Я С СССР! Том 5 (СИ) - Вязовский Алексей - Страница 33

Пока нам объясняли новые правила игры, я успел «досмотреть» у себя в памяти информацию по этим «консультантам», которые меня так заинтересовали. И как выяснилось не зря, много полезного узнал.

Пономарев в свой Международный отдел набирал консультантов из числа сотрудников редакции журнала «Проблемы мира и социализма», расположенной в Праге. Известный инкубатор для «высиживания» таких ценных кадров. Руководитель группы Елизар Кусков, Вадим Загладин, Анатолий Черняев — все они птенцы из этого «Пражского Ватикана». Но кроме этих товарищей была еще группа консультантов из отдела Андропова, с которой у них негласно шла конкуренция идей. Хотя здесь скорее речь нужно вести о другом — о борьбе за влияние на руководство страны. Но эта конкуренция не мешала двум группам консультантов работать сообща. Например, готовить предложения по проекту новой Конституции СССР вместе с прикомандированным к ним из отдела пропаганды ЦК… о да! Александром Яковлевым. Тем самым «архитектором Перестройки», которого обвиняли в прямом шпионаже на западные спецслужбы. По инициативе Шелепина с 1958 по 1959 гг. Яковлев стажировался в Колумбийском университете. И стажировался он там вместе с известным впоследствии своим предательством генерал-майором КГБ Олегом Калугиным, с которым он в дальнейшем поддерживал тесные контакты и руководил его подрывной деятельностью в период «Катастройки».

В отделе Андропова группой консультантов руководит Бурлацкий — тоже весьма неоднозначная личность. Сам Федор Михалыч мнит себя либералом, и как признавался потом в 90-х, внутренне и психологически с коммунизмом порвал еще в 56-м. Кстати, очень интересна история этого его «разрыва с коммунизмом». В тот год пятьсот человек из различных партийных учреждений — а в основном из органов партийной печати — были отправлены на теплоходе «Победа» в круиз вокруг Европы, знакомиться с загнивающим Западом. Это был первый такой массовый выезд советских людей за рубеж. И, конечно, нельзя было на неокрепшие умы столько всего вываливать сразу. Что вообще можно было рассмотреть в рамках такого круиза? Бурлацкий увидел только картинку — красивую витрину Запада и моментально «поплыл». Не потребовалось даже никакой вербовки как с Яковлевым. На фоне яркой, завлекательной витрины все, что писалось у нас о Западе, выглядело дикой ложью. И домой З0-летний Федор вернулся законченным западником.

Что впрочем, не помешало ему в 58-м поучаствовать в написании учебника по марксизму — ленинизму под руководством Куусинена, а в 61-м стать соавтором «Морального кодекса строителя коммунизма». И еще долго «служить» советской власти верой и правдой, декларируя самые правильные взгляды. А вот когда в конце 80-х стало ясно, что карьеру можно сделать на антисоветизме…

И в состав группы под руководством Бурлацкого тоже входят консультанты, прошедшие школу «Пражского Ватикана» — например, Георгий Арбатов, Георгий Шахназаров и Лев Делюсин. Хотя наряду с ними в группе были и более трезвомыслящие личности, такие как Александр Бовин и Олег Богомолов.

Чем дольше я вглядывался в свою память, и чем сильнее билось «Слово» в моей голове, тем больше я понимал, что некоторые из этих людей представляют собой настоящую угрозу для будущего страны. Они как азартные картежники теряют связь с реальностью из-за своей жажды немедленных перемен. Оторваны от жизни и имеют слабое представление о том, чем живут простые люди. Их просто не волнует цена перемен, которыми они грезят. Этим шестидесятникам, в силу возраста не успевшим повоевать в Великую Отечественную, хотелось подвигов, хотелось «под танки», и они яростно сражались со сталинистами — догматиками. Как говорил сам Бурлацкий — «То был род ожесточенного тираноборства». Но так увлеклись отрицанием опыта предыдущего поколения, что вместе «с водой выплеснули и ребенка».

…Собрание закончено, все потихоньку начинают расходиться, мы с Германом тоже направляемся к дверям.

— …Ну, что коллеги? Каково это — ощущать себя primus inter pares? — слышу я вдруг за спиной

— Не понял… вы о чем сейчас? — оглядываюсь и вижу подошедших к нам Бурлацкого с Бовиным и тем третьим, чьей фамилии Седов не знал.

— В переводе с латыни… — поясняет Бурлацкий, снисходительно улыбаясь мне — это означает «первыми среди равных». В такую группу ведь кого-либо не приглашают. Только лучших из лучших.

Мы с Германом пожимаем протянутые нам руки, знакомимся. Консультанты, не чинясь, представляются без отчества, хотя я по-младше их всех буду. Третьим оказывается Олег Богомолов. Делаю легкий прокол в памяти… ага, знаю такого — экономист, в 90-х один из главных противников Гайдара. Герману явно льстит внимание сотрудников Андропова, и он радостно лыбится — ну, как же: они сами подошли к нам знакомиться, какой почет! Я же реагирую спокойнее. А то ли намек Бурлацкого, то ли его комплимент про «первых», оставляю без ответа.

— Слышали о тебе, Алексей. Мероприятие в «России» получилось громким, народ до сих пор обсуждает! — снисходительная улыбка не сходит с губ цековского консультанта. А уж этот его покровительственный тон… Вот интересно — он и со своими подчиненными так общается?

— Демонстрация у Кремля тоже много шума наделала, молодцы! — А вот Бовин, пожалуй, попроще будет и ведет себя более доброжелательно — Какими языками владеешь?

— Русским, английским, матерным со словарем — вежливо докладываю я

— No way without a dictionary?

— I can do it without it. Но этажность конструкции от этого значительно снизится.

— Смешно… Рад, что с юмором у тебя все в порядке. А что со спортом?

— Дружу. Летом серфинг, зимой сноуборд и горные лыжи. В ближайших планах подтянуть большой теннис — вспоминаю я наставления Аджубея — Ракетка уже есть, осталось себе спарринг-партнера найти.

— Отлично! Это хороший повод встретиться в неформальной обстановке, мы тоже все в теннис играем. Надо будет тебе пропуск в спортивный комплекс на Воробьевых горах сделать, там хорошие зимние корты — кивает Богомолов

— Ну, что — пойдемте, пообедаем вместе? — предлагает нам Бовин — Здесь очень неплохая столовая. Заодно расскажешь нам, людям отсталым, что это за зверь такой — сноуборд.

Пообедать, пожалуй, действительно не помешает. Вопросительно смотрю на Германа — тот аж не дышит: «от радости в зобу дыханье сперло». Еще бы… Вечером вся редакция Известий будет уже знать, с кем и где он обедал. Бурлацкий все это время молчит, только продолжает улыбаться с превосходством человека, снизошедшего до общения с простоватыми коллегами. И мне почему-то очень хочется стереть уже с его лица эту снисходительно — едкую улыбочку. Костюм мой он при этом точно заметил — на секунду взгляд его стал цепким и оценивающим.

Мы выходим в коридор вслед за Бовиным, и всей компанией направляемся к лестнице. Но дойти до нее не успеваем.

— Алексей Иванович! — окликает меня хорошо знакомый голос, и я оборачиваюсь. Нас догоняет Андрей Литвинов, но вид у него чрезвычайно официальный — Юрий Алексеевич просил вас срочно зайти.

Понятно. Мне остается только подыграть своему боевому товарищу и тоже сделать вид, что мы не знакомы.

— Хорошо. Мне идти с вами?

— Да, следуйте за мной, товарищ Русин.

Развожу руками и вежливо прощаюсь с новыми знакомыми.

— Извините, но сегодня с обедом видимо не получится. Встретимся позже.

— Обязательно! Теперь часто будем встречаться — Бовин и Богомолов доброжелательно улыбаются, Бурлацкий лишь многозначительно хмыкает. Да уж… с этим товарищем теплые отношения у нас точно не сложатся.

Делаю шаг к Андрею, и уже поравнявшись с ним, оборачиваюсь к новым знакомым

— И кстати, Федор, в вашей версии латинской поговорки нужно заменить primus на primum, иначе смысл фразы о нашем равенстве кардинально меняется.

Заливистый смех Бовина говорит о том, что моя шпилька попала точно в цель

— Нет, вы видели, какая молодежь пошла, а?! Латыни он тебя, Федор, учит, и ведь абсолютно прав!

А то…! Мы может, диссертаций и не защищали, зато на истфаке МГУ нас учили на славу. И, как известно, знания, заложенные в юности, отпечатываются в памяти особенно хорошо. Так что самые известные латинские поговорки и цитаты в моей голове застряли намертво — ночью подними, выдам их на автомате.