Марсианин: Цандер. Опыт биографии - Голованов Ярослав Кириллович - Страница 20

Всю жизнь он искал на Земле будущих марсиан…

А между тем положение на фронте оставляло желать лучшего: русские войска отступали. К лету 1915 года линия фронта стала подползать к Риге. Ряд предприятий, выполнявших военные заказы, стал готовиться к эвакуации. В Москву уезжал «Мотор». Еще в апреле 1913 года умер Калеп. Его смерть Фридрих Артурович пережил с большой болью. Уже тогда связи Цандера с заводом ослабли, но и теперь он часто с теплой грустью вспоминал огромный ящик, в котором прибыл из Берлина долгожданный «Райт», полеты с горы Дзегужкалнс, когда он вечно ходил в синяках, выставку в театре «Казино» — все это было так давно… Война обладает способностью молниеносно отбрасывать прежнюю мирную жизнь в невероятно далекое прошлое.

Эвакуировался и «Проводник». Из трех тысяч вагонов с оборудованием, сырьем и людьми часть следовала в Москву, часть — в Подмосковье, часть — в Переславль-Залесский. И снова скажу: тесен мир! Если бы Цандер попал в этот древний русский городок на берегу Плещеева озера, где царь Петр строил когда-то свою «потешную флотилию», то еще в 1919 году мог бы встретиться он с Мишей Тихонравовым, девятнадцатилетним комсомольским активистом, мог бы встретиться в этом маленьком городке, не дожидаясь, пока ракеты пересекут их судьбы лишь через двенадцать лет в подвале ГИРД.

Но его эшелон должен был идти не в Переславль-Залесский, а в Спас-Тушино — московский пригород.

Война, отъезд из дома, отъезд вынужденный и никаким временем не ограниченный — все это требовало характера, и он стремительно взрослел в эти месяцы, менялся, становился непохожим на прежнего Фриделя. Есть его фотография 1913 года. Сестра Маргарета сохранила нам его словесный портрет:

«Обычно он редко смеялся, но охотно улыбался („ухмылялся“, как говорила Лени)[23]; выглядел он хорошо: выше среднего роста, светловолосый, маленькие усики. Красивы были его зеленые глаза, мерцающие всеми полутонами. Он был худощав и казался почти хрупким, ходил чуть наклонившись, не так стройно и прямо, как другие члены нашей семьи».

Это портрет Фриделя-студента, но не инженера Цандера. Все вроде бы осталось прежним: волосы, усики, зеленые глаза, а человек выглядел совсем по-другому. Он чувствовал, что 1915 год — год для него рубежный. Детство, отрочество, юность отсеклись. Начиналась жизнь другая, взрослая, с другими заботами, требованиями, устремлениями. Да, все так обычно и случается с людьми. Но новая его жизнь, еще неизвестная, туманная, не вызывала у него чувства робости, тревоги, потому что он знал: из прежнего бытия в бытие новое переходит главное: он будет строить межпланетные корабли. Как, где, когда, на какие средства, с чьей помощью, в каких условиях, он не знал. Он знал главное: что бы ни случилось, какие бы преграды ни возводило время, история или отдельные люди, он будет строить межпланетные корабли!

Последний день в Риге. Сестра Маргарета вспоминает: «В 1914 году отец отправил в Москву наше столовое серебро и другие ценности. Меня это не трогало, но когда Фридель пришел прощаться, так как он вместе с заводом „Проводник“ уезжал в Россию в качестве инженера автошинного отдела, я заплакала и уцепилась за него. „Оставайся, оставайся!“ — просила я. Отец редко говорил с пафосом, но теперь он положил руку на плечо, прослезился и сказал: „Итак, мой мальчик, отправляйся в путь. Я знаю — ты пойдешь своей дорогой. Оставайся честным, порядочным, каким ты всегда был“. Тогда и Фридель положил руку на отцовское плечо. Мама поцеловала его, и Фридель, который, подобно всем „отцовским сыновьям“, не признавал целования руки, вдруг склонился и поцеловал ее руку. Я побежала за ним. В передней он обнял меня, вырвался и бросился вон из квартиры».

Порога этого дома он никогда больше не переступит. И никогда не увидит больше отца: доктор Цандер умрет в Риге в декабре 1917 года.

Отъезд из Риги в июле 1915 года делит жизнь Фридриха Цандера на две половины. В Риге он жил в семье, почти всю свою сознательную жизнь на одном месте — в отцовском доме на улице Бартас. Сохранились документы, связанные с его учебой. Многие детали его биографии оживлены воспоминаниями сестры М. А. Юргенсон-Цандер, семейными фотографиями, юношескими дневниками самого Фриделя. Он как бы на виду и из нашего сегодня виден в Риге лучше, чем в Москве. Здесь все иначе. Прежде всего время совсем другое. Первая мировая война. Февральская революция 1917 года, падение династии Романовых. Наконец, Великий Октябрь, рождение нового, социалистического государства. Гражданская война. Голодные и холодные годы разрухи. Цандер еще не женат, живет один. Как уже отмечалось, человек он был довольно замкнутый. Точнее, даже не замкнутый, а просто никому никогда в друзья не напрашивался. Близких друзей в Москве у него в этот период нет.

Известно, что неудачи на фронте в то время повсеместно вызывали волну шпиономании. Можно допустить, что Цандер — немец по национальности, говорящий по-русски с заметным акцентом, — не мог не почувствовать это на себе, что могло лишь усилить его уединенность, неконтактность. До момента оккупации Риги он переписывался с родными. Известно и письмо Артура Константиновича, написанное в марте 1916 года, в котором он пишет сыну: «Радуюсь, что тебе пришлось применить твои знания для военных нужд нашей дорогой России».

О внешних проявлениях его жизни известно очень мало. Цандер никогда не отличался любовью к развлечениям, а тут тем более. Мало свидетельств, которые могли бы рассказать о его участии в политической или общественной жизни в годы, предшествующие Октябрю. Очевидно, эти внешние проявления были скупы и однообразны: работа — дом — работа. Причем и дома тоже работа, и очень напряженная. Известно, что по прибытии автошинного отдела завода «Проводник» в Подмосковье Фридрих Артурович продолжает работать на нем в качестве инженера, занимая различные руководящие должности: заведующего автошинным, затем автозакройным отделами, помощника заведующего отделом прорезиненной ткани, заведующего лабораторией по механической части, заведующего патентным отделом.

Можно представить себе, сколько сил и времени отнимала у Фридриха Артуровича работа на предприятии, выполнявшем в годы войны военные заказы. И тем не менее… «С 1915 по 1917 год я занимался… — пишет Цандер, — настолько время позволяло, опытами над оранжереей авиационной легкости, а с 1917 года энергично работал над теоретической и конструктивной разработкой вопроса о перелетах на другие планеты».

Он оставался верен себе. И это главное, что мы знаем о его жизни.

Романтик по натуре, Цандер никогда не был прожектером и реально представлял себе, что до тех пор, пока война не кончится, говорить даже не о постройке, а хотя бы о разработке и моделировании космического летательного аппарата, способного достичь Марса, по меньшей мере смешно… Однако просто ждать лучших времен он не хотел, не мог. Поэтому из обширного круга вопросов, связанных с заатмосферными путешествиями, он выбирает тот, который, как ему кажется, не требует для своего разрешения ни специального оборудования, ни станков, ни квалифицированных рабочих, ни металла или какого-нибудь иного дефицитного сырья. Он решает заняться тем, что сегодня в космической технике сокращенно именуется СЖО — системой жизнеобеспечения.

Не надо быть специалистом, чтобы понять, насколько многогранная эта система. Здесь и необходимость поддержания заданных параметров атмосферы, влажности, газового состава. И обеспечение пищей и водой. И утилизация отходов, возможность соблюдения правил личной гигиены. И масса всяких других проблем, на которые мы в нашей земной жизни не обращаем внимания, принимая их как нечто само собою разумеющееся.

Цандер все проверил математикой и видел, что математика не пускает его на Марс.

Реальное потребление нынешним космонавтом кислорода составляет около одного килограмма в сутки. Воды — около трех килограммов, из которых примерно половину человеческий организм возвращает в окружающую атмосферу, что требует ее постоянного удаления из окружающей воздушной среды. Для поддержания нормальной трудоспособности космонавт на нынешних орбитальных станциях планирует калорийность своего рациона где-то в пределах 3100 килокалорий в сутки. Это примерно 80 граммов жиров, 100 граммов белков, 420 граммов углеводов. Итого, без учета веса всяких регенерационных систем, вентиляторов, осушителей, ассенизационных устройств, влажных салфеток и полотенец, душевой установки с отсосом воды, электрической бритвы с отсосом срезанных волосиков и всевозможных емкостей для сбора разных жидких и твердых отбросов, тары, просто мусора и пыли (увы, пыль тоже есть, ее создают сами люди, когда работают, когда просто двигаются), так вот, без всего этого хозяйства, призванного обеспечить относительный комфорт, человек в космосе потребляет около 4–5 килограммов полезного груза в сутки. На двоих с учетом реальных сроков экспедиции на Марс и обратно получаем около шести тонн. Шесть тонн, не считая веса самого корабля, топлива, аппаратуры, энергетики и всего другого. Шесть тонн только для того, чтобы не задохнуться и не умереть от голода и жажды.