Вверх тормашками в наоборот-2 (СИ) - Ночь Ева - Страница 46

– Откуда ты знаешь? – голос Ренна режет слух, я морщусь. – Звёздное Солнце – так называют диэрру в летописях. В особых книгах. Не для всех.

Я аж глаза закатила:

– Ренн, ты на картинку смотрел? Как увидела, так и назвала.

Но он, наверное, не слышал меня, выкрикивал слова резко, словно остановиться не мог:

– Небо и Твердь. Звёзды и Солнце. Противоположности, соединённые воедино, чтобы потоки силы не знали преград ни днём, ни ночью, ни в воздухе, ни на земле. Да сойдутся в одной точке...

– Тише, тише, Ренн, – кровочмак поднимает вверх ладонь – и маг наконец-то осекается, замолкает. Он не в себе, дышит тяжело, прерывисто, на лбу – бисеринки пота. Я таким его ещё никогда не видела. Что с ним? Что вообще происходит?

Ренн прикрывает глаза и проводит рукой по лицу, будто маску натягивает.

– Нежиль – так мы называем Первозданных, – Айболит смотрит мне в глаза не отрываясь. Бархат его голоса полощется в области сердца, щекочет и выкручивает внутренности, как мокрое бельё. У бедра на миг вздрагивает кинжал. – А нашествия нет, Дара, потому что знак недорисован. Не закончен.

На миг меня тоже продирает до костей.

– А если дорисует?..

Айбин прикрывает глаза веками и тонкая улыбка приподнимает уголки его красивых губ:

– Погибнут все. Два стакера не справятся. И нежиль хлынет дальше. Пока будет дан клич, пока дойдёт, пока соберутся стакеры, кто знает, сколько живых остается на пути нежили? Первозданные изголодались. А если ещё сорвутся с печатей кровочмаки…

Кажется, я теперь понимаю, когда говорят, что ноги не держат. Не почувствовала, как на земле оказалась. Обвела глазами всех. Геллан стоит с искажённым лицом – и от этого сжимается сердце. Ренн как статуя, Росса мраморно-белая.

– Она знала. Знала! – вскрикиваю и хватаюсь за голову – так вспыхивают красные болезненные молнии в голове. – Её замок до небес – сверху видно, точняк! Глупая дура! А если бы никто сюда не завернул? Что тогда? И людей не выпускает из города. А ещё властительница называется. Звери лучше сумасшедшей ведьмы!

Геллан становится на колени и прижимает меня к себе. Утыкаюсь носом в его грудь. Надёжный, как скала, Геллан. Сжаться бы, спрятаться, исчезнуть… Домой, к маме и папе, в свою постель. К портфелю и урокам. К немытой посуде и невынесенному мусору. Послушать сто пятьдесят тысяч лекций о моём поведении, как самую гениальную музыку…

Только бы не расплакаться. Да нет, не время нюни распускать, надо думать. Выпрямляюсь, вкладываю ладонь в руку Геллана и поднимаюсь на ноги. Он – следом, легко, одним движением. Как хорошо, что он рядом.

– Ладно. Теперь думаем, – командую, наверное, немного резковато. Хватаю злополучный листок, вглядываюсь в сотый раз. – Сколько человек пропало? И что ещё должно появиться, если вдруг?..

– Двадцать пять, – подаёт голос Сандр.

– Не хватает дуг возле малых лучей, – мягко журчит Айболит и проводит пальцем, показывая. – У нас осталось восемь попыток угадать.

– И гадать не будем, – бурчу зло. – Алеста!

Дева-прорицательница приближается как тень. Я вижу, как неотрывно следит за её плавной походкой Ренн. Ба! Вот же ж… Но об этом я потом подумаю. Уже ночь спустилась – залила чернилами мир, ни звёздочки в небе. Только костёр кидает языкастые блики.

– Тинай! – зову птицу. Финист идёт вразвалочку и раскрывает крылья. У него такое выражение… гкхм, клюва, что кажется – он сейчас рассмеётся. Вижу, как перекашивает Пиррию, но пусть – ей не привыкать злиться, а мне нужен свет.

В красноватом отблеске финистовых перьев лихорадочно пересчитываю концы звезды и лучи. Поднимаю глаза.

– Двадцать пять. Девятиконечная звезда и шестнадцать лучей. Двадцать пять.

Кровочмак кивает. Для него мои открытия не новость вовсе.

– Задавай вопрос, – мягко требует Алеста. Она светится – тонкая, красивая, как нежный сочный побег диковинного растения.

Я закрываю глаза, пытаясь сосредоточиться. В голове – сотни вопросов, и я никак не могу определиться, что важнее.

– Надо узнать, где оно появится снова, чтобы забрать новую жертву, – слова слетели, и их уже не вернуть. Слышу, как вздыхает Геллан и недовольно хмыкает Сандр. Может, мне не надо было торопиться? Может, не мне стоило задавать вопрос для пророчества?

Айболит проводит пальцем по руке. Успокаивает. Да что уж – Алеста уже не здесь – выпрямилась, раскачивается, светится голубым с рыжими всполохами контуром в красноватом свете распростёртых финистовых крыльев. Уродливые тени колышутся и искажаются. Чудится, что вот они – тайные хищники, выглядывают из тьмы, сверкают голодными глазами – и страшно повернуться: лучше не знать, что скрывается там, за спиной.

Алеста заговорила, запела, голос чистый, как росы, звонкий, как горный хрусталь. От Тиная – жар, от девы-прорицательницы – прохлада ручья, вкус родниковой воды на языке.

Распахнётся небо напополам

Растворится ночь в красоте безмолвной, едкой

Где-то здесь дыханье, где-то там –

Голос зова, голос древних предков.

И лучом золотистым среди тьмы,

Разрезая вечность, прогоняя страх,

Он заставит видеть явь как сны,

Отпечатком счастья задрожит в глазах.

И потянет нежно, как на закланье,

Поведёт за собою, как сладкий звук,

Даст надежду и обещанье –

И застынет время, и замкнётся круг.

Не шагнуть налево, не оступиться,

Не свернуть, не вырваться, не очнуться.

Будет ночь бесконечно длиться,

Если хочешь верить и обмануться.

Мир разорван на тысячу бликов.

Мир очнулся, замер и покорно ждёт.

Разорви круг безмолвным криком –

Сделай шаг навстречу и прерви полёт.

Как всегда, ничего не понять, не для среднего ума, видать, все эти предсказания.

Задрожала почему-то Инда, молчаливым привидением стоявшая всё это время. Ни звука, ни движения – как деревянный идол в степи. А тут трясётся, губы пляшут, но не размыкаются.

Выпрямилась Мила – рваный румянец на шею наползает. Нахмурил брови Геллан, склонил набок голову кровочмак – улыбается. Мохнатки как древние боги – руки на груди скрещены.

Иранна спокойна, Росса мраморная, Сандр ерошит всклокоченные кудри. Забилась мышью в угол Ви с Фео на руках. Офа бродит, неловко спотыкаясь, как слепая. В последнее время она тоже молчалива и неприметна.

Ренн сбоку – не сводит глаз с Алесты, и такое в его глазах, что вспыхивают щёки. Отвожу взгляд, лучше на него не смотреть сейчас.

Вся моя банда в сборе. И я почему-то их люблю так, что сердце готово разорваться в груди, выстрелить хлопушкой и рассыпаться кудрявым серпантином.

Палец Алесты мягко чертит полукруг по бумаге, возле одного из лучей. Вот оно!

– Здесь, значит, – бормочу, – вот туда надо и нам. В засаду.

– Мы сами, – чеканит слова, как командор шаги, Геллан, но фиг ему, обойдётся. Я даже рот не открываю, блаженно улыбаюсь, потому что вижу: никто и не собирается отступать и отпускать куда-то там кого-то «самих».

– Все вместе, – кратко ставит точку Раграсс. – Здесь останутся только те, кто чувствует, что будут мешать.

Хорошая установка. Только я ничего не чувствую, кроме того, что ни за что не останусь среди возов отсиживаться.

– Я там не нужна, – капризно кривит губы Алеста. Сейчас она снова – маленькая девочка. Дева подхватывает на руки Пайэля, что-то шепчет в острое ухо, кош трётся усами об её лицо и, мягко спрыгнув на землю, ложится у моих ног.

– Я тоже останусь приглядывать за Пиррией, – спокойно говорит Иранна и направляется к опальной сайне, что сидит и пытается не свалиться. Туда же молча уходят Ви с Фео и, чуть поколебавшись, – Офа.

– Береги себя, сынок, – целует в лоб Сандра Росса и, перекинув дугой с руки на руку карты, идёт к тем, кто будет нас ждать.

Я вижу, как Раграсс сверлит взглядом Вуга и Сая. Те нехотя делают шаг назад. Вот и правильно. Женщин должен кто-то охранять.

– Мила и Дара, – командует холодно Геллан. Ага, щаз, шнурки только поглажу!