Вверх тормашками в наоборот-2 (СИ) - Ночь Ева - Страница 52

Остаток дня прошёл тихо, но в заботах. Лерран удовлетворённо смотрел, как снуют люди, как потихоньку преображается Верхолётный, становится теплее и привычнее, таким, каким бы он хотел его видеть. Вкусный обед, сытный ужин и дерзкие глаза фиолетовой меданы. Глана. Её звали Глана.

Среди ночи он проснулся. Глана спит тихо, как писклик, укутавшись в одеяло, как в кокон, отчего напоминает большого младенца. Он проснулся, потому что захлёбывался от крови, что текла из носа прямо в горло.

Вскочил, откашливаясь. Старался кашлять тихо, чтобы не разбудить деву. В общем, ему до неё дела не было, но не хотел, чтобы она видела его таким, а потом шептала по углам двух долин о правителе, что харкает кровью.

Пошатнувшись, упал на колени, тёмные струи хлынули из обеих ноздрей и безобразно ляпали на грудь. Из горла тоже вырвался фонтан.

– Хи-хи-хи!

– Ха-ха-ха! – искажалось пространство призрачным смехом озёрных шептунов.

Усилием воли он поднялся на ноги и отправился в ванную. Умывался ледяной водой, пытался остановить кровь. Не алая, а почти чёрная, что напугало его ещё больше.

Задрав голову и зажимая нос, он брёл к выходу из замка. Сам. Никто его больше не выдавливал, не гнал, не пел колыбельную, не шептал.

Он вышел вон. Воздух обжёг лёгкие. Мороз. Не лютый, но продирающий до костей почти сразу. Лерран не надел плащ. Стоял, пока не оледенели до онемения пальцы. Заставил себя вернуться.

Крадучись, как вор, пробрался в комнату, не спеша оделся потеплее и укутался в добротный плащ. Кровотечение почти остановилось, но ему не хотелось ложиться в постель. Он осторожно сдёрнул измазанную простынь. Глана не шевельнулась. Хорошо спит умаянная девка.

Он подумал вдруг: раньше ни при каких обстоятельствах не оставлял в своих покоях ночных прелестниц. Отсылал прочь. Сегодня не сделал этого. Видать, подспудно не желал оставаться в одиночестве. Но наличие второй пары ног под одеялом не очень-то ему помогло. Даже злило и раздражало.

Замок спал. Тишина висела, как хлыст на стене: спокойная и равнодушная, пока ты её не тронешь. Лерран вышел и долго бесцельно бродил по двору. Вглядывался в разноцветные деревья, хотя почти ничего не видел: ночь выдалась безлунная и беззвёздная. Где-то вверху ворочались усталые тучи.

Нестерпимо захотелось сесть на коня и мчать, глотая ледяной ветер. Лерран не стал себя сдерживать. Оседлал Звана – и отправился в ночь. Вначале не спешил, давая коню идти по наитию, осторожно переставляя стройные ноги по Небесному Пути. Но только копыта цокнули по твёрдой поверхности, в Леррана словно шаракан вселился – гнал так, что слёзы вышибало.

Когда очнулся, понял, что конь рыхлит копытами белый песок… Они попали на озеро другим путём, не тем, которым он добирался поутру.

– Пришёл-шёл-шёл!

– Вернулся-улся-улся!

Отозвались насмешливо озёрные шептуны. Лерран провёл рукой по лбу. Горячий. Наверное, простудился и бредит. Но не спешил уезжать отсюда. Голоса спрятались, затаились. Может, ушли, а может, ждали момента, чтобы напасть.

Ночь перевалила далеко за вторую половину, близился рассвет. Зван низко наклонил голову и ткнулся мордой в песок. Длинные уши уныло повисли, Конь переступал с ноги на ногу, но не тревожился. Лерран спрыгнул и присел. Песок неожиданно оказался тёплым, будто где-то под твердью горел, согревая, большой очаг.

Тихий шорох вывел его из задумчивости. Лерран не стал вскакивать. Это не драко. Тихие шаги шуршат почти неслышно. Какой безумец забрался сюда, преодолев барьеры заколдованного озера?

Он поднимает глаза. Видит, как не спеша бредёт путник в плаще до пят, тяжело тыкая посохом в белую сыпучесть. Посох увязает, проваливается. Человеку приходится прилагать усилия, чтобы его выдернуть. Странник прихрамывает на правую ногу. Почти незаметно. Приволакивает ступню. И снова – шурх – входит посох в песчаные объятья.

Путник идёт к нему. Лерран, выругавшись под нос, делает усилие и поднимается. В груди растёт бешенство. Ему не хочется никого сейчас видеть.

– Ты хорошо потрудился, Лерран.

Странник останавливается, не дойдя шагов пять. Голос врезается в тишину и разбивает её. Резко и насмешливо. Смутное узнавание шевельнулось, но ещё не пришло озарением.

Лерран вглядывается в фигуру. Кто-то чужой, а голос кажется знакомым. Путник медленно сбрасывает капюшон. Удлиненное лошадиное лицо, длинный нос с вывернутыми ноздрями, узкий и какой-то маленький рот для такого крупного черепа. Тонкие губы кривятся. Один угол навечно опущен вниз безобразным шрамом, что прячется в безвольном подбородке.

Глаза. Лерран моргнул, не веря. Глаза – он знает их. Зелёные глаза под тяжёлыми веками.

– Вижу, ты узнал меня, Лерран, - верхняя губа приподнимается, обнажая крепкие крупные зубы, что совершенно не вяжутся с маленьким, почти безгубым ртом.

– Лимм? – Леррану захотелось прокашляться, чтобы не слышать собственный просевший до хрипоты голос. О том, как выглядит его лицо сейчас, он даже думать не желает.

Чокнутый учёный проводит ладонью по лицу. Узловатые пальцы шевелятся, как жирные длинные червяки. Лерран чувствует, как его начинает подташнивать. Когда Лимм убирает руку, больше сомнений не остаётся: личина спала, как маска лицедея.

– Мне нравилось за тобой наблюдать, Лерран. Ты даже иногда забавлял меня – не скрою. Особенно нравилось дурачить. Я с большой пользой провёл время в твоём обществе.

Где тот неумёха, не владеющий собственным телом и мозгами? Лимм и не Лимм сейчас стоит перед ним. Тело неподвижно, а голос звучит властно, с нотами превосходства и насмешки.

Лерран наконец-то понимает, что совладал с собою и его персональная маска вернулась на место.

– Не скрою: не ожидал тебя увидеть. Особенно в этом месте, – говорит он холодно и складывает руки на груди.

Лимм подчёркнуто склоняет голову в чётком, выверенном до волоска жесте. На губах извивается гадюкой улыбка.

– Я не буду убивать тебя, Лерран. Ты уже и так мёртв. Проклятие Верхолётного замка прочно сковало тебя по рукам и ногам. Возможно, всё было бы не так необратимо, не желай ты маниакально подчинить то, что не принадлежит тебе по праву. Сегодня ночью ты исчерпал запас щедрот небесных. Проклятье легло печатью и смешалось с кровью трижды.

Ничто не дрогнуло внутри. Он лжёт, запугивает. Ещё бы знать, что всё это значит.

– Это не значит ничего, Лерран, – ответил Лимм на невысказанный вопрос. – Мне нужен был тот, кто очистит дорогу к замку. С Гелланом я связываться не стал бы. На это есть две очень веские причины, о которых ты никогда не узнаешь. Твоя изворотливость достойна рукоплесканий. Теперь я могу спокойно владеть замком, долиной и Кристальным озером. Ты и сюда распечатал путь. Без тебя я не попал бы на этот берег.

Лерран почувствовал, как закружилась голова, как поплыло всё перед глазами. Каким чудом удержался на ногах – не понятно.

– Ты больше мне не нужен, Лерран.

Это прозвучало резко и рвано, как крик врана. Как удар хлыстом наотмашь по незащищённому лицу. Но он устоял. И даже сохранил спокойствие. Мягким шуршанием осыпается песок, ласкается к лапам, что готовятся к прыжку.

Воздух предрассветно сереет. Лерран улыбается, стараясь не смотреть за спину Лимма, хотя ему хочется следить глазами, наслаждаясь каждым мигом, шорохом, движением зверя. Ближе, ближе… ещё ближе. Ну же, родной, поторопись!

Лимм мягко отступает вправо. Движение гладкое, как у воина, отточенное, как лезвие меча. Непривычно. Режет глаз. Где тот шарнирный неумёха-учёный, погружённый в созерцание собственных мыслей? Где он?

Лимм резко оборачивается и вбивает посох в песок. По тверди проходит дрожь и гудение. Белая прибрежная гладь берётся морщинами, складками. Вверх летит толстый столб песка, что больше похож на белокаменную колонну.

– Стой, Дирмар! – голос Лимма звучит, как гром. Страшно и больно, будто ударили по ушам огромными ладонями.

Дракоящер припадает к земле, бьёт хвостом, как рассерженный кош, шипит, извиваясь шеей.