По ту сторону снов - Гамильтон Питер Ф. - Страница 90

По центру первого этажа располагалась большая винтовая лестница, ведущая на длинный внутренний балкон второго этажа. К этому моменту Слваста уже не удивился тому, как хорошо был обставлен фермерский дом: шикарная мебель, толстые ковры. Чересчур белый свет лился сверху. Он исходил от свисающих с потолка необычных стеклянных шаров, которые светились равномерно, не мигая.

Кто-то спускался по лестнице. Мужчина с насмешливой улыбкой на губах, он убрал свой полог и ослабил панцирь, встречая Слвасту с таким видом, будто его это забавляло.

Узнавание скрутило судорогой мышцы Слвасты.

– Ты! – потрясенно выдохнул он.

– Рад видеть вас снова, лейтенант, – сказал Найджел.

За два дня до семнадцатого дня рождения Кайсандры с ночного неба упало пылающее нечто. Она сидела у окна своей спальни на верхнем этаже дома с распухшими красными глазами после очередного приступа плача. Скандал с матерью был грандиозным даже по их меркам, он начался с утра и продолжался весь день. Дряхлые мод-гномы, которые помогали на ферме, тихо захныкали и забились под обеденный стол, прикрывая головы руками, когда воздух наполнился криками, оскорблениями, угрозами и обвинениями, а телепатические эмоции взорвались в эфире, подобно фейерверку.

– Ненавижу тебя! Ты худшая мать в мире! Да чтоб ты сдохла!

Ни одно из оскорблений не достигло цели. Равно как просьбы и демонстрация страданий. Серара, ее мать, была слишком опытна на этом поле боя. На гнев Кайсандры она отвечала презрением и яростью. С обеих сторон посыпались угрозы. Во врага полетела посуда – то, что от нее еще осталось. Иногда тарелку запускала рука, но чаще – текин, почти невольно, рефлекторно, когда мысль претворяется в дело без тормозов.

К вечеру страсти так накалились, что Серара с неизбежностью взялась за свою трубку с нарником. После этого спор стал выглядеть бредовым, ибо наркотик то усиливал, то успокаивал мысли женщины случайным образом. То она всхлипывала и стонала «прости, прости, прости», то глаза ее вспыхивали маниакальной ненавистью, и она дрожащей рукой хваталась за нож, когда Кайсандра выплескивала на нее очередной поток обвинений. Когда солнце зашло и приютившая ферму Блэр долина погрузилась в сумерки, обессиленная и убитая горем Кайсандра побежала наверх и захлопнула дверь своей спальни, а потом еще подперла ее старым комодом. Мать и дочь еще минут десять кричали друг на друга через дверь, прежде чем Серара спустилась вниз по лестнице за следующей трубкой. Кайсандра зашлась плачем, а ее мать рухнула в очередную ночь безумных нарнических снов. Экстравзгляд показал Кайсандре бесчувственное тело Серары, растянувшейся поперек дивана в гостиной. Время от времени женщина дергалась и издавала нечленораздельные звуки, когда наркотик вызывал новую галлюцинацию в ее мозгу. Затем она снова расслаблялась и оглашала комнату сопением и храпом спящего человека. Опустевшая холодная трубка выпала из ее руки на голые доски пола. К страданиям Кайсандры добавился голод. Она не ела с самого завтрака, а позавтракала яблоками и стаканом молока. Но она решила, что не станет спускаться на кухню. Хотя мать теперь совершенно точно не проснется до утра, Кайсандрой двигало чистое упрямство – как и всю ее жизнь.

«Девочка моя, у тебя не характер, а чистый Уракус», – говорил отец, наполовину сердясь, наполовину восхищаясь ею, когда Кайсандра отказывалась идти на попятный или извиняться, что бы она ни натворила. Но это было много лет назад, до того как отец ушел с ополчением Адеонского округа – участвовать в зачистке территории после Падения. Восемь лет назад. И он до сих пор не вернулся. Кайсандра все еще продолжала его ждать. Она не сдавалась. Один из первых ее ужасных скандалов с Серарой произошел из-за того, что мать стала избавляться от одежды отца. Примерно в то же время Серара начала курить нарник, пытаясь скрыть собственное горе и облегчить трудную долю женщины, вынужденной заниматься фермой в одиночку. Трудности только усугублялись год от года, поля больше не возделывались, моды одряхлели, а постройки начали разрушаться.

После восьми лет без отца семья худо-бедно справлялась с огородом, держала пару свиней, старую корову, которая пока еще давала молоко, и кур в курятнике, куда регулярно забирались бусалоры. Случались дни, когда у них и еды толком не было.

Вот почему Кайсандру принуждали выйти замуж за Акстена через два дня, как только ей исполнится семнадцать лет и брак станет законным (с разрешения родителей). Серара не просто дала разрешение; она охотно пошла на сделку с приданым, предложенную мерзким семейством Акстена. Все было довольно просто. В обмен на ферму Блэр (и Кайсандру) Серара получит три собственные комнаты в городе, над одним из принадлежащих семейству магазинов, где продавалась одежда. У нее будет легкая работа за прилавком, и она наконец избавится от своего многолетнего кошмара – унаследованной фермы. В самые худшие моменты она кричала Кайсандре, что без дрянной дочери и дерьмовой фермы, которые висят у нее на шее, она еще сможет найти себе порядочного мужчину. Однажды в ответ на это Кайсандра швырнула в мать последний оставшийся у них фарфоровый кувшин.

Итак, той ясной ночью заплаканная Кайсандра смотрела в окно на великолепные туманности, чье размытое сияние озаряло Бездну. Но их замечательные замысловатые формы и светящиеся краски не восхищали ее. Она просто смотрела на них, стараясь не думать о Джу, потребовавшей к себе душу ее отца. Она чередовала это со злобным рычанием при мысли о том, как Уракус заберет ее мать и Акстена, а также остальную часть его уродской семейки, включая их матриарха, Мамашу Улвен, которую Кайсандра втайне побаивалась.

Сегодня Уракус ярко светился высоко в ночном небе, его зловещие карминовые вихри в окружении изорванных янтарных вуалей заворачивались внутрь, в разрыв пустоты в его центре, похожий на свежую рану в пространстве. «Плохое предзнаменование, – горько подумала она. – Вот такой дерьмовой будет моя жизнь». Что-то двигалось поперек ужасной туманности. Пятно янтарного света, несущееся с северо-запада. И оно становилось все ярче.

Кайсандра уставилась на него. Сперва озадаченно. Она никогда не видела такой туманности. И вообще не слышала о том, чтобы туманности двигались. Пятно стало вытягиваться, а за ним тянулась тонкая идеально прямая линия розоватой фосфоресцирующей дымки.

«Это не туманность!»

В небе Бьенвенидо двигаются только две вещи. Либо небесные властители снисходят, чтобы украсить планету своим потрясающим присутствием, либо…

– П-па… паданец! – в ужасе закричала она.

Кричать было совершенно бессмысленно. Серара оставалась погруженной в глубокий наркотический сон, а мод-гномы все еще прятались под столом.

Кайсандра продолжала наблюдать за светящимся призраком. Теперь он стал намного ярче. Он приближался, направляясь практически прямо на ферму Блэр. Второй столь же бессмысленный предупредительный крик умер на ее губах. Яйца паданцев падали сверху вниз – по крайней мере, она всегда так считала. И они были темными. Ничего похожего на эту штуку.

Новый вид паданцев?

Любопытство преодолело ее первоначальный всплеск страха. Светящийся объект менялся. Его сияние стало слабее, когда он оказался над долиной, но пятно оранжевого света расширилось. Он был все ближе к фермерскому дому. Кайсандра поняла, что он большой – намного, намного больше, чем любое яйцо паданца. Странный мерцающий хвост люминесцентного воздуха позади него стал уменьшаться и рассеиваться по сторонам, словно дым.

Кайсандра едва успела повернуть голову, когда блестящая штуковина пронеслась над их домом с ревом, почти столь же громким, как грохот грома. Ей удалось заметить форму объекта: гигантское яйцо корпуса с жесткими изогнутыми треугольными крыльями. Будто корабельный плотник попытался построить летающую лодку. Последние восемь лет Кайсандра методично осваивала огромное собрание отцовских книг (еще одно яблоко раздора с матерью), но не могла вспомнить ничего подобного ни в одном из руководств и отчетов, опубликованных Исследовательским институтом паданцев.