Р26/5/пси и я (СИ) - Коуни Майкл Грейтрекс - Страница 66

— Что же, логично, — признал отец.

— Мадам! — окликнул доктор. Она глядела на нас сверху вниз крохотными пуговичными глазками, окаймленными красным.

— Ваши дочь и зять клятвенно пообещали мне перекрасить дом по вашему выбору, — начал он и следующие несколько минут продолжал разглагольствовать тихим утешительным тоном.

— Ну вот, это должно подействовать, — заявил он наконец, подхватывая с земли свою сумку. — Уложите ее в постель и держите подальше от ягод, семян и всего такого. Да, и не оставляйте без присмотра антигравитационные пояса.

— Но она так и не спустилась, — вмешался отец. — По-моему, старуха вряд ли вас поняла.

— В таком случае советую срубить дерево, — холодно бросил доктор Пратт, потеряв терпение. — Омерзительная старая эксгибиционистка, которую давно пора проучить. Мало ли, что ей взбредет в голову! Если каждый будет осуществлять свои разнузданные фантазии, что станет с обществом? Кстати, а что там делает этот пожилой джентльмен? Тоже протестует против покраски дома?

— Он сам выбирал колер. Просто решил вернуть жену.

Позже мы недоуменно уставились наверх. Парочка льнула друг к другу, занятая взаимным прихорашиванием. Толпа за воротами разбухла до сотни зевак.

Наутро бабуля и дедуля приветствовали рассвет какофонией кулдыканья и визгливых воплей.

Я слышал, как отец распахнул окно спальни и грозился разнести их в клочья, если они немедленно не окажутся внизу. Я слышал металлический щелчок, когда отец взвел свой двенадцатизарядник. Я слышал, как умоляюще взвизгнула мать. За стеной раздались приглушенный топот и шум схватки.

Жаль, что присутствие родителей в доме, или, как в нашем случае, за окном, вносит раздор в семейную жизнь детей.

Толпа собралась с самого рассвета, и вскоре стало ясно, что дедуля оставил все попытки уговорить бабулю, вернее, вообще оставил все попытки говорить. Наоборот, с горделивым видом восседал рядом со своей верной спутницей, дергая головой в разные стороны, выискивая в небе ястребов, щуря глаза и свысока оглядывая народ. Время от времени он внезапно вздрагивал, словно топорща перья.

Доктор Пратт прибыл в полдень, как раз перед появлением прессы.

— Классический случай возврата в младенческое состояние, — объявил он. — Иначе говоря, оба впали в детство. Все симптомы налицо: бесстыжая нагота, яркие цвета, отсутствие связной речи, любимая игрушка — в данном случае антигравитационный пояс. Я принес суррогатную игрушку, которая, по моему мнению, сможет разрешить все проблемы. Попытайтесь заманить их вниз вот этим.

Он вручил матери ярко-красную пластмассовую погремушку. Бабуля, устремив на нее взор пуговичных глазок, размяла плечи и, описав пологую дугу, устремилась к матери. Та испуганно отпрянула, но бабуля успела вцепиться в погремушку скрюченными костлявыми пальцами ноги, развернулась и снова вспорхнула на ветку. Прижавшись друг к другу, она и дедуля стали рассматривать игрушку. Мы, затаив дыхание, выжидали.

И тут бабуля саданула погремушкой о ветку, и бесформенные обломки посыпались на землю. Толпа зааплодировала. А мы только сейчас заметили микроавтобус «Ньюспокит» и репортеров с камерами. Доктор Пратт молниеносно преобразился: выпрямился, приосанился и, шагнув к представителям прессы, представился рыжей особе с микрофоном.

— Скажите, доктор Пратт, как вы рассматриваете этот феномен?

— Проявление птичьих повадок у престарелых людей до настоящего времени считалось предметом весьма малоизученным. До сих пор подобные вещи попросту игнорировались. Если не считать моей статьи, пока еще существующей в рукописной форме, вы напрасно будете искать в психиатрических архивах упоминание о синдроме Пратта.

— Но в чем же дело, доктор Пратт?

— Основная причина — страх, глубоко сидящий в каждом из нас. Боязнь признать, что в наших генах кроется нечто примитивное и атавистическое. Ибо что может быть примитивнее, чем птица — единственное убедительное напоминание об эпохе динозавров!

— Пожалуй, в ваших словах есть логика, доктор Пратт.

— Вы видите на этом дереве два жалких человеческих существа, которые вернулись в состояние, существовавшее задолго до того, как Человек сделал первые шаги по Земле, состояние, которое могло передаваться в виде крохотного закодированного послания сквозь миллионы и миллионы лет.

— Как по-вашему, доктор Пратт, сколько они будут пребывать в таком состоянии?

— До осени. Зимы в этих местах суровые, и если в них осталась хоть капля здравого смысла, при первых же заморозках они живо окажутся внизу.

— Что ж, спасибо, доктор…

Хриплые крики заглушили последние слова репортерши. В восточном небе, почти над самыми крышами, появились странные силуэты, слишком большие для птиц и слишком маленькие для спортивных самолетов. Собравшиеся в недоумении застыли, прежде чем поняли, кто это. Неизвестные развернулись над микроавтобусом прессы и с беспорядочными воплями ринулись к дереву, оказавшись подростками обоих полов, без одежды, выкрашенными черным полупрозрачным латексом. Всего девять человек.

В следующие дни выяснилось, что они считают себя воронами. Вороны то и дело взлетали, кружили над домом и садились на дуб и крышу нашего дома. При этом они не делали никаких попыток обидеть бабулю или дедулю. Наоборот, как мне показалось, вели себя со стариками весьма почтительно.

Похоже, бабуля отворила нечто вроде шлюза в человеческом подсознании, и все больше людей воспаряло в воздух. Изготовители антигравитационных поясов становились миллионерами буквально за одну ночь, а небеса превратились в расцвеченные причудливыми красками ковры с узором из крутящихся, делающих мертвую петлю, орущих фигур, размалеванных всеми цветами радуги. Пресса именовала их Птицами.

— Я рассматриваю это явление как протест против современного кодекса морали, — заявил доктор Пратт, который либо целыми днями торчал перед домом, либо направо-налево раздавал интервью. — Сколько лет общество подавляло людей, сколько лет их откровенные желания облекались в конформизм так же плотно, как их тела — в стесняющую одежду. И теперь люди почувствовали, что с них довольно, и не постеснялись это продемонстрировать. Не следует этому удивляться. Вполне понятные тенденции.

Просто любопытно, как быстро доктор из противника Птиц превратился в самого горячего их защитника. Теперь он выступал в роли пресс-агента бабули, которая сама стала культовой фигурой. Кроме того, доктор работал над своей ученой статьей «Происхождение и развитие птичьих повадок у людей».

Мы с Пандорой считали, что он состоит на жаловании у производителей антигравитационных поясов.

— Зато ужасно забавно находиться в центре событий, — заметила как-то она, когда Вороны устраивались на ночлег, а дуб потрескивал под тяжестью стаи Сизых Чаек, прилетевших, чтобы засвидетельствовать свое почтение бабуле.

— Теперь все узнают про наш город, и про твою семью тоже, — добавила Пандора, с гордой улыбкой беря меня за руку.

Кроме Чаек и Ворон были еще и Пеликаны, специализирующиеся на прыжках в море. Они ухитрялись отключать пояса в воздухе, а потом снова включать под водой, чтобы взмыть, подобно ракете «Поларис», из самой бездны. Правда, рыбу они ловили редко, зато часто подхватывали болезнь, названную «пеликаний мешок», и все из-за того, что имели привычку разрезать воду с большой скоростью и с открытым ртом.

Появились также и Вьюрки Дарвинова Древа, тайная секта, о существовании которой несколько недель никто не подозревал, поскольку они часами сидели в чаще леса с зажатыми в зубах кактусовыми иглами, которыми пытались извлечь насекомых из засохших деревьев. Мрачная, склонная к самоанализу компания. Да что говорить, тут были представлены почти все виды птиц. И поскольку в каждом культе есть свой вывих, на этот случай имелись Голуби. Они слетали на городские улицы и смешивались с пешеходами, спешившими по своим делам. В плечах и выше они выглядели как обычные люди, разве что чуть бледнее и с дурацкой привычкой дергать на ходу головами. А вот ниже… ничем не отличались от других Птиц, гордых своей наготой.