Первый поцелуй (ЛП) - Куин Джулия - Страница 6

Что ж, прекрасно.

Питер улыбнулся. Он получал от всего происходящего гораздо больше удовольствия, чем мог себе вообразить.

– Мистер Томпсон, – донесся до его слуха сухой женский голос, – зачем вы распугиваете кавалеров моей дочери?

Он повернулся и оказался стоящим перед леди Кенби. Ее глаза смотрели на него насмешливо, за что Питер был ей очень благодарен. Большинство матерей непременно рассердились бы.

– Ну, что вы, – ответил Питер. – Во всяком случае, не тех, за кого бы вы хотели выдать свою дочь.

Леди Кенби лишь слегка приподняла брови.

– Любой мужчина, который предпочитает проигрывать свои деньги на скачках, а не оставаться здесь с вами, не достоин вашей дочери.

Она рассмеялась, и это сделало ее удивительно похожей на Тилли.

– Хорошо сказано, мистер Томпсон, – похвалила она. – Нельзя быть слишком осторожным, разговаривая с матерью богатой наследницы.

Питер сделал паузу, неуверенный, были ли ее слова более язвительными, чем тон, которым они были произнесены.

Если леди Кенби знает, кто он такой, – а она сразу же вспомнила его имя, когда их знакомили прошлой ночью, – то она также знает, что к его имени не прилагается практически ни единого пенни.

– Я обещал Гарри, что буду присматривать за ней, – объяснил он, его голос прозвучал бесстрастно и решительно. Не могло возникнуть никаких сомнений, что он твердо намерен выполнить свою клятву.

– Понятно, – негромко произнесла леди Кенби, слегка наклонив голову набок. – И именно поэтому вы здесь?

– Конечно. – Он подразумевал именно это. По крайней мере, убедил себя, что так оно и есть. И не имело значения, что он провел последние шестнадцать часов, мечтая о поцелуях Тилли Ховард. Она была не для него.

Наблюдая за беседой Тилли с младшим братом лорда Бриджертона, Питер стиснул зубы, когда понял, что против этой кандидатуры ему не найти ни одного возражения. Мистер Бриджертон был высоким, сильным, несомненно умным, весьма обеспеченным джентльменом из хорошей семьи и с состоянием. Кенби были бы заинтересованы в его сватовстве, даже если при этом Тилли пришлось бы довольствоваться простым «миссис» перед ее новым именем вместо громкого титула[4].

– Он нам очень нравится, – сказала леди Кенби, указывая своей маленькой, изящной ручкой в сторону обсуждаемого джентльмена. – Он – довольно талантливый художник, а его мать – уже много лет моя близкая подруга.

Питер коротко кивнул.

– Увы, – сказала леди Кенби, пожимая плечами, – боюсь, что у нас почти нет никаких оснований питать надежду по этой части. Я подозреваю, что он пришел сюда только для того, чтобы просто успокоить дорогую Вайолет, которая совершенно отчаялась когда–либо увидеть своих детей женатыми. Не похоже, что мистер Бриджертон готов остепениться, а его мать полагает, что он тайно влюблен в другую.

Питер вспомнил, что не должен улыбаться.

– Тилли, дорогая моя, – сказала леди Кенби после того, как раздражающе красивый и представительный мистер Бриджертон поцеловал ей руку и отбыл, – ты еще не беседовала с мистером Томпсоном. Так любезно с его стороны посетить нас, и все из–за дружбы с Гарри.

– Я бы не сказал что «все», – возразил Питер, его слова прозвучали менее учтиво и свободно, чем ему бы хотелось. – Я всегда рад видеть вас, леди Матильда.

– Пожалуйста, – сказала Тилли, махнув на прощание своему последнему воздыхателю, – вы должны продолжать называть меня Тилли. – Она повернулась к матери. – Это все Гарри, он вечно так меня называл, и, очевидно, часто о нас рассказывал, когда был на Континенте.

Леди Кенби печально улыбнулась при упоминании своего младшего сына, моргнув при этом несколько раз. Казалось, ее глаза уставились в пустое пространство, и Питер подумал, что она вот–вот разрыдается или, по крайней мере, хочет это сделать. Он немедленно протянул ей свой носовой платок, но леди Кенби, покачав головой, отказалась от него.

– Пожалуй, пойду поищу мужа, – сказала она, вставая. – Уверена, что он хотел бы с вами встретиться. Он отсутствовал вчера вечером, когда нас представляли друг другу, и я… Да, я уверена, он хотел бы с вами встретиться.

Она поспешила выйти из комнаты, оставив дверь широко открытой и приказав лакею встать напротив нее в холле.

– Она ушла, чтобы выплакаться, – призналась Тилли, но не для того, чтобы заставить Питера почувствовать себя виноватым. Это было просто объяснение, грустная констатация факта. – Она все еще плачет о нем, совсем немного.

– Мне очень жаль, – сказал Питер.

Она пожала плечами.

– Похоже, что это никогда не прекратится. Для всех нас. Не думаю, что кому–либо из нас хоть когда–нибудь приходило в голову, что Гарри может умереть. Теперь это кажется такой глупостью. Его смерть не должна была вызвать такого шока. Ради Бога, он же ушел на войну. Чего еще мы могли ожидать?

Питер покачал головой.

– Это совсем не глупо. Все мы считали себя немного бессмертными до тех пор, пока воочию не увидели, что такое война. – Он сглотнул, не желая воскрешать в памяти те воспоминания. Но это было весьма трудной задачей. – Это невозможно понять, пока не увидишь сам.

Губы Тилли слегка сжались, и Питер забеспокоился, не оскорбил ли он ее.

– Это не значит, что я говорю свысока, – начал оправдываться он.

– Вы и не говорите. Ну, не совсем. Я только… думаю… – Тилли наклонилась вперед, и ее глаза засветились каким–то новым светом. – Давайте не будем говорить о Гарри, – предложила она. – Как вы думаете, мы сможем? Я так устала постоянно грустить.

– Очень хорошо, – поддержал Питер.

Девушка смотрела на него, ожидая, что он скажет что–то еще. Но Питер молчал.

– Э–э, как там погода? – наконец спросила она.

– Моросит мелкий дождик, – ответил он, – но ничего необычного.

Она кивнула.

– Сегодня тепло?

– Не особенно. Хотя все же чуть теплее, чем прошлой ночью.

– Да, было немного холодно. И это в мае.

– Разочарованы?

– Конечно. Пора бы уже наступить весне.

– Да.

– Действительно.

– Действительно.

Односложные предложения, подумала Тилли, – всегда губительны для любой приятной беседы. У них непременно должно найтись еще что–то общее, кроме Гарри. Питер Томпсон был красив и умен. А когда он смотрел на Тилли своим задумчивым, серьезным взглядом, то по ее спине пробегала дрожь.

Совершенно несправедливо, что единственная тема их разговоров вызывала в ней желание разрыдаться.

Тилли ободряюще улыбнулась, тем самым, поощряя Питера сказать еще что–нибудь, но он продолжал молчать. Она снова улыбнулась и откашлялась.

Наконец он понял намек.

– Вы читаете? – спросил Питер.

– Я читаю! – эхом отозвалась девушка с некоторой долей скепсиса в голосе.

– Я не спрашивал: умеете ли вы читать, я спросил: вы читаете? – уточнил он.

– Да, конечно. Почему вы об этом спрашиваете?

Питер пожал плечами.

– Я сегодня упомянул об этом одному из джентльменов.

– В самом деле?

– Да.

Тилли почувствовала, как ее зубы сжались. Она понятия не имела, почему она должна сердиться на Питера Томпсона, но она рассердилась. Он явно сделал нечто, заслуживающее ее неудовольствия. Кроме того, он не должен сидеть здесь с выражением кошки, добравшейся до сливок, делая вид, что осматривает свои ногти.

– Кому же из джентльменов? – наконец спросила она.

Питер поднял глаза, и Тилли едва сдержалась, чтобы не поблагодарить его за то, что он посчитал ее более интересной, чем свой маникюр.

– Думаю, его звали мистер Бербрук, – ответил Питер.

Не из тех, за кого она хотела бы выйти замуж. Найджел Бербрук был добрым малым, но он также был весьма недалеким, и, вероятно, мысль об умной жене пугала его. Проявляя благородство, можно было бы сказать, что, отпугнув его, Питер действовал для ее же блага, однако Тилли не оценила такое вмешательство в ее дела.