Отблеск безумной звезды - Тронина Татьяна Михайловна - Страница 16

— И я люблю тебя… — прошептала она. — Я люблю тебя больше жизни. Мне ничего и никого не надо, только ты, ты, ты…

— Обещай, что больше не сбежишь от меня.

— Обещаю. А ты обещай мне, что не будешь напоминать мне о прошлом! — взмолилась она.

— Обещаю! — печально засмеялся Викентий, целуя Олю.

… В открытое окно первого этажа, гудя, влетел шмель.

— Кыш, кыш!.. — свернув газету, Оля сердито погнала его обратно. Шмель тяжело развернулся и скрылся в саду.

А Оля так и осталась стоять у распахнутого окна.

В саду, на клумбах, буйно цвели анютины глазки. Чуть дальше, у забора, сыпались белоснежные лепестки с яблонь, словно метель мела. А дальше, за забором, был лес.

Солнце стояло высоко — полдень.

Оля глубоко вздохнула, она все не могла привыкнуть к этому воздуху. После душной Москвы от свежести трав кружилась голова и сжималось сердце. Каждый вдох как глоток счастья.

В дверь постучали.

— Войдите! — крикнула Оля, отходя от окна.

В кабинет вошла полная дама в брючном костюме, обмахиваясь веером.

— У вас там написано, что вы до часу работаете, но я подумала…

— Ничего, садитесь, — кивнула Оля на стул. В самом деле, полчаса назад закончилось ее дежурство, но она никуда не спешила и никому не собиралась отказывать — такое безмятежное, нестерпимое счастье было разлито в воздухе…

Она измерила даме давление, послушала ее сердце, задала несколько вопросов: чем та болела, у каких специалистов еще наблюдается? У дамы, помимо небольшого давления, никаких проблем не было.

Оля выписала ей справку для бассейна, рекомендовала циркулярный душ, массаж, обертывания лечебной грязью и попросила не слишком увлекаться баней.

Дама, обмахиваясь веером, с энтузиазмом выслушала Олины советы.

Та проводила пациентку, а затем сняла белый халат и повесила его в шкафчик. Заперла окно.

Затем закрыла кабинет и пошла по длинному коридору. Кабинет Павла Павловича находился в самом его конце.

— Пал Палыч! — крикнула Оля в распахнутую дверь. — Вы здесь?

— Здесь…

— Я закончила, — Оля вошла внутрь и положила ему на стол ключи.

Пал Палыч, заведующий санаторной поликлиникой, пил чай. На блюде рядом стопкой возвышались бутерброды с колбасой.

— Что так поздно, Журавлева? — строго спросил он, отхлебывая из стакана.

— Дела всякие… — улыбаясь, пожала она плечами. Пал Палыч, хоть и обладал грозной внешностью — растрепанная седая шевелюра, гигантские кустистые брови, — был человеком абсолютно незлобивым. Его никто из персонала не боялся, хоть он и строил старательно из себя сурового начальника.

— Есть хочешь? Жена дала бутерброды… А колбаса, между прочим, из Украины! У жены там родня… Вкусно до невозможности!

— Да? — рассеянно пробормотала Оля. — Чего-то летом совсем нет аппетита…

— Садись, — строго сказал Пал Палыч. — Вон, тощая какая, смотреть не на что… — Он налил ей чаю, придвинул тарелку с бутербродами. — Нравится?

— Угу… — закивала Оля с набитым ртом.

Эту работу на лето сосватала ей Лариса Марковна, чему Оля несказанно удивилась. Ее непосредственная начальница, от которой едва ли можно было дождаться похвалы, вдруг преисполнилась к Оле любовью. То ли она действительно сочувствовала Оле, то ли боялась потерять ценного специалиста, то ли послать сюда, в этот подмосковный санаторий, в этот раз действительно было некого.

А работа — не бей лежачего! С девяти до часу выписывать отдыхающим направления на всякие процедуры, а потом — полная свобода…

— Как там Степан Андреевич? — с любопытством спросил Пал Палыч. — Такой человек… Легенда, можно сказать!

— Да я его почти не вижу, — пожала Оля плечами. — Он лишь иногда из дома выходит, к обеду или ужину. А так все у себя сидит, работает. У него два помощника — Кристина и Кирилл. Кристина что-то вроде секретаря по литературной части, помогает ему материалы собирать, перепечаткой занимается, по архивам ездит и все такое… А Кирилл — он с экономическим уклоном. У Степана Андреевича же и ресторан, и собственный фонд, и еще много чего… В общем, дел невпроворот, — как могла, объяснила Оля. — Посетители чуть ли не каждый день бывают…

— Понятно! — засмеялся Пал Палыч. — Значит, старик еще ого-го… А живешь там где?

— О, там дом не меньше нашего санатория! И куча всяких флигелей, пристроек… У меня комната во флигеле, очень уютная.

— У тебя? А Викентий твой где?

— У него своя комната. И у Эммы Петровны тоже…

— Надо же! Значит, с женихом в разных комнатах спите?..

— Пал Палыч! — рассердилась Оля. — Ну, а вам-то что за дело?.. Ей-богу, если вы будете все комментировать подобным образом, то я вам ничего ни словечка больше не расскажу!

— Все, прости, прости!.. Понимаю, что у Эммы Петровны свои принципы, я ее хорошо знаю…

— Откуда? — буркнула Оля, вытирая салфеткой замаслившиеся руки.

— Она заходила ко мне сюда одно время, — Пал Палыч подергал себя за кустистую бровь. — Интересовалась, в каком случае человека можно признать недееспособным… — он усмехнулся.

Разумеется, речь шла о Степане Андреевиче.

— Она просто помешана на этом наследстве! — с досадой произнесла Оля. — Как будто ей жить не на что… И меня черт знает в чем подозревает! Но ничего у нее не выйдет — Степан Андреевич очень крепкий старик, и вряд ли кто-то сможет признать его недееспособным… Да, а почему она именно к вам с этим вопросом обратилась? — спохватилась Оля.

— Потому что я раньше работал психиатром.

— Что?.. — вздрогнула Оля. — Вы?..

— Представь себе, моя девочка. А что такого?.. — он пожал плечами. — В самом деле, некоторое время после института я работал психиатром, но потом сменил специальность. Теперь я терапевт, как и ты… Эмма Петровна знала о моем прошлом, вот поэтому она ко мне и обратилась. Но, поверь мне, я тоже сразу ее раскусил и не стал обнадеживать.

Оля попыталась скрыть свое волнение. «К Юлиану Фадеевичу я не пошла, но, может быть, мне стоит поговорить с Пал Палычем? Ведь кто-то же должен объяснить, что со мной произошло этой весной!»

— Почему… почему вы сменили специальность? — растерянно спросила Оля, желая продолжить этот разговор.

— Потому что… потому что это не мое. Не умею я быть отстраненным… — Пал Палыч смущенно прокашлялся. — Эмоции владеют мной, моя девочка, а врачеватель душ должен контролировать свое отношение к пациентам! Одним я слишком сочувствовал и даже свой телефон домашний давал, а к другим испытывал раздражение. Так нельзя! Собой не очень хорошо владею… Ты знаешь, например, что поведение психиатра не должно быть слишком спокойным, а взгляд — слишком пристальным? У бредового пациента это может вызвать дополнительные подозрения, а у депрессивного — тревогу…

— Знаю, знаю! — несколько нервно засмеялась Оля. — Да это, пожалуй, любого врача касается, не только психиатра…

— Но совет я до сих пор могу дать. Вот ты о чем хотела меня спросить?

— Я?.. — Оля снова вздрогнула. — С чего вы взяли?..

— Мастерство не пропьешь. И не забудешь… хоть лет тридцать прошло с тех пор, — глядя в сторону, спокойно произнес Пал Палыч. — Выкладывай, что там тебя мучает.

Оля вцепилась пальцами в край стола. Она испытывала крайнее волнение. «Но хоть кому-то я должна рассказать правду! И хоть кто-то должен меня выслушать…»

— В самом начале со мной случилось несчастье, — не сразу стала говорить Оля. — Я ждала ребенка и лишилась его — по собственной глупости. А потом, через некоторое время, вышла на улицу и…

Пал Палыч доброжелательно похлопал ее по руке:

— Ничего, ничего…

— …и потеряла память, — с трудом продолжила Оля. — Где я пропадала почти два месяца, понятия не имею…

Она рассказала всю историю до конца. Пал Палыч задал ей еще несколько вопросов, потом задумчиво подергал бровь.

— Пал Палыч, я сумасшедшая, да? — в отчаянии спросила Оля.

— Да нет… — он спокойно пожал плечами. — В моей практике было несколько подобных историй. Похожих, во всяком случае. Такое может случиться с любым. Ну, не с любым, а со многими… — тут же уточнил он.