Кровь оборотня (СИ) - Дорогожицкая Маргарита Сергеевна - Страница 19

Сделалось очень тихо. Давид был слишком потрясен, чтобы выговорить хоть слово. Зато в наступившей тишине был слышен какой-то странный звук, похожий на урчание. Довольное урчание сытой кошки.

— И поэтому надо было подставлять меня? — прошептал Давид.

— Да! Потому что это все из-за тебя! — снова взорвался отец Поль, вскакивая с места и тыча в Давида. — Ты! Если бы ты не явился сюда со своим проектом, то ничего бы этого не случилось!.. Не знал, Базиль? Он тоже Катена! И это он стоит за тем судебным иском на право наследования земли!

— Что? — нахмурился старик.

Давид по-разному представлял момент истины, но только не так. Совсем недавно ему казалось, что его тайну выдаст Марьяна, но о том, что это будет человек, которому он доверился… Нет, к такому он был не готов.

— Да! — захлебывался желчью священник. — Он сын Лучаны! Помнишь ее? Она не умерла!..

Давид нашел в себе силы оторвать взгляд от стола и посмотреть в лицо человеку, которого никогда не считал отцом.

— И это он меня подбил! — надрывался отец Поль. — У него денег куры не клюют! Он подарил Касьенн кольцо! И она стала сама не своя! Вообразила!.. Что сбежит с ним из этой глуши!

— Уведи эту мразь, — поморщился старик.

— Я требую адвоката!.. Или все расскажу про ваши… — он захлебнулся от сильного тычка под ребра.

Через минуту вопли священника стихли снаружи, его затолкали в машину. В гостиной снова воцарилась тишина. Все это время отец и сын не сводили глаз друг с друга.

— Сколько тебе лет? — спросил Базиль Шастелли.

— Тридцать три, — спокойно ответил Давид. — И да, я Катена, а значит, имею право на землю моей бабки Франциски.

— Ты Шастелли, — констатировал старик так, словно и сам не верил своим словам. — Надо же… Лучана не погибла…

Давид недобро прищурился.

— Не притворяйтесь, что не знали. Вы сделали все, чтобы запугать ее и…

Старик медленно покачал головой.

— Не знал. Я думал, что Лупо загрыз ее… — он осекся и огляделся. — А где эта пройдоха?

Давид сообразил, что они со стариком остались наедине. Ни Марьяны, ни Огюста в гостиной не было.

Она пыхтела от усердия, но тяжелая плита не поддавалась. Огюст сверху заволновался:

— Кажется, идут… Что вы так долго? Нашли?

Марьяна соврала ему, что потеряла здесь сережку, и упросила помочь.

— Черт! — выругалась она и налегла на лом всем телом.

Мраморная плита, укрывающая саркофаг, наконец со скрежетом отъехала в сторону. Внутри были кости. Не человека. Вернее, не совсем человека. Удлиненный череп, похожий на собачий, изогнутый позвоночник, несвойственное человеку строение конечностей. Марьяна по привычке полезла за телефоном, чтобы сделать снимок, но в кармане было пусто. Ее телефон раздавил Базиль Шастелли.

— Черт! Огюст, бросьте мне свой телефон!

Сверху раздался шум, а через несколько секунд на Марьяну наставили ружье.

— Я тебя предупреждал, — сказал старик и взвел курок.

— Если со мной что-то случится, то мой помощник… — быстро проговорила она, отступая назад.

— А мне плевать. Ты отсюда живой не выйдешь.

— Нет!

Ее заслонил Давид, встав между ней и стариком. Дуло ружья уперлось ему в грудь.

— Не позволю.

— Прочь! — процедил старик.

— Стреляй. Стреляй в сына.

Несколько минут они сверлили друг друга взглядами, а потом старик опустил ружье.

— Если думаешь, что я позволю семейной тайне покинуть пределы этой крипты, то ошибаешься. Застрелю и тебя, и ее.

Давид не успел ответить, Марьяна высунулась из-за него и спросила:

— Месье Шастелли, только один вопрос. Ваш сын Лупо когда-нибудь был человеком? Или он сразу родился в зверином обличье?

— Какой еще Лупо? — вспылил Давид, которому порядком надоело, что и Марьяна, и старик несут какую-то чушь про оборотней.

Шастелли опять вскинул ружье и взвел курок.

— Послушайте… — взмолилась Марьяна. — Он сам попросил меня о помощи! Сам показался мне на глаза! Но не человеком! Потому что больше не может превращаться? Или никогда не умел?

Давид в изумлении наблюдал, как что-то дрогнуло на каменном лице старика. Тот опустил ружье. Давид повернулся к Марьяне.

— О чем ты?

— Если месье Шастелли не возражает, то я расскажу тебе историю твоей семьи. Дело было во Франции семнадцатого века, в провинции Жеводан. Волкоподобный зверь наводил ужас на местное население, задирая и скотину, и людей. Но потом… его якобы застрелили, и нападения прекратились. Одним из подозреваемых был Антуан Шастель, который жил отшельником в горах и по слухам держал диковинных зверей, привезенных из Африки. Понимаешь? В 1767 году Антуан Шастель пропал без вести, и нападения прекратились. Полагаю, он перебрался на Корсику, изменил фамилию на итальянский манер и привез с собой… Жеводанского зверя, чьи останки… та-дам!..

Она дернула его за рукав и заставила развернуться к взломанному саркофагу. Внутри в полутьме виднелись какие-то кости, похожие на волчьи или собачьи.

— Что за чушь? — Давид обернулся к старику, но у того было такое выражение лица, от которого озноб неприятной струйкой холодного пота пополз по спине.

— Я думаю, это семейное проклятие, — продолжала Марьяна. — В смысле, что это передается по наследству. В вашей семье до сих пор рождаются оборотни. В годы войны один из Шастелли тоже шастал по горам в зверином обличье. Кто это был, месье Шастелли? Ваш отец?

— Ты сама себе подписала смертный приговор, — сухо сказал старик.

— Хм… Между прочим, я спасла вашего сына… Чувство благодарности вам незнакомо?

— Это тайна семьи, а ты чужачка. И ты умрешь.

— Слушайте, если я все равно умру, то хоть на вопрос-то ответьте. Почему ваш Лупо не смог обернуться человеком, чтобы попросить меня о помощи своему брату?

Старик взглянул на нее с ненавистью.

— Потому что не мог. Он таким родился. Волчонок. И о его существовании никто не должен был знать. А Лучана… Зря я с ней связался. Все беды от женщин. Я все эти тридцать лет думал, что мой сын… убил ее, а он… не виноват.

Давид не верил своим ушам. Они все с ума посходили?.. Но старика словно прорвало.

— Я отвел его в горы и бросил там. Велел больше не возвращаться. Никогда. И он не возвращался. Иногда я слышал его присутствие, видел, как пугливо жмутся козы в загоне, и понимал, что он где-то рядом, но он ни разу больше не показался на глаза.

— А почему вы просто не поговорили с ним?.. — Марьяна осеклась. — Он что, и разговаривать не умеет? Вы с ним вообще занимались?!? Какой вы после этого отец!..

— Заткнись!.. — лицо старика перекосилось, он опять схватился за ружье. — Что ты можешь об этом знать! Твой ребенок не рождался… зверенышем!..

Марьяна зашипела:

— Звереныш? Да мы в стократ лучше вас, людей! Звери не врут, не предают, не издеваются!.. А если убивают, то ради пропитания, а не для забавы или наживы!.. Чудовище!..

Давид едва успел ее перехватить, иначе бы она вцепилась в лицо Шастелли, словно бешеная кошка.

— Прекрати!..

— Убью ее! Отойди от нее!

— Я не дам!..

— Шшш!..

Прогремел выстрел. Сверху. Огюст посветил вниз на замерших людей, повел ружьем и сказал:

— Хватит уже. Вылезайте оттуда. Давайте успокоимся и все обсудим.

Марьяна сидела на диване, нахохлившись и поджав под себя ноги. Бернадетт принесла ей молоко, чтобы задобрить. Огюст увел старика, и Давид остался с Марьяной наедине. Она молчала и прихлебывала молоко. Давид вздохнул и сел рядом.

— Спасибо тебе, что распутала это дело, но все же… Не стоило спорить с человеком, у которого ружье. Он же мог…

— Он не человек, он хуже. Его сын нуждался в нем и пытался защитить свою семью как умел, а он от него отвернулся.

— Ты о чем?

Она сверкнула глазищами поверх чашки:

— Твоя мать была в глазах Лупо разлучницей, которая хотела похитить его отца из семьи! Она спуталась с женатым! Он защищался, когда напал на нее!