Бриганты (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич - Страница 19

Первыми полезли мы с Хайнрицем Дермондом. Оба в черных свободных рубахах с капюшонами и длинных штанах и без доспехов. Это я придумал такую форму. Насмотрелся в двадцатом веке фильмов про ниндзя. На поясах только кинжалы. У меня на спине привязана сабля в ножнах, а у оруженосца — небольшой топор с изогнутым лезвием и обухом в виде граненого шипа. К великому огорчению моего оруженосца, двуручный меч ему пришлось оставить в лагере. Первым лезть опасно. Если караульные засекли нас, то наверху ждет удар по голове или еще что-нибудь, не менее приятное. Я быстро перехватывал руками в кожаных перчатках толстую веревку с мусингами, не помогая ногами, потому что опереться ими было не на что. Чем выше поднимался, тем сильнее становился запах гнили. Наверху было тихо. Если в замке и есть собаки, то они внутри помещений. Просвет между высокими зубцами оказался узким, я еле протиснулся боком. Подергал веревке, давая знать, что можно подниматься следующему. Вскоре поднялись еще два бойца. Они вооружены арбалетами и фальшионами. Останутся на месте, будут прикрывать нас в случае неудачи. Остальные будут ждать внизу, пока не позовем.

Вдвоем с Хайнрицем Дермондом мы подошли к донжону. Оба в мягкой кожаной обуви, движемся бесшумно. Со стены входа в донжон не было, поэтом мы развернулись и направились к угловой башне. Сторожевой ход был широкий, двое плечом к плечу свободно могут биться. К проходу в башне вела каменная лестница в пять ступенек, шириной в половину боевого хода и без перил. Проход был без дверей. Мы вошли в башню, замерли, прислушиваясь. Было необычно тихо. Такая тишина меня всегда настораживает. Внутри каменная винтовая лестница вела вниз, деревянная двухпролетная — вверх. Я дотронулся до теплого плеча оруженосца и подтолкнул к деревянной, а сам остался возле каменной. Хайнриц Дермонд начал подниматься по лестнице. Она пару раз жалобно скрипнула. Если бы поднимались вдвоем, шума было бы в три раза больше. Наверху он пробыл недолго. Значит, там никого нет. Я повел его ко второй башне.

Караульного мы услышали издалека. Он глухо и часто покашливал. Скорее всего, туберкулезник. Лечить их сейчас не умеют, и о том, что болезнь заразная, не знают. Сидел он под навесом над воротами. Туда вела каменная лестница в три ступеньки. Видимо, архитектору больше нравились нечетные цифры. Поднятый мост закрывал обзор, но англичанина это не смущало. Мы долго ждали, когда он спустится вниз, потому что по обе стороны от лестницы можно был спрятаться за выступы. Увидев перед собой две черных силуэта, туберкулезниц отпрянул, но закричать не успел, потому что поперхнулся кашлем. Я зажал ему рот рукой в кожаной перчатке, а Хайнриц ударил ножом. Мы бережно положили потяжелевшее тело под стену. Я тщательно вытер обслюнявленную перчатку об одежду англичанина.

Ко второй башне я пошел, не прячась и глухо покашливая. Наверху никого не было. Мы спустились по винтовой лестнице вниз. На следующем уровне находилась жилая комната с камином. Над камином на крючке висела глиняная масляная лампа, огонек которой сильно чадил, почти не давая света. В помещении сильно воняло подгоревшим буковым маслом. По обе стороны камина находилось по деревянной кровати. В каждой спало по два человека. Одетыми и обутыми. Мы подошли к первой кровати. Мне попался парень лет восемнадцати. Он мычал и не хотел просыпаться. Хайнриц Дермонд уже перерезал глотку своему, а я никак не мог разбудить. Наверное, видел во сне любимую женщину или родной дом. Так же долго он не хотел умирать: дергался всем телом, грыз перчатку, хватался за нее руками. Крови из него натекло раза в два больше, чем из соседа. Со второй парой разделались быстро. На нижнем уровне лежали связанные бечевкой пучки стрел, наверное, по сотне в каждом, и находился выход во двор. Мы туда не пошли, вернулись на стену.

На походе к первой башне я услышал шаги. Кто-то, не соблюдая осторожности, шел нам навстречу. Я придержал Хайнрица рукой, чтобы оставался на месте, а сам пошел вперед, глухо покашливая.

— Не спится, Боб? — спросил идущий на английском.

— Да, — невнятно произнес я и глухо закашлял.

— Пойдем в башню, посидим, — предложил он и направился в обратную сторону.

Я догнал его и ударил в выемку на шее ниже черепа. Чтобы не промахнуться, приблизился к человеку настолько близко, что услышал его дыхание. Этому удару меня научили еще в шестом веке. Если нанесен точно, смерть наступает мгновенно. Быстро и легко убивать себе подобных люди научились раньше, чем многим другим полезным навыкам. Рука меня не подвела. Я успел подхватить падающее тело и помог ему опуститься на стоожевой ход без шума. Затем вернулся к оруженосцу и предложил следовать дальше.

В первой башне тоже было жилое помещение с камином и двумя кроватями, но спали только на одной. Оба пожилые, бороды с сединой. Надоело, наверное, землю пахать, погнались за большими и легкими деньгами. Говорят, в предыдущие годы англичане увозили из Франции столько добычи, что даже деревенские ходили в шелках. Но колесо фортуны вертится. Если вовремя не отпустил его, вскоре окажешься в грязи под ним.

Из этой башни мы вышли во двор замка. Ни собак, ни гусей там не оказалось. Мы подошли к караульному помещению — пристройке возле ворот. Дверь была не заперта. Внутри было темно и ни черта не видно. Зато слышен храп одного и сиплое дыхание другого человека. Потребовалось время, чтобы глаза привыкли и различили спящих. Храпун лежал с краю, поэтому я жестами дал понять Хайнрицу Дермонду, что начнем одновременно. Я беру крайнего, он — того, что под стенкой.

Храпящий проснулся от первого моего прикосновения и успел произнести:

— Чего…

После моего удара в шею он нашел силы преодолеть мое сопротивление инемного приподнять голову. На этом его брыкания и закончились. Хайнриц разделался со вторым. Мы вышли на свежий воздух, который показался мне резким, отрезвляющим. От густого запаха свежей крови пьянеешь и дуреешь. Нужна постоянная тренировка, чтобы не реагировать на него.

— Присядем, отдохнем, — шепотом молвил я Хайнрицу Дермонду.

Мы опустились на толстое бревно, которое лежало под стеной возле первой башни. Наверное, днем английские лучники устраивали здесь посиделки. Хвастались своими подвигами, подкалывали друг друга, ссорились. Вскоре их место займут французские пехотинцы.

Мы поднялись на стены, прошли к тому месту, где нас ждали два бойца. Оба сидели на корточках рядышком. В темноте одному даже в знакомом месте страшно, а в незнакомом — вдвойне.

— Дайте сигнал, пусть поднимаются остальные, — шепотом приказал я.

Остальные бойцы поднимались в доспехах, из-за чего иногда шумели. Доставили они и наши с Хайнрицем Дермондом доспехи. Мы облачились в них. Настолько привык к их тяжести, что, когда снимаю, кажется, что уменьшается земное тяготение. Хочется двигаться вприпрыжку.

Я расставил часть бойцом на стене, чтобы могли в случае чего обстреливать весь двор замка, а с остальными спустился вниз. С внутренней стороны к боковым стенам примыкали хозяйственные пристройки: кузница, конюшня и хлев с сеновалом наверху, псарня, которую я сперва принял за кошару, кладовые. В хлеву находились две коровы и дюжина свиней, а в конюшне в денниках — девять лошадей. Они испуганно захрапели, почуяв нас. В псарне было пусто, и стоял слабый запах псины. Первый этаж донжона был глухой. На втором и третьем этажах имелись окна, округлые сверху и более широкие, чем те, что смотрели на реку. Войти в донжон можно только через одноэтажное караульное помещение, которое примыкало к нему слева. Толстая, дубовая, усиленная железными полосами дверь в караульное помещение оказалась запертой. Справа и слева от нее находилось по узкой бойнице. Из помещения не доносилось ни звука. Поскольку открыть дверь быстро мы не сможем, придется ждать, когда англичане проснутся и сами это сделают.

Я приказал своим людям спрятаться в конюшне, вход в которую был самым ближним от караульного помещения. Там было сухо и пахло сеном, лошадьми и свежим навозом. Для людей этой эпохи, да и более ранних, запах навоза привычен и приятен, причем и для горожан тоже. Кони поволновались немного, всхрапывая и гулко переступая копытами, но вскоре успокоились. Один боец залез по лестнице в дыру в потолке, которая вела на сеновал, и скинул оттуда несколько охапок сена, судя по сильному запаху, накошенного в этом году. Бойцы расположились на охапках сена в проходе возле денников. Кто-то кемарил, кто-то что-то обсуждал шепотом. Соорудили и мне ложе из сена. Спать не хотелось, поэтому я сидел, прислонившись спиной к перегородке. За перегородкой слушалось, как стоявший в деннике жеребец жует сено, охапку которого я кинул ему в кормушке. У жеребца был очень сильный запах. Этим запахом пропитывается и наездник. Если учесть, что моются здесь редко, получается ядреный аромат, которому я дал название «Кентавр». Так что рыцарь — это довольно таки вонючее существо. Когда он, прискакав в замок, спешиваются и заходят в жилое помещения, вежливые благородные дамы первое время закрывают носы платочками, пропитанными разными благовониями, и стараются не морщиться.