Варщик 4 (СИ) - Кочеровский Артем - Страница 18

Я соскочил с булыжника в кашу на дне колодца и опрокинул один из камней. Сверток с ядовитыми лопухами никуда не делся. В месте, где булыжник придавил листы, сочился темно-зеленый сок. Так его видели обычные глаза. Глаза алхимика видели иначе.

Сдвинул булыжники вплотную. Подобрал увесистый осколок. Положил в углубление лопух, сверху помазал липкой жидкостью. Осколком булыжника елозил по булыжнику-отцу, растирая жижу и растение в однородную массу.

Работа и надежда прибавили сил. Такого не было даже после перекуса. Холод, грязь, истощение, наполовину ослепшие глаза и паразиты по всему телу ни на миг не отвлекали меня от работы.

Третьим недостающим компонентом стала задница одного из жуков, которого я ранее оторвал от себя. Самка хранила запас феромонов, которым она привлекала самцов. Я едва не вырвал себе ногти на указательных пальцах, пока вскрывал чешуйчатый сейф.

Последний компонент — кровь. Уж с ней-то проблем не было. Добавил несколько капель и отследил преобразование структуры. Перемешал все это биологическое отвращение мизинцем и так был увлечен работой, что с дуру чуть не облизал его.

Парочка кровожадных засранцев, которые медленно ползли ко мне, вдруг сменили маршрут. Коктейль в каменной выемке привлекал их куда больше.

Сработало с голодными, а сработает ли с сытыми?

Макнув скрученный кусок одежды в зелье, я помазал им возле присосавшегося жука. Целых десять секунд он притворялся, что предпочитает жрать тепленькое прямо из меня, но все же сдался. Бульон с приманкой вскружил ему голову. Разжав клешни, жучара пошевелился. Сдал назад и пополз обнюхивать новое лакомство. Взмах пальца, и засранец отлетел к противоположной стенке колодца:

— Отсоси, насекомое!

Через двадцать минут колодец разделился на две части. В одной на булыжнике сидел я, а на второй, отделенной земляным бугром, тусовались отожранные жуки. Они чувствовали на моей половине бульон и спешили туда. Я же отстреливал их наглые хари щелбанами и улыбался, слушая, как их чешуйчатые тела бьются о железное кольцо.

На моей половине осталось всего два жука. Те самые счастливчики, которые первыми набрели на бульон. Двадцать минут орава за бугром завидовала своим соплеменникам, пока те не сдохли, превратившись в чешуйчатые окаменелости.

Отковырять трупик руками не получилось. Жуки присосались к поверхности, будто приклеенные суперклеем. Я взял осколок булыжника и пару раз долбанул. С четвертой попытки раскрошил панцирь, но сбил только часть жука. Нижний слой с лапками и брюхом так и остался приклеенным к камню. Интересно…

Макнув самодельным тампоном в бульон, я перебрался на половину жуков и нарисовал горизонтальную полосу в разрезе сочленения двух колец. Не прошло и минуты, как четыре самых проворных жука заняли места-люкс. Ещё через двадцать минут их окаменелые тела превратились в ступеньку, за которую я зацепился, чтобы приподняться и нарисовать следующую полоску.

Вторичная характеристика алхимия повышена до 19;

Общий объём материи увеличен до — 24,41 относительных единиц.

Получив дополнительную единицу алхимии, материя оживилась. Раз за разом я поднимался и спускался по ступенькам из окаменевших тел.

Окно на поверхность сначала покраснело, приветствуя рассвет, а после сделалось голубым.

Грюм заглянул в колодец, но я почувствовал его заранее. Завалился на дно, закрыл глаза и выпучил к небу окровавленный живот. Сквозь прикрытые щели глаз я видел, как он энергично раскачивается над колодцем. Тот еще садист и ревнивец. Как этот идиот вообще мог приревновать девчонку к священной жертве? Не накажет ли его всемогущий холм, за то, что он истязает его дар?

— Эй, придурок! Проснись! — Грюм постучал браслетом по колодцу. — Ну и кто теперь воняет? Позвать Табию, чтобы она вдохнула твою гниль?

Затекла спина, на плечо взобрался жук. Он скользнул в щель порванного рукава и обслюнявил кожу ядом.

— Просыпайся, падаль!

В нос прилетел камень. Я перекатился на бок и схватился за нос. На руку прыснула светло-красная кровь. Я сунул руку в дырку возле рукава и вырвал жука. Говнюк смотрел на меня окровавленной мордашкой и в бешенстве шевелил лапками.

— Живучий же ты, придурок! Видать, одной породы с этими жуками. Такой же маленький, мерзкий и лезешь, куда не просят. Не просто так тебе ноги оторвали! — Грюм встал над колодцем, и его тень заслонила свет. — Твой дружбан уже со вчерашнего дня лежит в отключке. Кряхтит и стонет, отдавая земле последние силы, а ты всё еще барахтаешься… Появилась тут у меня идея. А не закинуть ли в колодец парочку бревен? Поленья займут дно и не дадут тебе пошевелиться. Отвратная смерь — лежать в одном положении с затекающим телом и медленно сдыхать. Чего молчишь?

— Жду, — ответил я и вытер кровь из-под носа.

— Чего ждешь?

— Когда затвердеет последняя ступенька, чтобы выбраться и оторвать тебе руки.

— Какая ступенька?!

— Во-о-о-он та! — Я провел пальцем по насечкам из погибших жуков и остановился на последней ступеньке. — Кажется, всё!

Злость, ярость и жажда увидеть свет толкали меня наверх, будто скопившиеся газы пробку. Окаменевшие ступеньки выступали из стены не больше, чем на сантиметр. Этого было достаточно. В руках скопились остатки энергии, и они, будто крановые манипуляторы, тащили меня наверх.

Раз! Два! Три! Четыре! Один за одним кольца остаются позади, а дно проваливается подо мной, превращаясь из грязного и вонючего пятачка в далекие воспоминания. На середине пути пальцы правой руки вместо привычной твёрдости панцирей нащупывают податливую чешую. Она мнется и трескается. Осыпается в глаза крошкой, прилипает к потной шее и просачивается под одежду. Я замедляюсь. Двигатель, что тащил меня наверх, глохнет. Сила притяжение хватает за ноги и тянет обратно. Земля хочет обнять меня и прижать изо всех сил. Она породнилась со мной. Она хочет сделать меня частью себя. Поглотить.

Двигатель остановился, но поезд набрал инерцию. Я подлетаю над серединой колодца и свечкой зависаю в воздухе. Царапаю ногтями по шершавой поверхности кольца. Обламываю ногти и, будто наждачкой, сдираю подушечки пальцев. Все это длится не больше неуловимого мига, и этого хватает, чтобы дотянуться до следующей ступеньки.

Последние метры я проношусь, точно пожарный по лестнице. Грюм выставляет ногу и прицеливается, а я использую её, как ещё одну зацепку. Окровавленные руки впиваются в штанину. Они больше не принадлежат мне и не чувствуют боли. Кисти сжимаются сами по себе. Вместе со штаниной Грюма они мнут его голень, вдавливают коленную чашечку, едва ли не отрывают кусок от бедра.

Грюк выстреливает коленом, надеясь меня скинуть. Бесполезно. Меня не скинет даже выстрел из дробовика.

Перекатываюсь на траву и чувствую её теплое прикосновение. Будто материнская рука, она сметает с меня грязь и гладит по голове, плечам, бокам. Грюм придерживает рукой надорванное бедро. Он рычит и замахивается левой ногой.

Ненасытная матушка-земля отпустила меня. Я будто крошечная планета, которую должна была засосать черная дыра. Я вырвался из зоны её притяжения и снова встал на свою орбиту.

Нос вдыхает запах чудесной травы. Руки отталкиваются от земли и подбрасывают меня в воздух. Грюм меняет траекторию удара и целит в голову. Я ловлю его ступню, разворачиваю на сто восемьдесят градусов.

Тело не поспевает за ногой, кость не выдерживает. Я чувствую отчетливый щелчок. Грюм заваливается на бок, раскинув руки. Он орет и обнимает землю, а я ползу по нему, словно один из тех жуков, собираясь попить кровушки.

Со спины раздается топот шагов. Ко мне бежит охранник с копьем в руке. Второй останавливается чуть поодаль. Держит наготове пистолет. Грюм пытается скинуть меня. Разве это возможно? Мои пальцы сжимаются на его теле, будто челюсти питбуля. Убейте меня, но я их не разожму.

Преодолевая линию его коленей, я перетаскиваю себя через заграждение пояса и оказываюсь лицом к лицу. С его морды смылась привычная надменная мина, в глазах поселился страх. Я бью с размахом из-за спины. Свежий утренний воздух омывает кулак. Он коротко свистит, как будто одобряет мои действия. Пункт конечного назначения — переносица. Раздается противный шлепок, голова Грюма отстреливает от кулака, будто бильярдный шар от битка. Затылок ударяется в землю, и голова утопает в почве едва ли не по самые уши. В стороны летят брызги крови, осколки зубов, слюни и сопли.