Шаг из тьмы (СИ) - Марс Остин - Страница 14

— Какое коварство, — с довольным видом качнул головой Анди, Вера улыбнулась и запела высоким детским голосом:

— Маленькой девочке холодно зимой, милую девочку я возьму домой.

Анди рассмеялся, с предвкушением прикрыл глаза и прошептал:

— Ну наконец-то и на Шена нашлась управа, как долго я этого ждал.

Она улыбнулась и стала играть что-то задорно-валлийское, он рассмеялся:

— Раздери меня демоны, я продам вам метеорит! Газетчикам назову завышенную цену, а вам сделаю скидку. — Подумал и вкрадчиво шепнул: — Два миллиона.

Вера мягко погладила струны, извлекая звук ползущей по горам серебряных монет змеи, улыбнулась Анди, как Снежинка — министру Шену:

— Знаете, я так не люблю торговаться. Давайте вы за меня и за себя будете говорить, а я буду вам играть и петь? — прикрыла глаза и запела мягко и медленно, как колыбельную: — А мы летим орбитами, путями неизбитыми, прошит метеоритами простор*… Это правда метеорит?

Он пожал плечами:

— Так говорят легенды. Над миром пролетал Золотой Дракон, зацепил крылом звезду, и на землю упало несколько его чешуек, они раскололись и разлетелись по всему миру, их везде находили и обрабатывали по-своему, давали разные названия и придумывали разные легенды. В Ридии есть осколок в форме треугольной чешуйки с ладонь размером, его называют Парусом Золотой Ладьи, в честь легенды про их местного бога-мореплавателя. А мой кусок называют Звездой Дракона.

— Почему?

— Потому что там внутри фигура чёрного дракона.

— Но там конь.

Анди рассмеялся, заглянул ей в глаза с таким выражением, как будто видит её насквозь:

— Весь мир, кроме вас с Шеном, видит там дракона.

Она тихо рассмеялась, опять закрыла глаза и запела:

— Оправдан риск и мужество, космическая музыка вплывает в деловой наш разговор**… Миллион.

— Грабёж! — выровнялся Анди, Вера запела громче:

— В какой-то дымке матовой, земля в иллюминаторе, вечерне-ранняя заря… А сын грустит о матери, а сын грустит о матери, ждёт сына мать, а сыновей — Земля… Это песня о космонавтах.

— Кто это? — не особенно заинтересованно спросил Анди, Вера улыбнулась:

— Это люди, которые водят космические корабли. Как в море, только в космосе. Корабль прикреплён к ракете, которая разгоняет и выбрасывает его вертикально вверх, за атмосферу, там нет гравитации и всё парит…

— Да ладно, — округлил глаза Анди, Вера медленно кивнула, он прошептал: — Чёрт…

Она улыбнулась и продолжила петь:

— И снится нам не рокот космодрома, не эта ледяная синева, а снится нам трава, трава у дома… Они там проводят по полгода, на орбите, без гравитации, без возможности выйти, круглосуточно на работе, отважные люди. Только маленький тесный корабль, команда, и вид на планету за иллюминатором, маленькую такую, круглую, далеко внизу. И солнце всходит-заходит каждые полтора часа. Я в детстве хотела строить космические корабли, но потом подросла и решила, что это слишком сложно, этому нужно отдать жизнь. Самый крутой строитель кораблей, кроме них, ничего не имел — ни семьи, ни детей. Зато у него был космос. Как думаете, оно того стоит?

Анди отложил кисть и потёр лицо, печально кивнул:

— Ладно, миллион. Чёрт.

Она смотрела на вставшие дыбом волоски на его руках, улыбалась и играла в том же ритме:

— Стоит или нет?

— Не стоит, — он поправил рукава и взял кисть, добавил неуверенную линию, поморщился и перевернул страницу: — Личное счастье важнее профессиональной реализации, я это по себе знаю. Я опоздал на свадьбу из-за важной сделки, семья невесты оскорбилась и разорвала помолвку. Я достиг многого, я достиг таких высот, о которых тогда мечтать не смел. Но я до сих пор жалею. Она заглушила струны. Он поднял на неё глаза, смутился и сразу опустил, она видела, что он жалеет о том, что не промолчал.

— Неужели вы женились по любви? Мне тут изо всех сил пытаются внушить, что цыньянские женщины — суть ходячие инкубаторы, и говорить с ними не о чем, и видятся жених с невестой перед свадьбой один раз, и разговаривают 10 минут в день.

— Да, я видел её один раз, — мрачно кивнул Анди, — но она мне понравилась, и я всерьёз планировал прожить с ней долгую, счастливую жизнь. Но опоздал, она больше часа ждала меня в костюме на пороге, а я теперь четвёртый год как не могу себя простить.

— Четыре года — это очень много, — она тихо провела рукой по струнам, он начал что-то рисовать, просто беспорядочные острые углы, качнул головой:

— Недостаточно.

— Достаточно, если не накручивать себя специально и не ковырять свои раны периодически. Она вышла замуж?

— Вышла, и почти сразу умерла от какой-то женской болезни, даже не родив ребёнка. А я всё время думаю, что была бы она моей женой — я бы заботился о ней лучше, у меня бы она выжила.

— Вы не можете знать точно.

— Не могу. Но… как-то не легче от этого.

Вера молчала и перебирала струны, он рисовал шипы, она играла так мягко, как только могла. Тихо сказала:

— Четыре года — очень долгий срок. Пора себя простить.

— Может быть, — прозвучало как "для кого угодно, но не для меня".

— Слишком много думать о мёртвых вредно. Нужно думать о живых. О себе, о родных, которые о вас переживают, о ком-то, кому вы, может быть, нравитесь, но стараетесь не замечать. Представляете, насколько тяжело этому человеку? Невозможно соперничать с мёртвыми, она всегда выигрывают, потому что в памяти остаётся только хорошее, а ничего плохого они сделать просто не могут. Вы ещё так молоды, дайте себе шанс на счастье. И не только себе, но и кому-то, кто будет вас любить, а сейчас ходит и его совсем никто не любит, очень грустный человек, ждёт вас, а вас нет, вы в прошлом копаетесь. Так можно дотянуть и опоздать ещё раз.

Анди замедлил движения кисти, смущённо улыбнулся и спросил:

— Откуда вы знаете?

— Я читала много хороших книг, и говорила с мудрыми людьми, и у меня хорошая память.

— Я не об этом. Откуда вы знаете, что есть человек, которому я нравлюсь?

— Так он есть? — заинтригованно улыбнулась Вера, — как интересно.

Он смутился ещё сильнее, рассмеялся, перевернул страницу:

— Хотите сказать, вы не знали?

— Откуда? Всё, что я знаю об этом мире, мне рассказывает семья Кан, изредка ещё госпожа Виари и мастер Валент, я ни с кем из них о вас не говорила. Я просто логически рассуждаю, что если вы такой милый, и много общаетесь с людьми, то кто-нибудь 100 % найдётся, это математическая логика.

Он заулыбался, опустил голову, потом посмотрел на Веру исподлобья, изображая хитрые глазки:

— Это я милый?

Она закатила глаза:

— Я в вашем мире общаюсь в основном с господином ВсёСложно, по сравнению с ним, кто угодно милый.

— Это верно, — захихикал Анди, бросая косой взгляд куда-то в сторону открытых дверей в выставочный зал, там кто-то ходил, но Вере было не видно. Анди посмотрел на свой рисунок, похожий на волнующееся море, вздохнул и закрыл альбом: — Ну так что, подписываем документы на метеорит?

— Я не умею писать, мне придётся довериться вам. Или составим документы на цыньянском?

— Можем и на цыньянском. И ещё можем вслух прочитать потом, и я отдам вам запись, вы на будущее знайте, что так тоже можно, в Карне многие не умеют читать и писать, это не проблема.

— Отлично. Идём? — она с сожалением посмотрела на тай-бу, он понимающе улыбнулся:

— Приходите ещё, я дам вам поиграть. Хотя, я думаю, Шен купит вам такую же максимум завтра. Но всё равно приходите, я более благодарный слушатель.

Она улыбнулась, опять пытаясь отпустить струны, но ничего не получалось, Анди рассмеялся:

— Вы ей понравились, — Вера смутилась и опустила голову, Анди наклонился ближе и хитро заглянул ей в глаза, понизил голос: — Госпожа Вероника, только между нами, по большому секрету… Что будет на аукционе? — Она подняла вопросительный взгляд, он изобразил обаятельные глазки: — Конкретно, меня интересуют драгоценности, металлы, камни и предметы искусства. Вы что-нибудь привезли?