Вверх тормашками в наоборот-2 (СИ) - Ночь Ева - Страница 68

Девчонка шепчет что-то ласковое своей лошадке и легко взбирается в седло, скачет вперёд, догоняя уродливого стакера. Какое-то время Рина идёт, оглядываясь по сторонам. Ренн не спешит с расспросами. Слишком большое терпение для вновь обретённого брата.

Они отстают, пропуская всех, плетутся сзади, глотая пыль, но сейчас для Рины – это к лучшему. Плохо, когда слишком много внимания, от этого она устаёт и может натворить что-нибудь плохое.

– Ты не могла учиться на острове, – наконец-то размыкает уста Ренн. – Я бы запомнил тебя. Или кто-то другой заметил бы наше сходство. Даже если бы мы не пересекались. Хоть один звук дошёл бы. Или всё же могло такое быть?

Он сомневается, разрывается, и сейчас похож на ранимого подростка, у которого внутри – каша из боли и недосказанных вопросов.

– Я не училась на острове, Ренн. Туда не берут девочек. Наш удел – стать ведьмой. Всё равно какого уровня силы.

– Но ты не стала. Кто учил тебя, Северина?

Он произносит её имя полностью, поэтому она вздрагивает. Так звала её только мать. Смотрит на брата долго и насмешливо, пытаясь за улыбкой скрыть смятение.

– Маг. Меня учил маг, конечно же. Кто ещё может дать подобные знания? И совсем необязательно пересекать океан и попадать на Остров Магов. Хотя, может, для тебя это и откровение.

Рен поводит плечами, и Рина ловит себя на мысли, что делает точно такой жест, когда о чём-то напряжённо думает. Как, оказывается, сложно смотреть на человека, который похож на твоё отражение. Это как будто ты и не ты одновременно. Он не может быть похожим настолько. Есть в этом что-то неправильное.

– Нас не учат учить, – глухо говорит брат. – Есть в умении обучать особый стержень. Он не доступен всем. Сэями становятся единицы.

– Думаешь, ни один сэй никогда не покидал берегов Острова? – она снова насмешничает, но ей снова до боли хочется коснуться сведённых к переносице бровей брата.

– По крайней мере, я знаю, что им запрещено это делать. Единственным, у кого нет выбора. Если ты становишься сэем, путь с острова для тебя закрыт.

– Сейчас – да. Но не ранее. По Зеоссу бродят маги, удравшие с Острова ещё во времена смутной войны.

Он смотрит напряжённо ей в глаза.

– Но таким магам должно перевалить за шестьсот лет.

Рина смотрит на брата, не пряча насмешки. Какой он забавный. Слишком наивный? Силищи необыкновенной. В груди кольнуло. Ревность? Зависть? Да, такой силе можно завидовать. Воздух, как и она. Вихрь ненормальный, закрученный наоборот.

– Сколько тебе было, когда тебя забрали? – спрашивает, не считая нужным объяснять своё прошлое.

– Около четырёх.

Ренн хмурится. Так хочется коснуться его хоть кончиком пальца, чтобы понять: он есть, он настоящий. Живой. Её брат – Рина в этом не сомневается.

– Я должна тебя помнить, но не помню. Мать должна была помнить, но ни разу не говорила, что нас двое.

– Ты помнишь её? – спрашивает, и севший голос говорит ей, как важен Ренну ответ.

– Конечно. Я вижу её каждый раз, когда закрываю глаза. Я найду её среди тысячи лиц, почувствую и узнаю. Только бы знать, где искать. Я ушла от неё, когда мне исполнилось девять. Глупая строптивая девчонка. Долгие годы я злилась, что не родилась мальчишкой. А оказалось, что мальчишка был. Теперь я знаю, как могла бы выглядеть, если бы родилась твоим братом.

Он судорожно вздыхает, сжимая красиво очерченные губы. Полные, как у мамы. Этим губам тоже можно завидовать. У неё не такие.

– Но ты моя сестра. Рождённая в один день со мной. И я не хочу никакого брата.

Это прозвучало как вызов. Ей снова весело и тепло в груди. Да что там тепло – горячо. Он готов любить её просто так. Только потому что она его сестра.

– Может, мы просто родственники? Дальние какие-нибудь? – Рина говорит это из чистой строптивости. Может, чтобы позлить Ренна.

– Ты же знаешь, что это не так. Не можешь не чувствовать.

Она вдыхает полной грудью воздух. Как вкусно дышать. Как легче дышать. Как хорошо, что она попёрлась в это Розовое за реликвией их семьи. Обирайна всегда знает: что-то теряется, а что-то находится.

Рина смотрит ему в глаза до головокружения. В жёлто-зелёные глаза, доставшиеся им, наверное, от отца – неизвестного мужчины, которого ни он, ни она не знают.

– Я хотела украсть Розовую Кудряну, чтобы найти мать, – делится она маленькой тайной. – Мне не нужна была её сила и способности. Только нить, что помогла бы отыскать. Реликвия как крохотный сигнал. Прислушиваясь к ней, я бы пошла туда, где она сейчас.

Ренн молчит. Долго, словно вслушиваясь в самого себя.

– А если её уже нет? – произносит тихо, срываясь на свистящий шёпот.

Рина отворачивается, прикладывает кулак к груди. Она думала об этом, но гнала подобные мысли прочь.

– Не руби моих надежд. Да и своих тоже. Раз мы встретились – может, это знак? Мы найдём её, - говорит твёрдо, как молитву, и видит, как брат кивает.

Он сам берёт её за руки, нежно поглаживает опухшие запястья, шепчет заклинания, забирая боль. А затем прикладывает её пальцы к своему лбу, и она наконец-то поглаживает его брови. В голове шумит, тело пронзает молния, и теперь Рина знает точно: он никакой не дальний родственник, а брат-близнец, рождённый с нею в один день и в один час. Он старший, ненамного, а она – младшенькая.

– Мне бы очень хотелось теперь знать, кто и зачем стёр воспоминания. Тебе. Мне. Маме, – шепчет она, обнимая Ренна за шею.

Его руки стальным обручем сжимают её тело. Ей трудно дышать, но Рина не хочет, чтобы он ослабил объятья. Пусть держит крепко-крепко, ещё сильнее, чтобы она навсегда запомнила и никогда не смогла забыть: у неё есть брат. Она не одинока в этом мире.

Лерран

Песок. Колючий и жёсткий песок под щекой. Впивается, ранит, не даёт покоя. Хорошо хоть не бьются в голове голоса озёрных шептунов, но боль во всём теле перехлёстывает отсутствие неприятного раздражителя.

Не хочется подниматься, плестись куда-то, думать, что делать дальше. Лимм, жалкий предатель, что притворялся великим учёным. Что было в нём настоящего? Что было такое в этом человеке, сумевшем обвести Леррана вокруг пальца?

Пиррия права: слишком большая самонадеянность. Лерран сейчас чувствовал себя слабым и беззащитным, как в детстве. Не хотелось нырять в прошлое, но мозг упрямо подсовывал картины и переживания, которые он поклялся никогда не вспоминать.

Нужно подняться во что бы то ни стало. Лерран делает усилие и отрывает голову от колючего песка. Тёмно-коричневый с крупинками жёлтого. Лерран мигнул, пытаясь сосредоточиться. Возможно, бурый из-за крови? Но картина не меняется. Белого песка нет – повсюду, куда может дотянуться его взор, тёмный песок и нет никакого озера.

Он сидит, неловко прижав колени к груди. Его мотает из стороны в сторону, словно он пьян. Ни кустика, ни деревца, ни крохотной лужицы. Бездушный песок, мёртвый и бесконечный. И в этот момент Лерран понимает, что попал.

Может, он мёртв и сидит на Небесном Тракте? Никто никогда не рассказывал, как оно там, по ту сторону жизни. Но тело болело – болело так, что хотелось выть или зарыться в песок. Вряд ли мёртвые чувствуют боль.

– Если я не встану, то умру.

Он произнёс слова вслух, чтобы услышать себя. Собственный голос ему не понравился. Слишком слабый, срывающийся. Горло пересохло, язык распух и почти не шевелился. Лерран отдал бы всё за глоток воды.

Он поднимается. Тело не слушается, колени подгибаются, но Лерран встаёт. Шаг, следующий, ещё один. Раз, два, три. Шаг, ещё и ещё.

Лерран шёл и падал. Проваливался в обмороки, очухивался и снова шёл. Куда и зачем – без разницы, потому что вокруг нет ничего, кроме песка. Это шагало его упрямство, сила воли, строптивость. Но никак не сам Лерран.

Мозг в какой-то момент отключился. Не осталось ни одной мысли. Только счёт собственных шагов, да и то почему-то только до трёх. Раз, два, три. Раз, два, три.