Бриганты (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич - Страница 35

— Откуда ты знаешь?! — воскликнул Алар де Тустанн таким тоном, словно я обвинил его во вранье.

— Несколько раз пытался подкрасться к ним ночью. Каждый раз нарывался на скрытый дозор, — ответил я.

— Это у тебя не получалось, а мы сумеем обойти их, — уверенно произнес наместник Блуа.

— Если он не смог, больше никто не сможет, — также уверенно сказал герцог Людовик и проинформировал присутствующих, немного преувеличив: — Он с сотней бойцов за эти две недели перебил полтысячи англичан.

Видимо, о наших подвигах мало кто знал, потому что все командиры уставились на меня, будто увидели впервые. Я не успел в полной мере насладиться минутой славы, потому что в шатер зашел один из оруженосцев герцога — юноша лет пятнадцати в красных пуленах с длинными носами, загнутыми вверх и пристегнутыми золотыми цепочками к узкому ремню с золотой пряжкой, опушенному на бедра.

— Прибыл английский герольд, — доложил оруженосец.

— Веди его сюда, — приказал герцог Бурбонский.

Герольд оказался ровесником оруженосца, но обут был в пулены с короткими носами. В длинноносых было бы трудно садиться на лошадь и слезать с нее. На белых щеках юноши горел алый румянец, который у представителя другой национальности я бы счел нездоровым. У некоторых белокожих, не подверженных загару жителей Туманного Альбиона, который так пока никто не называет, подобный румянец — признак отменного здоровья. Если их белокожесть можно считать здоровой.

— Сеньор герцог, — обратился он к Людовику Бурбонскому, — мои сеньоры и хозяева дают знать, что раз ты не желаешь сражаться с ними, через три дня, между девятью и двенадцатью часами утра, увидишь свою мать, которую увезут из замка. Подумай над этим и спаси ее, если сможешь.

Сообщение настолько выпадало за рамки рыцарской этики, что все присутствующие уставились на герольда, ожидая, что он скажет, что это глупая шутка. Но юноша ничего больше не сказал.

Герцог долго молчал, утрамбовывая эмоции, а потом произнес тихо, спокойным голосом:

— Скажи своим хозяевам, что они ведут самую бесчестную войну, какая только случалась в христианском мире. Никогда прежде в войне между рыцарями дамы и девицы не рассматривались, как пленницы. Мне, конечно, будет неприятно видеть свою мать, которую увозят таким вот образом. Но если я нападу на охрану, то подвергну ее жизнь смертельному риску. От людей без чести можно ожидать чего угодно.

Когда герольд вышел, заговорили все сразу. Их продолжительные и гневные речи можно было выразить одной короткой фразой: «Рыцарство умерло!». Великую эпоху хоронят малые дела.

Через три дня к девяти утра к замку подошла английская армия в боевом построении. Она остановилась примерно в километре от французского лагеря. Латники стояли в центре, а лучники — на флангах, немного загнутых вперед, воткнув перед собой заостренные колья для защиты от конницы. Горнисты громко и долго извещали о своем прибытии. Опустился подъемный мост замка, открылись ворота. Первыми выехали готовые к бою полсотни всадников в добротных доспехах. За ними рослый пехотинец вел на поводу белую лошадь, на которой сидела в низком мужском седле, сильно подогнув ноги, потому что стремена были укорочены, герцогиня Изабелла — пожилая женщина в высоком пурпурном колпаке в форме усеченного конуса, длинном пурпурном платье и накидке из горностаевого меха, застегнутой на груди большой золотой брошью. Герцогиня смотрела строго перед собой, словно справа от нее не было французского лагеря. За ней шагала сотня пехотинцев с большими щитами, длинными копьями и котомками за спиной. Дальше ехала телега немного шире и длиннее крестьянских, на которой был прямоугольный домик с плоской крышей из светло-коричневой кожи, натянутой на раму и украшенной гербом Бурбонов, — предок кареты. Вход в домик был сзади. За ним ехал фургон с девицами, свитой герцогини. Затем два фургона с ранеными и две телеги с продовольствием. Следом шли пехотинцы — лучники, арбалетчики и копейщики — и их боевые подруги с детьми и узлами награбленного барахла.

Гарнизон замка вместе с пленными неторопливо проследовал мимо французского лагеря, достиг построения англичан, поехал дальше. Английское войско постояло еще с полчаса, а потом последовало за ними.

Людовик, герцог Бурбонский, облаченный в доспехи, наблюдал с верхушки вала. Руки держал за спиной, схватив правой рукой запястье левой.

Он проводил мать взглядом, а когда ее загородили фургоны, повернулся к своей свите и молвил тихо:

— Худшего не случилось — уже хорошо.

— Еще не поздно на них напасть, — сказал маршал Луи де Сансерр.

— Ты забыл приказ короля?! — насмешливо произнес герцог Бурбонский и спросил свою свиту: — Запомнили командиров бригантов?

— Бернар де Вист, Бернар де ла Салль и Ортинго, — перечислил Алар де Тустанн, который, видимо, знал их не понаслышке.

— Передайте всем баронам, капитанам и рыцарям, что за каждого из этой троицы, живого или мертвого, я заплачу тысячу франков, — пообещал герцог Людовик.

Про свою мать он ничего не сказал, но, думаю, за ее освобождение заплатит в несколько раз больше. Ради такой суммы стоило рискнуть. Тем более, что в ближайшее время боевых действий, а, следовательно, и добычи, не предвиделось. Я сказал герцогу, что отправлюсь за англичанами, чтобы проследить, куда они направляются. Он отпустил меня, как и большую часть армии. Замок мы захватили, свое дело сделали. Получилось не совсем так, как хотелось бы, но победа, материальная и моральная, была за нами.

Первый день англичане двигались осторожно, поместив в арьергарде значительную часть свой армии. На второй день, убедившись, что за ними едет только разведка, начали расслабляться. Я приказал своим разъездам не светиться, следить за нами издалека, незаметно.

На третий день, зайдя на «английскую» территорию, они расслабились окончательно. На ночлег остановились на поле возле сожженной деревни. Расставили шатры и палатки, разожгли костры. Я наблюдал за ними из леса, с той стороны, откуда было ближе до предка кареты, около восьмисот метров. Герцогиню я не увидел, но девицы из ее свиты время от времени выбирались из фургона, болтали с мужчинами. Охраняли их не бриганты, а рыцари и хобилары. Как понимаю, девицы из благородных семей. За некоторыми наверняка дадут хорошее приданое. Шанс для простого рыцаря схватить жар-птицу за хвост. Вот они и обхаживали девиц, как умели.

— Приведи сюда группами по десять человек всех бойцов, кроме тех, что останутся охранять лошадей. Пусть посмотрят и запомнят расположение людей и фургонов, — приказал я Хайнрицу Дермонду. — Ночью наведаемся в гости.

Луна шла на убыль, осталось меньше половины диска, и ту постоянно закрывали облака. В лагере англичан горело несколько костров, возле которых сидели по два-три человека, тихо переговариваясь. В предыдущие две ночи костров было в несколько раз больше, примерно треть войска охраняла остальных. Теперь они решили, что опасность миновала, можно отдохнуть.

Я пошел к лагерю англичан с двумя десятками человек, имеющих опыт в подобном деле, чтобы освободить герцогиню. Остальные с Хайнрицем Дермондом отправились туда, где пасутся лошади, чтобы снять охрану и захватить ценную добычу. Каждый верховой конь — это не менее тридцати франков. Один человек может за ходку увести бесшумно только двух лошадей. Вести придется через лес, к тому полю в паре километрах отсюда, где мы оставили своих лошадей под охраной пяти человек. По темноте люди Дермонда успеют сделать не больше двух ходок.

Мы все в темной одежде и без доспехов. Из оружия только кинжалы, ножи. Если у человека нет с собой меча или арбалета, он постарается избежать ситуаций, когда такое оружие потребуется. Идем цепью, стараясь шагать бесшумно. Достают комары. Гудят так звонко, что кажется, будто тучи кровососов вьются вокруг нас, выбирая место для нападения. Бить их опасаемся, хотя за храпом, который по мере приближения к лагерю становится все громче, наверняка никто бы не прореагировал на шлепки. Время от времени провожу ладонью по лицу или шее, сгоняя самых агрессивных. Вот в таких вот условиях приходится работать. Зато интересно. Зрение, слух и даже интуиция напряжены так, что я чувствую себя другим человеком. Создается впечатление, что это происходит не со мной, что я — только наблюдатель, который находится в этом теле.