза, вспоминаю ту картину, и возникает такое чувство, будто это меня избили. А ведь я, кретин, даже не спросил, как она!

Снова тянусь к ней. Беру мою стервочку рукой за затылок, придвигаюсь лбом к ее лбу, замираю на пару секунд, потом нежно целую в губы.

— Ты вообще как, маленькая?

— В порядке… — шепчет она.

— Испугалась, наверное? Прости, что не был рядом… Вовремя не защитил…

— Это не твоя вина… — отвечает она.

— Еще как моя! Было очень больно?

— Ерунда, я почти не почувствовала…

Снова ее целую, потом завожу машину, трогаюсь в сторону дома.

Периодически смотрю на свою стервочку и качаю головой. Здоровый мужик лупанул по лицу, а с нее как с гуся вода, даже не расплакалась.

Либо очень крепкая психика, либо…

«Она просто к этому привыкла! Для нее это не что-то из ряда вон выходящее!»

От этого озарения меня передергивает. С трудом концентрируюсь на вождении, слава богу, ресторан от моих апартаментов довольно близко, мы уже почти дома. Неожиданно для самого себя задаю сакраментальный вопрос:

— Ждана, тебя часто били?

Краем глаза слежу за ее реакцией. Моя стервочка вжимается в кресло, кутается в пальто и… молчит!

— Я, кажется, задал тебе вопрос! — продолжаю строже.

Знаю, веду себя как настоящий грубый мужлан, но мне не до этикета. Не позволю Ждане снова забраться в свою раковину.

— Натан, пожалуйста, не нужно меня спрашивать о таком… — еле слышно отвечает она.

«Значит, били…» — сразу делаю вывод. Если я спрошу о подобном у Кирилла или Киры, они просто скажут «нет», а не будут ходить вокруг да около. Очевидно, что Ждане ответить сложно. Такое чувство, что она себе скорее язык откусит.

— Кто? Когда? За что? — безжалостно продолжаю свой допрос.

Я уже практически готов надавать по морде каждому встречному, только чтобы ее обидчикам тоже досталось.

— Натан, пожалуйста… — просит она еще тише.

Всего два слова, но сколько в них боли, сколько страдания! У меня всё внутри сжимается в болезненной судороге, как будто даже легкие парализует.

Я бы заткнулся, подождал более удачного момента для серьезных разговоров. Только уже успел понять — удачного момента не будет. Он просто никогда не наступит. Ждане больно говорить о прошлом сейчас, будет так же больно через неделю, две, месяц и, может быть, годы. Чем я дольше буду тянуть, тем больше времени Ждана просидит в своем панцире, а мне нужно, чтобы она раскрылась.

Когда паркуюсь у дома, Ждана тянется к ручке двери, но я демонстративно нажимаю на кнопку замка. Запираю в машине и окидываю тяжелым взглядом:

— Я хочу всё о тебе знать! И ты мне расскажешь…

Она устало вздыхает и стонет:

— Что ты хочешь знать? Что?

Тогда же:

Ждана

— Ответь мне, что ты хочешь знать? — спрашиваю с надрывом.

 «Как меня лапал престарелый параплегик? Как ронял слюни, когда я перед ним вертелась? Или тебе поведать про то, что последние пять лет я прожила с садистом-импотентом, который меня избивал?!»

Я не знаю, как можно рассказать подобное мужчине, который тебе хоть сколько-нибудь интересен. Он же после такого на меня даже не взглянет без жалости, ведь нормальный мужик! А нормальные мужики жертв насилия могут только жалеть! И никаких других эмоций к ним, как правило, не испытывают. Оно мне надо? Аж три раза! Фактически ему уже меня жалко, жалко до боли, это видно, но я совсем не эти чувства хочу в нем вызывать.

Больше того, девушкам из фонда запрещено обсуждать прошлых джентльменов с настоящими. И этот запрет появился не из воздуха, продиктован вполне конкретными причинами. Фонд свято хранит тайну личной жизни клиента — один из главных принципов.

Если кто-то кому-то решит набить морду или прилюдно опорочит честь и достоинство из-за нашей болтовни, дело может обернуться большим горем. Одно из самых жестких наказаний фонда — отрезание языка. И это не метафора… Нетрудно догадаться, за что оно полагается.

Я уже восемь лет варюсь в этом адовом котле, и однажды мне довелось столкнуться с жертвой такого вот наказания. Вроде бы можно научиться говорить, даже если человеку отрезают кусок языка, например в случае, если это рак или механическая травма. Язык — мышца и отлично тренируется. Но та девушка молчала всегда, а за ее спиной постоянно шушукались. Если «Всемогущие» что-то делают, полумерами не ограничиваются. Я ей в рот, конечно, не заглядывала, но думаю, резали с большим запасом, чтобы уж точно больше ни слова сказать не могла.