Иллюзия бессмертия (СИ) - Снежная Александра - Страница 75

В этот миг он, как и она, был так же слаб и раздавлен той правдой, что всегда была между ними. Здесь и сейчас, словно одержимый, Вайолет целовал настоящий Айт — мужчина с горячим сердцем и любящей душой.

И сколько бы он ни воевал с самим собой, с каждой новой лаской и движением он проигрывал этот бой. Сдавался на милость победительницы, склоняя перед нею колени и выбрасывая белый флаг.

Руки Айта, утратив осторожность, теперь путешествовали по телу Вайолет, повторяя его женственные изгибы — гладили, сжимали, о чем-то умоляли. О том, о чем не говорят вслух. Потому что вязи слов внезапно оказывается так мало. И все они не те. Нет подходящих, чтобы перевести их на тот язык, на котором говорят сердце и душа.

Одежда стала для них какой-то лишней и совершенно неуместной преградой, мешающей чувствовать друг друга остро, тесно, каждым дюймом кожи, быть чем-то единым и неразделимым, как пальцы и рука.

Тяжело дыша из-за буквально выскакивающего из груди сердца, Вайолет позволила мужчине снять с себя сорочку, ничего так не желая, как впитать ладонями жар его сильного тела.

Забыв о смущении, она смотрела на обнаженного Айта, такого красивого в своей истинно мужской грации и силе, любуясь его широкими плечами с рельефными перекатами упругих мышц и крепкими руками, в которые хотелось укутаться как в источник неги и покоя…

Бесконечный мир вдруг обрел четкие границы в божественной теплоте его ладоней. И они вдруг стали всем, что нужно было Вайолет от жизни — они и болезненная потребность смотреть в темные глаза одарина, что пришивали к себе невидимыми нитями и заглядывали так глубоко, как можно позволить только тому, кому безоговорочно можешь доверить всю себя без остатка.

— Останови меня. Прогони прочь. Дай мне уйти, — прошептал Айт, обняв лицо Вайолет.

Она неотрывно смотрела в его глаза, но в них читала совершенно противоположное тому, о чем он просил.

— Нет, — улыбнулась Вайолет. — Ты не посмеешь. Только не сейчас…

— Фиалка… Моя лесная фиалка…

Круша последние барьеры, Айт осыпал девушку долгими пылкими поцелуями, теряясь в вихре собственных противоречивых чувств и увлекая за собой в их пучину и Вайолет, которой все происходящее казалось прекрасной сказкой: танец шагов, падение, лихорадочная нетерпеливость рук и невесомость мыслей, уплывающих за грань реальности.

Как странно… Она всегда считала, что в такие моменты женщине должно быть стыдно, но сейчас ее разрывали на части тысячи совершенно разных чувств, и она с удивлением поняла, что стыд — самое последнее, о чем ты можешь думать, когда горячие губы мужчины поцелуями пишут на тебе слова любви, а его руки с нежной жадностью превращают твое тело в податливый материал. Эти руки — щедрый подарок творца. И ты в них — жаркое пламя, текучая вода и легкий ветер. В них — весь мир от самого сотворения до мига грехопадения. В них — начало и конец, свет Рамха и гибельная тьма…

Пылко и искренне Вайолет возвращала Айту трепетные ласки, и нетерпеливая дрожь его тела рождала в груди девушки жаркую тяжесть. Сладкую. Тягучую. Дающую одновременно ощущение слабости и силы. Той самой, с которой осадой берут города, переплывают моря и покоряют вершины гор.

Можно ли остановить время? И существует ли оно для двоих, что потеряли ему счет?

Пальцы сцеплены…

Сердца — в унисон…

Его выдох, ее вдох…

Тела схлестываются словно волны.

Резкий толчок…

Вайолет лишь широко распахнула глаза, впитывая взглядом полыхающий в глазах Айта пожар эмоций, забывая про боль и задыхаясь от невозможной остроты и наполненности подобной близости.

— Мой… — прошептала она саднящими от поцелуев Айта губами.

— Люблю… — вдыхая ее шепот, с рвущим струны души отчаянием признался он.

И было не важно, что их дальнейшая судьба совершенно непредсказуема и, возможно, трагична, что все в этом мире против них, что где-то рядом, как стервятники, кружат враги… В уютном тепле затерянного в горах дома мужчина и женщина любили друг друга. Телами, сердцами и душой. Балансируя на острие чувств, уже не придавая значения тому, что эта страсть может стать для них фатальной.

Их вела за собой любовь.

Любовь…

Такая разная…

Счастливая или несчастная. Горькая и сладкая.

Грань между ними невозможно тонка… Как шелковая ниточка, удерживающая тебя у края бездны. Шаг вперед, она рвется — и ты падаешь…

Глупый и безмятежный.

И уже не имеет значения, что тебя ждет внизу — острые камни, о которые разобьется твое тело и душа, или бесконечное море счастья, которое ты будешь пить жадными глотками, пока не потеряешь связь с реальностью.

За свою жизнь Хайдо видел много разных смертей и побоищ. Чем-либо удивить командующего дриммов было вообще крайне сложно. Но сейчас, когда он стоял посреди изломанного в щепки леса, подсчитывал потери и смотрел на вывернутую с корнями землю, усеянную трупами лошадей, людей и хиозов, в голове мужчины царило недоумение и сотни вопросов, ответов на которые у него не было.

От шести ригул осталось от силы три. Два мага против двух тысяч дриммов. И ильсинги… Проклятые богами твари, жрущие всех без разбора, вдруг пришли на помощь какой-то сопливой девчонке, пусть она и светлая Хранительница. Да кто она такая, чтобы эти двухголовые монстры ей подчинялись? И как она смогла уничтожить даже сфирью? Это вообще возможно? И что он теперь скажет Моргане?

— Командир, — оклик одного из воинов, которого Хайдо отправил разыскать останки жуткого слуги повелительницы, отвлек мужчину от мрачных раздумий. Медленно переведя взгляд со здоровенной туши хиоза, с которого Хайдо подумывал снять шкуру для новых сапог, на бледного, как лик луны, парня, дримм вопрошающе приподнял бровь:

— Нашли сфирью?

Тот коротко кивнул, и Хайдо не понравилось ни то, как парень нервно сглотнул, ни то, как быстро опустил он в землю свой пронизанный страхом взгляд.

— Что там? Докладывай.

— Я не знаю…

Никто не знает. Вы должны это видеть сами.

Странный и сбивчивый ответ насторожил Хайдо еще больше. Помянув темную тварь крепким словцом, он в мрачной решимости пошел следом за воином, радуясь лишь тому, что теперь не придется отдавать кровавый долг жуткой тени, мерзкое прикосновение которой он до сих пор чувствовал на своей руке.

Прошагав вперед почти версту, мужчина наконец заметил скученную в одном месте толпу дриммов, но как только, бесцеремонно растолкав их, он вышел вперед, тут же непроизвольно попятился и схватился за меч.

На залитой вязкой черной жижей земле лежал мужчина. Абсолютно голый, поджав к животу колени, словно младенец в утробе матери. Его темные густые волосы утопали в грязной булькающей луже, и Хайдо вдруг показалось, что они с каждым мгновением становятся все длиннее, а лужа все мельче.

— Эй. А ну, вставай, — приказал командир дриммов. В груди вдруг странно кольнуло, будто жест, каким выбросил вперед руку мужчина, упираясь ею в землю, был ему до боли знакомым и… родным.

Медленно встав на колени, странный незнакомец разогнулся, расправляя широкие плечи, и когда повернул к Хайдо свое лицо, у дримма от ужаса волосы встали дыбом.

— Грайд… — потрясенно прошептал он, неотрывно глядя в голубые, как небо, глаза брата.

Изумленно моргнув, тот, кто выглядел точной копией погибшего младшего брата Хайдо, вдруг вытянул вперед свою руку, повертел ладонью, разглядывая ее, словно видел впервые, а потом стремительно поднялся на ноги.

За спиной командующего тут же раздался лязг оружия, и ряды воинов сомкнулись, готовясь дать отпор тому нечто, в которое превратился верный пес Морганы.

— Брат? — с улыбкой посмотрел на Хайдо мужчина.

Услышав голос, который не забывал никогда и не перепутал бы ни с каким другим, Хайдо гулко сглотнул и растерянно мотнул головой, отказываясь верить своим глазам.

— Ты… Ты не мой брат. Ты… голем. Грайд погиб три года назад.

— Я погиб? — нахмурился мужчина, чуть изогнув одну бровь, как делал это всю свою жизнь. По крайней мере, когда был жив. — Кто тебе это сказал?