Отблеск безумной звезды - Тронина Татьяна Михайловна - Страница 37
- Предыдущая
- 37/65
- Следующая
«Хоть раз в жизни сделать что-то хорошее! — с раздражением подумал он. — Раз в жизни помочь кому-то…»
Павел нашел в справочнике адреса приютов для бездомных людей, выбрал ближайший.
«А если она не захочет ехать зуда? Ведь эти люди привыкают к жизни на улице и ничего другого уже не хотят!» Но отступать было поздно. И вообще надо было как-то оправдать свое появление в Москве, не ради же поганого заморского чая приезжал он сюда!
В глубине души он надеялся, что нищенка уже исчезла…
Но она была там же. Сидела с безучастным, равнодушным видом и ничего не замечала.
Павел остановился напротив, опустил тонированное стекло.
Когда-то давным-давно, в гостях у своего школьного товарища (разыскать которого ему сегодня так и не удалось), он рассматривал альбомы с репродукциями картин известных художников — отец друга был искусствоведом.
Рафаэль, Боттичелли, Тициан, Веласкес, Винчи… Череда мадонн с нежными лицами и дивными золотистыми волосами. Безмятежные ясные глаза.
У этой придорожной замарашки глаза были светло-голубого цвета.
Павел сидел в машине и смотрел на нее, точно загипнотизированный. Он сам не понимал, что с ним происходит — это было чувство, отдаленно напоминающее вдохновение.
Но вдохновение скоро было прервано — из ближайшей подворотни выскочил хмурый старик в потертой женской дубленке, вцепился нищенке в ее волосы и куда-то потащил. Несчастная пыталась вырваться, но жилистый старик был явно сильнее.
— Я тебя предупреждал? — вопил он, сверкая единственным, золотым, зубом. — Я тебе говорил, чтобы духу твоего тут не было?..
Павел выскочил из машины, пихнул в грудь старика:
— Пошел вон.
— А ты кто такой? — не испугался тот. — Чего руки-то распускаешь?..
— Кто надо, — грозно ответил Павел и для убедительности показал старику кулак.
Это был очень убедительный аргумент. Старик поворчал еще немного и скрылся в своей подворотне.
— Так нельзя… — рассудительно произнесла нищенка, поправляя на голове шапку. — Почему люди злые?..
— Я не знаю, — сказал Павел. Открыл дверцу машины и махнул рукой. — Иди сюда…
Она секунду помедлила, а потом все с тем же безмятежным выражением заковыляла к нему. Села на заднее сиденье.
— Почему люди злые? Почему?
Он тронулся с места. Доехал до Пятницкой, а потом вдруг развернулся, нарушая все мыслимые правила, и помчался обратно.
То самое вдохновение, овладевшее им, подсказало — не стоит везти ее в приют. Зачем надеяться на чью-то помощь, если доброе дело можешь сделать ты сам?
Конечно, Павел отдавал себе отчет, что ни за что не пошел бы на это, если бы придорожная замарашка внезапно не напомнила ему о безмятежных ликах мадонн времен Ренессанса…
Он привез замарашку домой, позвал Бабаню. Та ахнула, увидев в прихожей чумазую незнакомку в гигантских валенках, невозмутимо разглядывающую чужое жилище.
— Бабань, ее надо помыть и одеть во что-нибудь чистое…
— Кого ее? — изумилась старуха. — Паша, да где ж ты откопал ее, на какой помойке?..
— На соседней. Недалеко отсюда, — вполне серьезно ответил он.
— Па-аша… зачем она тебе? Ишь, глазами-то как лупает… явно с головой не в порядке! Выгони ты ее, Христа ради…
— Вот именно потому я и не собираюсь выгонять! — с раздражением произнес он. — Ты, Бабань, каждую неделю в церковь ходишь, на Крещенье в мороз по три часа за святой водой стоишь — ну, и какой от этого толк, если ты моего поступка понять не можешь?!.
— Обчистит она тебя… — не слушая его, пробормотала Бабаня, обходя незнакомку. — Все как есть вынесет. Еще и квартиру подожжет!
— Тогда уж что-то одно — или обчистит, или подожжет!
— Нет, милый, у тебя самого с головой не в порядке… — приготовилась зарыдать Бабаня. — Я про такое сроду не слышала… тут своих, родных, из дома выгоняют, а ты какую-то чужую с улицы привел!
— Пожалуйста, помоги мне. Я заплачу тебе, — настойчиво повторил Павел. — Я сам не могу с ней возиться…
— Это точно! — сказала старуха и посмотрела ему в лицо. — Ладно уж… Неси, что там из чистого…
От Леры остался шелковый белый халат, тапочки и ночная рубашка — он давно хотел их выбросить, но все как-то руки не доходили. «Выходит, не зря! — возликовал он. — Вот и пригодилось… Во всем есть смысл!»
Незнакомкину ветошь вместе с валенками запихнули в большой пакет и выставили на лестничную клетку.
Пока Бабаня мыла гостью с улицы, Павел перезвонил Сашке и сообщил, что сегодня он точно не приедет.
Потом старуха привела отмытую и одетую в Лерину одежду незнакомку в комнату, усадила ее на диван и торжественно сообщила:
— Дереза ее зовут. Она сама мне сказала.
— Как? — удивился Павел.
— Ну, вроде как коза-дереза… — пожала Бабаня плечами. — Может, Тереза? Имя есть такое… Да от нее разве чего-нибудь толкового добьешься?..
— Нет, не Тереза, — спокойно произнесла незнакомка. — Дезире.
— Это твое имя? — Павел сел перед ней на корточки, заглянул в светлые глаза.
— Да.
— Дезире… — пробормотал он.
— Ну ладно, пусть хоть Дезире… — ласково сказала старуха и принялась своим деревянным гребнем расчесывать еще влажные волосы таинственного существа по имени Дезире. — Кудри-то как вьются! Ты посмотри, Паша, какая она раскрасавица у нас стала!
Павел кивнул — горло его перехватил спазм.
— Кто ты? Откуда? — настойчиво спросил он у незнакомки. — У тебя есть кто-нибудь из родных?
Дезире, глядя в окно, пожала плечами.
— Я тебе вот что скажу, Пашенька… — шепотом произнесла Бабаня. — Она не из этих. Она домашняя.
— Что? — не понял он.
— Да я тебе точно говорю, она, похоже, потерялась! — Бабаня испытывала нечто вроде азарта. — Вон, волосики на головушке не совсем еще свалялись — расчесывать их легко… А на ручки ее посмотри! Нет, ты посмотри, посмотри…
Павел взял Дезире за руку. Рука как рука — покрасневшая, с обломанными ноготками.
— Если бы она долго жила на улице, у нее руки были бы, как наждачная бумага!
— И что теперь? — с беспокойством спросил он.
— А то, что ее ищут, должно быть. А может, и не ищут… — Бабаня неожиданно сникла. — Надоело им за Дерезой этой ухаживать, вот они ее и турнули из дома.
— В любом случае я попытаюсь разыскать ее родных, — сказал Павел. — Ты понимаешь, Бабань, не мог я пройти мимо, не мог!
— Понимаю, — сказала старуха, снова глядя ему в глаза. — Только ты, пожалуйста, Паша, не обижай ее.
— Нет, что ты…
Старуха ушла, а Павел остался с Дезире один.
— Есть хочешь?
Она немного подумала, словно прислушиваясь к своим ощущениям, а потом сказала:
— Хочу.
Он накормил ее рыбными консервами с сухарями — никакой другой еды в доме не было.
Она, с высохшими вьющимися волосами, в Лерочкиной пафосной одежде, чудесно преобразилась. Ела рыбные консервы аккуратно, с таким прилежным выражением лица, что Павел едва не разрыдался.
Дезире ничуть не удивлялась тому, что он привел ее к себе, и очень быстро освоилась в его квартире, словно с самого рождения жила тут.
К старухиной помощи больше прибегать не пришлось, Дезире вполне могла обслуживать себя сама и без всяких напоминаний.
Спать он ее уложил в бывшей материной комнате. Она уснула сразу же — безмятежно, словно ребенок.
На следующий день он оставил Дезире с Бабаней, а сам уехал за покупками. Привез одежды, белья и еще кучу всего, что, по его мнению, могло понадобиться молодой женщине. Тут же выяснилось, что с размерами он безнадежно ошибся, да и у самой Дезире, оказывается, были предпочтения, она любила белый или близкий к белому цвет.
Бабаня сварила борщ («что она, кошка, все время консервы твои есть!») и просветила Павла насчет размеров женской одежды.
Павел снова поехал по магазинам.
Вернулся вечером, совершенно измученный, выпотрошенный разговорами с настойчивыми продавщицами, но довольный, кажется, в этот раз все получилось.
В результате на третий день он вышел с Дезире на улицу. (Бабаня накануне заявила, что даже с собаками принято гулять, что уж о человеке говорить!)
- Предыдущая
- 37/65
- Следующая