Дрессировщик. Приручение (СИ) - Николаева Ольга - Страница 18

Иногда ей казалось, что вся жизнь сосредоточена в этом "ОК". Все мысли, действия, желания, мечты… О мечтах, как ни странно, Суворов догадывался очень быстро. Еще до того, как Женя поймет окончательно, о чем конкретно мечтает.

И это нервировало. Невероятно. Ей совсем не улыбалось быть раскрытой книгой для Игоря: во-первых, неудобно, когда взрослый все про тебя понимает. Не скроешь ничего, не утаишь, не спрячешься за отговорками: по глазам ее читал, по вздохам, по молчанию и по слишком торопливой скороговорке. Иногда Жене чудилось, что этот мужчина обладает способностью к телепатии — односторонней, конечно. Ведь его настроения всегда были загадкой. И не только для Жени — юной и неопытной, Светлана в этом тоже признавалась. Говорила, что слишком он странный. Не будь родственником, привычным с давних пор, ни дня в этом доме не задержалась бы.

А во-вторых, и самое главное, мечталось получить от него хоть чуточку большего интереса. Хотелось быть загадкой, тайной, чем-то неприступным — тем, что мужчины стремятся завоевывать, разгадывать, побеждать. Женщиной хотелось быть. На худой конец — личностью, пусть и без разделения полов.

А Игорь, однозначно, чаще раздумывал над своими лошадьми и собаками: все-таки, купил тот заброшенный ипподром, перестроил, начал закупать жеребят — редких, но шикарных, породистых. Тратил на них все свое время свободное. И даже когда был дома — все чаще о животных говорил и думал. Собаки "развелись" чуть позже, когда он питомник к конюшне пристроил. И остатки его драгоценного внимания теперь тратились на щенков, поиск породистых кобелей для случки, персонала для их обслуживания… Жене внимания катастрофически не хватало.

И ведь она, прекрасно понимая, на что идет, провоцировала, нарывалась на неприятности: то двойку хватала, то ругалась с репетиторами, то отказывалась ходить в спортзал, ссылаясь на растянутые связки.

Правда, каждый раз, когда отваживалась на такую выходку, долго жалела: Игорь не тратил много сил и слов. Парой фраз умудрялся поставить ее на место, заставлял почувствовать себя идиоткой малолетней и отправлял подумать.

Думалось плохо и до боли обидно. Снова чувствовала себя нелюбимой и всеми позабытой. Хотелось любви, внимания, заботы. Чуточку похожей на родительскую или дружескую — и того хватило бы. О мужском внимания со стороны Игоря и помыслить не могла — смешно было. Вспомнить, хотя бы, тот первый разговор о ее внешности: у Жени будто крылья выросли, когда поняла, что Игорь на нее смотрит и замечает красоту и достоинства. И она так долго думала, между прочим. Пока не услышала, как Суворов обсуждает стать какой-то супер-крутой кобылки, которую хотел купить, но не решался. Примерно те же интонации звучали, да и слова — похожие. С тех пор она поняла, что для хозяина дома Женя — просто еще один питомец, только обладающий разумом и говорящий осмысленно. А если сравнивать с другими, то еще неизвестно, кто подороже будет: лошадок Игорь Дмитриевич сам себе выбирал, долго и со вкусом, а Женя — навязалась, напросилась, да и осталась жить, благо, не выгоняли…

Эти грустные мысли долго крутились, кололись, царапались, заставляя душу болеть и нарывать новыми глупыми выходками. Одна другой смешнее, но, всегда осторожная и рассудительная, Женя с ними уже не справлялась. Тошно было потом. А сначала казалось, что невозможно придумать умнее и правильнее.

Как и в тот раз, когда она приперлась в оранжерею в ярко-красном, обтягивающем платье ультра-мини. И губы в тон ему накрасила… Да еще и взобралась с ногами в кресло…

Она ведь уже испробовала этот метод: и платье, и помаду, и выставленные смело коленки. По совету Игоря, начала ходить на вечеринки, научилась "показывать" себя, и мальчики это замечали. А это платье вызвало совершенно неприкрытый интерес. Жене, в какой-то момент, стало попросту неудобно ловить на себе жадные, внимательные, откровенные взгляды парней, и она по-быстрому сбежала. Стыдно было перед Наташкой — хозяйкой вечера и именинницей — ведь ее парень, Трофимов, больше всех Женю и обхаживал. Наталья, правда, не сразу заметила — занята была гостями и подарками, а вот сама Женя очень отчетливо поняла все в первый же момент. Раньше Трофимов никогда не пытался погладить ее по заднице, даже когда в очереди в буфет впритирку стояли. А тут — облапал. И не один раз.

Жене хватило этого подтверждения, чтобы понять — имидж работает — и сбежать. Ссоры с Наташкой и другими девчонками в ее планы ничуть не входили. Да и Трофим этот ей ни к черту не сдался.

Такого же эффекта она ждала и от Суворова. Он ведь мужчина, и ничем не хуже молодых пацанов. Подумаешь, возраст: у мужчины в районе тридцатника — самый расцвет, да еще и опыт прибавляется. Это она почерпнула из разговоров Светланы, подслушанных в спортзале, да из трепа школьных подружек. По всему выходило, что Игорь Дмитриевич, глядя на нее, так преобразившуюся, должен точно заинтересоваться, хотя бы ради удовольствия посмотреть на красоту.

Игорь проявил интерес. Мгновенно. Сразу же, как только Женя попалась ему на глаза. Успел за одно мгновение охватить и выставленные изящно колени (не зря она так долго репетировала позу), и макияж, и плечо, выглядывающее из свободного выреза… Кажется, от одного только взгляда Суворова, у нее загорелись щеки, уши, шея… Наверное, вся она стала одного оттенка, сливаясь с ярким платьем. Только вот, краской залилась не от удовольствия и скромного смущения. Её накрыло удушливой волной стыда и страха, потому что в глазах мужчины плескались лишь ярость и отвращение.

- Я не понял. — Это все, что Игорь мог выдавить из себя. Единственная цензурная фраза, пришедшая в голову при виде девчонки. С трудом держал в себе все, что хотело вылететь. Только привычка — сначала подумать, потом сказать — помогла не обматерить ее, не скупясь на эпитеты.

Лицо девчонки, полыхнувшее ярким румянцем, рассказало обо всем сразу. И о том, на что она надеялась, и о том, как разочаровалась его реакцией. А у Суворова и в планах не было ее очаровывать. Хотелось надавать по заднице, отчехвостить как следует, да запереть на неделю, оставив на воде с хлебом.

— Это что за б… — Второй заход на разговор сорвался. Брань снова равалась на волю. — У меня в доме бордель открывается? Или ты, наоборот, собралась на работу? Я тебе денег мало даю на содержание, раз ты подхалтуривать решила по вечерам? Или какие-то новые траты появились? Пьешь, куришь, колешься?! — Его гнев, кажется, нарастал с каждым словом, грозя разорвать изнутри, цепляя осколками всех окружающих. Большого труда стоило удержать его в себе, не показывая ничего интонацией. Только металла добавлял в каждой новой фразе.

— Нет… — Проблеяла чуть слышно, а паника у Жени явно нарастала.

— Что "нет"?! Я несколько вариантов озвучил. Какой из них "нет", а какой "да"?

— Все.

— Что "все"?! Мать твою, Евгения, куда ты всю смелость-то потеряла? Вырядиться шлюхой у тебя хватило наглости. А отвечать за это — все, в кусты, сдулась? — Он даже поморщился, такое отвращение вызывали и этот пошлый цвет одежды, и дурно подобранная помада, и то, как девчонка безуспешно пыталась натянуть короткий подол на свои коленки… — Лолита, мать твою, хренова. Ты чего добиваешься? Думаешь, ноги от ушей выросли, так их надо во всю длину демонстрировать, всем подряд?

С каждым новым вопросом девчонка вздрагивала, вжимая голову в плечи, казалось, она стремится врасти в кресло, слиться с ним. Но шансов на это не было: алый цвет в темную зелень превращаться не способен. Отвечать на гневные вопросы Суворова Женя, видимо, была не готова. Слишком много сил тратила на попытку спрятаться. И слишком затравленной показалась. И это было еще хуже, чем сама выходка с новым имиджем.

Много минут прошло, прежде чем Игорь смог успокоиться и сесть прямо напротив девчонки, готовый разговаривать, не взрываясь заново и не морщась от ее вида, как от зубной боли. Он долго мерил зимний сад шагами, ругаясь про себя, сквозь зубы, растирая лицо руками.