Словно в раю - Куин Джулия - Страница 52

– Трудно изображать хорошее настроение, когда больше всего на свете хочется выпрыгнуть в окно.

– Окно закрыто, – заметила Дейзи.

Айрис ответила ей кровожадным взглядом:

– Вот именно.

– Прошу вас, – взмолилась Онория. – Давайте просто сделаем это?

– А я думаю, мы играем просто отлично, – фыркнула Дейзи. – Никто не заподозрит, что у нас было всего шесть часов, чтобы репетировать с Анной.

Гувернантка подняла голову, услышав своё имя, но едва стало ясно, что отвечать ей не требуется, снова приняла прежнюю позу.

Айрис набросилась на сестру с чувством, опасно близким к злобе:

– Тебе не отличить хорошую… Ой! Онория!

– Прости. Это был мой локоть? Извини.

– Прямо в рёбра!

Как Маркус понял, Онория шепнула Айрис что-то, предназначенное только ей, но это явно касалось Дейзи, поскольку Айрис смерила младшую сестру пренебрежительным взглядом, закатила глаза и процедила:

– Хорошо.

Маркус снова посмотрел на гувернантку. Кажется, та пересчитывала пятна на потолке.

– Сыграем в последний раз? – предложила Онория устало, но твёрдо.

– Не думаю, что это поможет, – эти слова, разумеется, исходили от Айрис.

Дейзи испепелила её взглядом и отрезала:

– Практика приводит к совершенству.

Маркусу показалось, что гувернантка пытается сдержать смех. Тут она подняла взгляд и заметила его, стоящего с кувшином лимонада. Он приложил палец к губам, девушка слегка кивнула, улыбнулась и повернулась к пианино.

– Готовы? – спросила Онория.

Скрипачки подняли свои инструменты. Руки гувернантки легли на клавиши. Айрис издала душераздирающий стон, однако взялась за виолончель.

И тут начался подлинный кошмар.

Ни за что на свете Маркус не мог бы описать звуки, исходившие от инструментов в репетиционной зале Смайт-Смитов. К тому же ему не хватало уверенности в том, что подобные слова можно употреблять в приличном обществе. Он был не склонен называть это явление музыкой. Честно говоря, оно гораздо больше напоминало грозное оружие, чем что-либо другое.

Маркус поочерёдно взглянул на каждую из девушек. Гувернантка казалась слегка обезумевшей, её глаза метались между клавишами и нотами. Дейзи закрыла глаза и кивала головой, словно её ошеломляла красота и величие – всё-таки ему придётся употребить слово – музыки. Айрис выглядела так, будто ей хотелось разрыдаться. Или, возможно, убить Дейзи.

А Онория…

Она выглядела столь прелестно, что Маркусу тоже хотелось зарыдать. Или, возможно, жестоко расправиться с её скрипкой.

В отличие от прошлогоднего концерта, когда она стояла с безмятежной улыбкой и глазами, исполненными страсти, Онория набрасывалась на свою скрипку с угрюмой решимостью. Она щурилась и стискивала зубы, словно вела в сражение войска.

Именно её усилиями держался этот смехотворный квартет, и он не мог любить её сильнее, чем в этот миг.

Маркус не знал, намеревались ли девушки исполнить пьесу целиком, но, слава Богу, Айрис заметила его, и ее громкое «Ой!» прервало репетицию.

– Маркус! – воскликнула Онория. Он мог бы поклясться, что она рада его видеть, однако не был уверен, можно ли полагаться теперь на его суждения.

– Что ты здесь делаешь? – спросила она.

Маркус показал графин.

– Ваша мать прислала меня к вам с лимонадом.

Она какое-то мгновение просто смотрела на него, затем залилась смехом. Айрис засмеялась следом за ней, и даже гувернантка выдавила улыбку. Одна только Дейзи оставалась в полном недоумении:

– Что тут смешного?

– Ничего, – выдавила Онория. – Просто… О, Боже мой… Весь этот день, а теперь мама присылает к нам графа подать лимонад.

– Мне совершенно не смешно, – заявила Дейзи. – Я нахожу это в высшей степени непристойным.

– Не обращайте на неё внимания, – посоветовала Айрис. – Она начисто лишена чувства юмора.

– Неправда!

Маркус стоял неподвижно, одним только взглядом взывая Онорию о помощи и подсказке. Онория едва заметно кивнула, подтверждая слова Айрис.

– Скажите нам, милорд, – с чрезмерным энтузиазмом заговорила Айрис. – Что вы думаете о нашей игре?

Маркус не стал бы отвечать на этот вопрос ни при каких обстоятельствах.

– Я здесь только для того, чтобы налить вам лимонад, – сказал он.

– Молодец! – шепнула Онория, подходя к нему.

– Надеюсь, у вас есть стаканы, – продолжил он, – поскольку я не принёс с собою ни одного.

– Есть, – подтвердила Онория. – Будь добр, налей, пожалуйста, вначале лимонад для мисс Уинтер. Ей пришлось потрудиться больше всех, поскольку она присоединилась к нашему квартету только сегодня.

Маркус согласился и подошёл к фортепиано.

– Вот, прошу вас, – несколько натянуто произнёс он, но ведь ему впервые пришлось разносить напитки.

– Благодарю, милорд, – сказала девушка, протягивая стакан.

Он налил и вежливо кивнул.

– Мы с вами встречались прежде? – спросил Маркус. Девушка выглядела чертовски знакомой.

– Я так не думаю, – ответила мисс Уинтер и поспешно взяла свой стакан с лимонадом.

Он мысленно пожал плечами и подошёл к Дейзи. Можно было бы предположить, что у гувернантки просто такой тип лица, который всегда кажется знакомым, но дело не в этом. Она обладала ошеломляющей красотой, тихой и невозмутимой. Таких женщин матери редко хотят нанимать в гувернантки. Маркус предположил, что леди Плейнсуорт, очевидно, чувствует себя в безопасности – сыновей у неё нет, а муж никогда не выезжает из Дорсета. Маркусу не доводилось с ним встречаться.

– Благодарю вас, милорд, – проговорила Дейзи, когда он наливал ей лимонад. – С вашей стороны весьма демократично взяться за такое занятие.

Маркус не знал, что ответить на это, поэтому ограничился неловким кивком и повернулся к Айрис, которая как раз закатила глаза, передразнивая сестру. Она улыбкой поблагодарила его за напиток, и он наконец смог возвратиться к Онории.

– Спасибо, – сказала она, отпивая глоток.

– Что вы собираетесь делать?

Она вопросительно взглянула на него:

– Делать с чем?

– По поводу концерта, – пояснил Маркус, которому это казалось очевидным.

– Что ты имеешь в виду? Я буду выступать. Что еще мне делать?

Он указал на гувернантку незаметным кивком:

– У вас есть безупречная причина для отмены концерта.

– Я не могу так поступить, – ответила Онория с лёгкой горечью в голосе.

– Ты не должна приносить себя в жертву ради семьи, – тихо сказал Маркус.

– Это не жертва. Это… – Она улыбнулась беспомощно и немного тоскливо. – Не знаю, что это, но не жертва.

И она подняла на него большие, лучащиеся теплом глаза:

– Это то, что я сделаю.

– Я…

– Что такое? – спросила она, подождав немного.

Маркус хотел сказать, что она, возможно, самая храбрая и наименее эгоистичная личность из всех, кого он знает. Он хотел сказать, что готов посетить тысячи концертов Смайт-Смитов, если это позволит ему быть с ней.

Он хотел сказать, что любит её. Но сказать этого здесь он не мог.

– Ничего, – проговорил Маркус. – Просто я восхищаюсь тобой.

Онория издала смешок:

– Ты можешь отказаться от своих слов к концу сегодняшнего вечера.

– Я бы не смог делать это так, как делаешь ты, – тихо произнёс он.

Она обернулась, удивлённая серьёзностью его тона:

– Что ты имеешь в виду?

Маркус не знал, как объяснить иначе, поэтому продолжил, запинаясь:

– Я не люблю находиться в центре внимания.

Она склонила голову набок, внимательно посмотрела на него, прежде чем заговорила:

– Да. Ты никогда этого не любил. Ты всегда играл дерево.

– Прошу прощения?

В её взгляде появилась нежность.

– Когда мы устраивали те ужасные пантомимы в детстве. Ты изображал дерево.

– В роли дерева мне не нужно было ничего говорить.

– И ты вечно стоял позади.

Маркус расплылся в кривоватой улыбке:

– Мне нравилось быть деревом.