Кольцо Мерлина (ЛП) - Мунн Уорнер - Страница 94

Были даты, которые он помнил.

1449. Год триумфа и горьких воспоминаний.

Гвальхмай стоял рядом с генерал-лейтенантом Дюнуа и наблюдал, как английский гарнизон выезжает из Руана и складывает оружие перед сданным городом.

Он не мог отбросить мысль о том, что в этом году здесь, наконец, стояла армия, которая могла бы спасти Жанну. Почему так поздно?

1450. В том году англичане потерпели поражение в Форминьи и снова бежали от французской артиллерии. Это повторилось 17 июня 1452 года, когда их престарелый генерал Талбот был убит в битве при Кастийоне. Гиень погибла, Бордо пал, и Столетняя война подошла к концу.

Англичане, как и предупреждала Дева, потеряли все, что имели во Франции. Там остались только их мертвецы.

1455. Год, к которому стремился де Ре. Долгожданный год. Величайший год для Гвальхмая.

Огромная толпа наполнила собор Нотр-Дам в Париже. Через толпу в собрание медленно и неуклюже шагала старуха, которую под обе руки поддерживали двое сыновей. Она шла, чтобы подать иск, просить справедливости и бросить вызов медлительному королю.

Настроение толпы похоже на дрожжевое тесто, ему для подъема требуется много времени, но было и время, и разговоры, и поиски душ.

Закваска де Ре, наконец, сработала. Его миллионы были потрачены не зря.

Через длинный проход в расступившейся толпе идут трое родственников Жанны. Пришли Жан и Пьер, братья Девы, чтобы свидетельствовать о добродетели и непорочности сестры. А вот и мать, их и ее. После паломничества к римскому папе ее теперь называют Изабель Роме.

Жака д'Арк, отца и мужа, с ними нет. Он умер от разбитого сердца.

Слезы сострадания стоят в глазах зрителей, которые смотрят, как немощная Изабель подходит к группе прелатов, врачей и профессоров, которые должны судить ее прошение. Сердца зрителей задрожали от силы ее голоса, когда она в гневе оттолкнула руки сыновей и осталась одна перед судьями.

Хотя ее и поддерживают папские комиссары, ей очень нелегко смотреть в глаза тем, кто осудил ее дочь, но они и сами дрожат перед ее сверкающими очами. Она откинула назад волосы и траурную вуаль, чтобы они могли ясно видеть ее лицо.

У нее сильное, спокойное, морщинистое лицо трудолюбивой крестьянки – истинной женщины народа, с присущим ей величием и уверенностью, само лицо Франции. В ней Гвальхмай узнает что-то от силы Никки, отваги и решимости Кореники.

Она начинает тихим голосом, который быстро оживляется:

«У меня была дочь, рожденная в законном браке», – тихий всхлип, быстро подавленный. Она останавливается, чтобы набраться сил, и продолжает: «которую я достойно провела через таинства крещения и конфирмации и воспитала в страхе Божьем и уважении к традициям церкви. Насколько позволяли ее возраст и простота ее состояния, ведь она выросла среди полей и пастбищ. Она часто ходила в церковь, каждый месяц после должной исповеди получала таинства евхаристии, несмотря на молодость, и с большой самоотверженностью и пылом отдавала себя постам и молитвам.

В то время господствовали настроения, что люди должны страдать, и она очень жалела людей. И все же, хотя она никогда не думала, не замышляла и не делала ничего, что могло бы увести ее с пути веры или могло бы свидетельствовать против нее, некоторые враги нашли способ привлечь ее к суду.

Несмотря на ее опровержения и мольбы, как молчаливые, так и явные, не дав ей возможности доказать невиновность, в вероломном, жестоком, несправедливом судебном процессе, в котором не было и тени права, они осудили ее отвратительным и преступным образом!»

Она остановилась, ища слов и пошатываясь. Сыновья берут ее под руки, но она снова отталкивает их и продолжает, гордо встречая сочувственный взгляд суда.

Ее голос звенит как обвинительная труба. «И затем они безжалостно убили ее огнем! Прокляв свои души, они нанесли ущерб позора мне, Изабель, и моей семье!»

Исход процесса стал ясен.

Толпа взорвалась. Женщины плакали, мужчины вскакивали и кричали: «Справедливости! Требуем справедливости!» Был чудовищный рев и топот ног.

Однако порядок был восстановлен без особых проблем, и процесс реабилитации продолжился без помех.

Многие дали показания в пользу Девы. Ла Гир и де Ре были оба мертвы, но Д’Олон присутствовал и горячо говорил о своей любимице. Генерал-лейтенант Дюнуа дал показания относительно ее военного мастерства и командования. Д'Алансон, ее «симпатичный герцог», тепло отозвался о ее чести, смелости и милости к побежденным.

Были зачитаны показания сотен людей, которые знали ее как ребенка и свидетельствовали о ее благочестии и добродетельной жизни.

Даже судьи, которые ранее осудили ее, теперь говорили в ее пользу. Оказалось, что после стольких лет они ничего не могли вспомнить против нее, потому что память их часто подводила.

Ее «вопиющий» грех ношения мужской одежды внезапно перестал иметь значение. Теперь оказалось, что это запрещено женщинам только потому, что может послужить соблазном гордости и вседозволенности. Хотя в прежнем приговоре, это был решающий пункт обвинения. Епископ Кошон с таким постоянством и с таким ядом напирал на него, что это, в конце концов, привело к ее смерти.

Шесть месяцев спустя вердикт об оправдании был зачитан публично в Руане, на том самом месте, где стоял роковой костер, и во всех других крупных городах королевства.

Был тот, кто этого не слышал. Епископ Кошон, озлобленный и несчастный человек, давно умер. Собаки не пили его кровь, как когда-то поклялся де Ре, но с ним поступили еще хуже. Его кости были разбиты и брошены в нечистоты разъяренной группой друзей Жанны.

Гвальхмаю было жаль, что Жиль де Ре не мог услышать вердикт.

Именно в этот хороший 1456 год Гвальхмай отправился в путешествие на север. Наконец, его обещание де Ре было выполнено. Теперь он мог свободно идти туда, куда, по словам Кореники, они должны были прийти вместе, чтобы никогда больше не расставаться – в страну льда и огня.

27

Мерлин объясняет

Знаю, знаю: к общей цели ход столетий устремлён. А. Теннисон: Локсли Холл (пер. Д. Катара)

Лодка захрустела по черному лавовому пляжу недалеко от залива Вонючих дымов. Гвальхмай вышел на берег и огляделся. С короткой мачты спустился ворон и сел ему на плечо.

Гвальхмай оттолкнул лодку и задумчиво смотрел, как она уплывает. Затем повернулся к ней спиной и пошел в сторону холмов. Он шел долго и бесцельно. Незадолго до темноты он нашел пещеру и принялся ее обустраивать. Он устал от войн, страданий и самой жизни. Он был готов приветствовать покой смерти.

Но пока человек жив, он должен подчиняться правилам жизни. Гвальхмай развел маленький костер, чтобы согреться, собрал сена для постели и расстелил одеяло, приготовил овсяную кашу и съел последний кусочек сушеного мяса. Затем лег на кровать и стал ждать.

Если обещание, данное ему, будет выполнено, это случится скоро.

Ему не пришлось ждать долго.

Он почувствовал, что не одинок. Вход в пещеру заслонился всего на миг, но Гвальхмай сразу понял, что кто-то вошел. Он сел.

«Это ты, крестный отец? Ты пришел, чтобы дать мне забвение? Я подвел тебя во всем. Я был небрежным учеником, плохим волшебником, грешником, посланником, который не смог выполнить свою миссию. Ты правильно делаешь, если презираешь меня».

Призрак стал видимым. Его размытые линии затвердели и приняли четкую и определенную форму. На Мерлине была мантия чародея.

«Твоя жизнь – это не провал, а большой успех, мой крестник. Однажды я пообещал тебе, что, если ты научишь меня смыслу жизни, я раскрою тебе тайну смерти. Ты можешь сделать это сейчас? Чему ты научился за свою долгую жизнь?»

Гвальхмай опустил голову. «Крестный, несмотря на все мои годы, я очень молод по сравнению с тобой. Я мало чему научился и ни в чем не уверен. То, что я узнал, может быть неважно.