Вверх тормашками в наоборот-3 (СИ) - Ночь Ева - Страница 7

Её тяготила эта обязанность. Благо, на связь не нужно было выходить каждый день, иначе в мозгу давно не осталось бы ни одной извилины.

– Я бы хотела избавиться от этой штуки, – сказала опальная сайна устало, как только Ренн закончил свой ритуальный танец вокруг неё. Пальцами она теребила украшение, желая одного: содрать его с шеи и не видеть больше никогда.

Маг неожиданно погладил её по голове. Просто, как ребёнка. С сочувствием. Его жест испугал Пиррию до темноты в глазах.

– Скоро. Потерпи немного.

В голосе его – человечность, извинение. Жёсткий неулыбчивый Ренн – Пиррия не могла поверить ушам и ощущениям. Может, он продолжает играть? Маг сутулится и уходит прочь. Пиррия машинально зарывается пальцами в перья финиста.

– Я никогда не понимала их, Тинай, – задумчиво разговаривает она с птицей. – Проще разбушеваться, натворить дел, кинуть столб огня до небес. Но вот это – постоянный контроль, вечные интриги, зажатое лицо, просчёт каких-то ходов-выходов – не понять. Может, потому я слепо доверилась заносчивому Леррану. Никогда не хватало ума плести сеть заговоров, и я не жалею об этом. Сейчас – особенно.

Наконец-то становится тихо. Полночи – мшисту под хвост. Пиррия с сожалением прислушивается к себе, вздыхает, страдальчески смыкает веки. До рассвета совсем мало времени. Нужно спать, чтобы хоть немного отдохнуть перед дорогой.

Раграсс

Пока обида и ярость бурлили в крови, он погонял коня. Недолго. Ледяной ветер остудил голову, и Раграсс заставил горячего Жара перейти на шаг. Боль отдавалась в затылке при каждом толчке, а в душе царила мрачная растерянность.

Он пожалел, что поддался эмоциям. По крайней мере, нужно было расспросить Пиррию, что сподвигло опальную сайну шпионить. И неплохо было бы послушать Геллана, почему он позволил ей доносить.

Пиррия – непростой паззл. Он помнил, как она неожиданно появилась, и в общих чертах знал её историю. Надо было ещё тогда догадаться: она гналась за ними не просто так. Панграв умел манипулировать людьми и добиваться желаемого любыми средствами. Если и существует человек без совести и чести, моральных принципов, так это его отец.

Раграсс поморщился и помассировал затылок. Волосы спеклись от крови. Геллан рассёк кожу – ссадина и небольшая шишка, но пока что неприятно. К счастью, у мохнаток быстро заживают раны, а от такой царапины завтра и следа явного не останется.

В груди неприятно царапался зверь: если уж на то пошло, то и Раграсс поступил не очень хорошо. Никому не сказал, кто он. Увязался с чужими людьми, понимая, что подставляет их под удар: Панграв не тот, кто отказывался от своих планов. Тем более, на единственного сына.

Наверное, эта ночь была точно не его. Самое верное решение – забиться куда-нибудь подальше, пересердиться, порычать, отойти, выспаться, а с утра на свежую голову решать. Но он никогда не отличался здравомыслием. Всегда бунтовал, делал наперекор. А зря.

Его спасло, что Жар брёл, спотыкаясь, уныло опустив морду вниз. Так-то конь у него горячий, норовистый, нетерпеливый, как и сам Раграсс. Но иногда, как сейчас, впадал в оцепенение, чувствуя настроение хозяина.

Раграсс вначале их унюхал – у хищных мохнаток нос – чувствительное оружие. Но, погруженный в тяжёлые мысли, сразу не сообразил, что к чему. И только острый слух, уловивший разговор, заставил напрячься.

– Да не метушись ты, Симмий, верное место я выбрал. Лучшего для засады не найтить. Уж поверь мне – я в том знаю толк. Мимо не проедуть. Енто единый тракт на Бергард. Не проскользнут, не боись. Тем более, таким скопом. У них там возов тьма.

Раграсс сполз с коня, провёл ладонью по чувствительным ноздрям животного, накладывая знак оцепенения. Жар встал как вкопанный, натянул уши на глаза и позволил покорно спрятать себя в густом кустарнике – склонил колени и понурил голову.

– Потерпи, – попросил одними губами мохнатка верного товарища. Сам обернулся и застыл неподалёку, прислушиваясь и принюхиваясь. Одиннадцать человек. Лошади. Тайный костёр, что не видно издали. Зашифровались. Интересно, на что они рассчитывали? Только на внезапность? Напасть на отряд, где ехали два стакера, маг и хищные мохнатки – верх безумия или неслыханной дерзости.

Эти двое сидели в сторонке. Широкоплечий статный Симмий и похожий на гриб-пшик проводник, вещающий многословно и слегка хвастливо.

– Я все здешние места знаю. Хуч кого спроси – тебе кожный скажеть: лучше Зуррия мастера не найтить.

– Не нравится мне дело это. Нутром чую: не всё так просто, – Симмий хмурится и цедит слова сквозь зубы. Тонкие губы почти не шевелятся. Неприятное зрелище.

– А ты меньше думай, Симмий. Тута важна внезапность. Хвать что надо – и тикать. Уродца энтого и девчонку. Не перживай, у мене есть пара хитростей, как оторваться. Пусть тебе энто не беспокоить. Зуррий – хе-хе – знаеть, шо делать надобно. Главное энтих двоих цопнуть. Ежели чего – они всё время рядом ошиваются, как привязанные. Либо спереди едуть, либо сзади. Что тоже выгодно. Пропустим всех – и тёпленькими заграбастаем. Или выхватим попереду – и дёру. Пока очухаются, нас уже и след простынеть.

Дослушивать, о чём там эти двое ещё спорили, Раграсс не стал. Он понял: дорого каждое мгновение. Нужно вернуться назад и предупредить Геллана. Он грешным делом подумал, что разбойников подослал Панграв, но из разговора понял: опасность преследует Геллана и Дару. Злился он или нет, позволить бандитам захватить их он не мог.

Сразу в голове всплыли слова лендры. Вот ведьма. Таким путь поменять – что в землю плюнуть. Раграсс уводил Жара подальше от злополучного места. Конь шёл послушно, но медленно. Когда отошёл на безопасное расстояние, оказалось, что перестарался: Жар ни в какую не желал скакать – полз, еле переставляя копыта. Не помогли ни знаки, ни понукания, ни ярость: Жар впал в прострацию.

Ещё какое-то время Раграсс вёл коня за собой, опасаясь, что отошёл недостаточно далеко, чтобы бросить жеребца посреди дороги. Действие успокаивающего знака могло пройти в любое время, и горячий Жар мог наделать шуму. Вскоре понял: если не оставит его, может не успеть.

Раграсс стреножил коня, не рискнув привязывать. Наложил ещё один охранный знак, мудро рассудив: знаком больше, знаком меньше – роли не играет, а так хоть Жар будет защищён от диких животных и других неприятностей, и побежал вперёд. Бежал, будто за ним гнались.

Он мчался, разрывая грудью серые сумерки. Холодное солнце всходило над горизонтом. Скоро маленький отряд двинется в путь. Раграсс не думал ни о чём. Хотел только, чтобы никуда не свернули, не надумали идти другой, менее приметной тропой, что немного хуже, но к городу ближе. Если они разминутся, он не успеет предупредить.

Пот застилал глаза. Раграсс давно бросил где-то на дороге плащ, но не чувствовал холода. Когда впереди показались люди на конях, а за ними – повозки, он чуть не расплакался от облегчения: успел! Почему-то очень важным казалось предупредить. Наверное, он ещё никогда ничего не желал так страстно, с таким накалом, когда кажется, что лопнет сердце от тревоги.

Дара и Геллан ехали впереди – как специально оставив остальных позади себя. Идеальные мишени – хватай и беги. Девчонка так совсем без головы: вырвалась вперёд на лиловой лошадке.

– Раграссик! Ты вернулся! – и столько радости незамутнённой в её голосе, что снова зачесалось в носу. Когда он плакал последний раз? Лет в пять?

От быстрого бега сбилось дыхание, и он никак не мог выдавить и слова, только махал руками и рычал, пытаясь их остановить. Но Дара и Геллан и так уже спешились, с тревогой вглядываясь в его воспалённое лицо.

– Что-то случилось? А где твой Жар, Раграсс?

Участливые глаза, сведённые в тревоге брови у девочки. Напряженный как тетива Геллан.

– Туда нельзя! – смог наконец-то прохрипеть он и без сил рухнул на колени, чувствуя, что ещё немного – и разорвутся лёгкие.

– Ай-ай-ай, – плывёт эхом голос Россы. – Загнал себя.