Академия (СИ) - Бутырская Наталья - Страница 29

Первым заданием оказалась постройка дома. Меня позвали к себе те парни, за которыми гонялись стражники, но я решила, что мой дом будет только моим.

Я помнила, как десять лет назад мама привела меня в огромное поместье, и важный господин с добрыми глазами сказал:

— Теперь это и ваш дом тоже.

Сказал, что ему важно, чтобы слуги чувствовали себя комфортно и безопасно, только тогда они будут стараться изо всех сил и благодарить своих господ. Все было мне в новинку: и огромные стены, и странно изогнутые деревья в саду, и большие каменные дома с высокими крышами.

Нас провели в самую глубь сыхэюаня и показали на длинное деревянное здание:

— Здесь вы и будете жить. Сюда может приходить только госпожа и другие служанки. Мужчинам, кроме господина, вход запрещен.

Все служанки спали в одной комнате. Матрасы и одеяла днем сворачивались и складывались вдоль стены, одежда и личные вещи лежали в большом шкафу, где на каждую женщину выделялась одна полка. Для меня это были настоящие хоромы. Черепичная крыша, толстые стены, через которые не проходил ветер, магические светильники на стенах, от чего в комнате было светло, как на улице, мягкий матрас без насекомых. И это я еще не рассказала про вкусную сытную еду, я впервые наелась вдоволь именно в том доме. А купальня? Самое чудесное место на земле.

Да, это поместье надолго стало нашим домом. Мама сначала трудилась на кухне посудомойкой, и это было не так уж легко. Господа ели не из грубых глиняных мисок, которые достаточно ополоснуть, а из тончайших фарфоровых тарелок. Казалось, только тронь их пальцем, и они разлетятся на мелкие кусочки или рассыпятся в волшебный порошок.

Потом мамино усердие заметили, перевели ее в прачки, затем в горничные. Госпожа отметила, как мама старательно вытирала пыль, бережно относилась к вещам и, самое главное, умела быть незаметной. Она единственная могла убирать в комнате в присутствии господ, не раздражая их, поэтому маме дали красивое платье и выпускали даже во время званых обедов. Я сама видела, как удивлялись некоторые гости, когда обнаруживали перед собой чистую тарелку вместо той, что забирала перед их носом мама, хотя вроде бы они не сводили глаз со стола.

За десять лет я побывала на всех видах работ. Начала с мытья полов в доме прислуги, помогала на кухне, стирала, ухаживала за садом. А потом меня назначили личной служанкой сына господина.

Нет, мой дом должен быть только моим. Если я вновь доверюсь кому-нибудь и впущу под мою крышу, это случится нескоро. И уж точно это будут не неизвестные парни, которых разыскивают стражники по всей столице.

Поэтому я решила строить дом сама так, как это делали у нас в деревне.

«Благородный» означает, что человек вышел из хорошего рода, а значит образован, воспитан и полон благочестивых помыслов. А еще благородные все красивые. Я думаю, это потому, что им не нужно тяжело трудиться.

Даже моя мама сильно похорошела после того, как мы переехали из деревни. С нее сошел этот уродливый загар, лицо округлилось и побелело. И волосы всегда были ухожены, смазаны маслом для блеска, а не торчали в разные стороны, полные песка и земли. С рук сошли мозоли и трещины, кровоточащие на морозе, и она научилась держаться прямо, не сутулясь, ходить маленькими шажками, словно ожившая статуэтка.

А уж госпожа, что ни разу в жизни и тарелки не помыла, была настоящей красавицей. И сын пошел в нее: изящные черты лица, такая тонкая прозрачная кожа, что, кажется, только тронь ее, и она порвется, вытянутые мочки ушей, брови словно росчерк кисти на бумаге.

Стать личной служанкой было великой привилегией. Каждая девушка и женщина мечтает занять это место, ведь тогда твоя жизнь будет зависеть всего лишь от одного человека, а не от всей толпы вышестоящих слуг и управителя дома. Тебе будут доверять разные тайны и щедро вознаграждать за их хранение. Да и выучить капризы одного господина легче, чем многочисленные правила дома.

Но служить молодому господину оказалось настоящей мукой. Порой я думала, что в нем живет несколько человек или вселяются злые духи. Иногда он был ласков и предупредителен, угощал пирожными, расспрашивал про жизнь, хвалил прическу и платье, помогал с грамотой. В другой раз он мог встретить криками и угрозами, кинуть чашками и книгами, швырнуть меня о стену. Третья его личина была въедлива и придирчива. Он заставлял часами оттирать видимые лишь ему пятна с пола, читал нудные нравоучения, наказывал стоянием в углу в какой-нибудь неудобной позе. И самое страшное — я никогда не знала, в каком настроении он меня встретит.

Я ревела по утрам, не желая идти к своему господину, а мама ругала меня, говорила, что я не ценю свое счастье.

Поэтому когда в Академии на меня напал один из благородных, я не удивилась. Несмотря на образование, семью и кровь, именно они хуже всего относились ко мне подобным. Они просто не считали нас людьми, принимали за двуногий скот, тупой и бессловесный.

Рядом со мной строили дом те самые преступники, подобравшие в компанию девушку-калеку, но ее я боялась больше, чем высокого и сильного парня с синими волосами. Он явно был неграмотным деревенщиной, но поэтому-то я была уверена, что он не причинит мне боли. Второй парень вызывал сомнения. Я не могла понять, кто он такой. Вроде строить не умеет, но не чурается работы, черты лица не такие грубые, но загар еще до конца не сошел с его лица. На всякий случай я решила держаться от него подальше.

Я думала, что нападение на меня, как всегда, сойдет благородному с рук. Нет, я даже думала, что накажут меня, ведь я, простолюдинка, посмела его ударить, укусить и расцарапать, но пришел человек и сказал, что в следующий раз насильника попросту выкинут отсюда.

А потом всю эту банду и вправду выкинули.

Когда девушки, которые прислуживали там, сказали, что их семьи зависят от благородных семейств, я понимала их. Я на самом деле понимала.

Разве я не говорила маме, что молодой господин бьет меня? Разве я не просила разрешения уйти снова в посудомойки? Разве я не жаловалась ей, что господин порой лезет ко мне? А что она отвечала?

Она говорила: «Терпи, такова жизнь прислуги». Она говорила: «Молодой господин сам выбрал тебя в личные служанки. Это честь, которой ты не заслуживаешь». Она говорила: «Делай, что он велит. Может, ты станешь его наложницей.»

Остальные слуги меня сторонились. Они тоже боялись молодого господина и не хотели вызвать его недовольства. Особенно после одного случая: старая кухарка нарочно долго не отдавала пирожные для господина, хотела, чтобы он меня избил, ведь она рассчитывала, что ее внучка займет место возле его постели. Я умоляла ее поторопиться, а эта карга лишь смеялась и говорила, что я слишком загордилась и что нужно показать мне место. И тут в нее полетел горшок с кипящим супом, это молодой господин не дождался еды и пришел выяснить, в чем дело.

После этого мои поручения выполнялись быстрее ветра.

Но я поняла, что ждать помощи от мамы не стоит. Больше всего она боялась, что ей придется вернуться в деревню, к бабушке и дедушке по отцу, которые ее поедом ели, пилили с утра до ночи, только что кровь не пили. Они упрекали ее за всё: за неурожай, за смерть папы, хотя он сгорел от болезни, за некрасивую внучку, то есть меня, за плохую погоду. Поэтому как только одна дальняя родственница предложила ей перебраться в столицу и поработать прислугой, она сразу же согласилась.

— Лучше горбатиться на достойных людей и получать деньги, чем пахать на неблагодарных стариков, а в ответ ни спасибочки не получить.

Только через несколько лет я поняла, как ужасен был ее поступок: она бросила родителей мужа, которые заменили ее собственных отца и мать. Оставила стариков на смерть, ведь они не смогут сами обрабатывать землю. Говорят, если женщина не чтит родителей и мужа, то она и о ребенке заботиться не станет. Может, и правду говорят.

В Академии мне нравилось. Тут хорошо кормили, не били, и всем было плевать на длину волос. Да, было тяжело, магия — не самая сильная моя сторона, вряд ли здесь оценят заклинания очищения, заморозки и свежести.