Водные маги жгут (СИ) - Мамаева Надежда - Страница 30

М-да, окончание речи мне явно не удалось. Я разошлась. Все-таки правду нужно дозировать,иначе к ней в комплект обязательно добавятся оскорблённые убеждения (чьи-то) и синяки (твои).

– Можешь не продолжать, я тебя понял. - Дрок улыбнулся, будто вслушивался не только в сказанное, но и в ощущения тепла моей руки на его небритой щеке. А потом произнес фразу, в которой главными являлись не слова. Они там вообще были совершенно лишними. Куда важнее оказалась тишина между ними. - Правда, странно слышать подобное от аристократки, гордящейся чистотой своей крови.

Скажи он это другим тоном – было бы оскорблением. Но впервые лис говорил с такой теплотой и даже… нежностью. Вот только кому были адресованы его слова – мне или Лорелее, чью личину он видел перед собой? Его пальцы коснулись моей скулы, очерчивая абрис.

– Горжусь ли? – Я вспомнила, чего отцу стоила мета мага-водника для меня, рожденной с огненным даром.

– При нашей первой встрече я был в этом абсолютно уверен. А сейчас… уже нет.

Мы стояли в полутьме, ловя мгновения, смотрели друг на друга,и два разных мира отражались в зрачках наших глаз. Лис и я – непoхожие во всем. Но оба – заложники собственного происхождения.

Сразу после того, как Дрок представил меня замку и родным, он должен был отбыть в столицу. И от входных дверей его отделяла всего лишь зала.

– Ди, как бы мои кровники ко мне ни относились,тебе здесь не причинят вреда. Потому что знают: Касселроку не нужна война, разорение и погибель от мечей Всадников. А мои родственнички не хотят умирать. И единственная для тебя опасность здесь – это Эйта. Поэтому пообещай мне, что, пока я не вернусь, ты не натворишь глупостей.

От этой прoсьбы я чуть не взвыла. Ну нельзя же так. Требовать от девушки невозможного. Тем бoлее если она на эти самые «глупости» уже нацелилась.

Того, что произошло дальше,темный явно не ожидал. Не ожидал, но, паразит такой, не растерялся и быстро сориентировался. В итоге мой мимолетный поцелуй превратился в полноценный.

Губы трогали губы. Сильно. Горячо. Грешно. Дико. Это были касания со вкусом пряного вина и морского бриза, морозной свежести и пламени. Я не поняла, в какой момент рука Дрока опустилась с моего лица ниже и обхватила бедра, притягивая к себе.

Мы оба почти задыхались от того, во что перерос наш поцелуй. Я не могла представить, что со всегда холодным и сдержанным темным может быть так… невыносимо хорошо.

Не знаю, кто из нас нашел силы, чтобы прервать это безумие. Я лишь услышала над ухом тяжелое дыхание темного и его хриплый шепот.

– Ди, ты все же ведьма. Светлая, но ведьма.

Я чуть отстранилaсь, тряхнув головой. Дрок внимательно проследил, как мои распущенные волосы разметались по плечам. И при этом в его глазах вновь зажглись начавшие было угасать отблески расплавленного янтаря. А меня пронзило острое удовольствие от понимания тoго, что я ему нравлюсь.

Внутри меня родилось желание – глупое, абсурдное и совершенно неуместное, но при том невероятно сильное. Захотелось прикусить губу или бросить взор на Дрока по–особенному, с поволокой,или провести рукой по его шее, остановившись на вороте рубахи, – да неважно, что сделать, лишь бы в его глазах вновь отразились жажда и желание. Дикое. Хищное. Мужское желание.

Я закусила, правда, не губу, а щеку,изнутри, пытаясь отрезвить себя. Какая же я идиотка. Сейчас перед ним не я, а Лорелея. И кого он целовал – ещё большой вопрос.

– Просто возвращайся скорее, – я все же нашла в себе силы сказать это спокойно. Почти спокойно.

– А ты будешь меня ждать?

– Ты же сам сказал, что я ведьма, – усмехнулась и сделала шаг назад. – Поэтому если ты покидаешь Касселрок ненадолго,то я согласна ждать тебя вечность.

Дрок на это лишь усмехнулся и, развернувшись, пошел через зал к входу. И, стоя у массивных створок, он обернулся:

– Если тебе что-то потребуется, просто попроси это у замка.

Дверь открылась,и в зал ворвался кусачий порыв ветра, а вместе с ним – снег и холод. Дрок ушел в ночь. А я осталась. Меня мучили вопросы. Много вопросов. И среди них был один: интересно, если я попрошу Касселрок устроить Эйте покушение с летальным исходом, он согласится?

Подумала, с чего бы начать устранение мoей рыжей неприятности, и, оглядевшись по сторонам, поняла: ничто так не отвлекает от глобальных задач, как решение мелких бытовых проблем. Вот мне, например,для начала не мешало бы сейчас привести себя в порядoк. А я даже понятия не имела, где моя комната. Посему громко,так, чтобы замок точно услышал, произнесла:

– Касселрок, покажи мне мою комнату.

Замерла, ожидая светящейся нити в воздухе, эха, призрака, который бы проводил до покоев… В конце концов, банального слуги. Ну хотя бы умертвия… Скелета… Скелета крысы… Увы. Я была согласна на любого проводника. Но ответом новой хозяйке замка была тишина.

– Не хочешь по–хорошему… – многообещающе протянула я, засучивая рукава.

В своей жизни я воспитывала много кого. И старших сестер (хотя тут вопрос – кто кого). И прижимистых клиентов, которые не желали платить оговоренный гонорар. И даже вымуштровала гибиcкуса-алкоголика в папином кабинете: отец как-то вылил в его горшок во время «исключительно мужского разговора» отвратный бренди. На следующий день растение расцвело. Причем не какой-то чахлой парой розеток на древесном стебле, а было усыпано нежными розочками сразу все. Папа, не иначе как почувствoвав в себе тягу к садоводческим экспериментам, начал периодически подливать бокал вина этому зеленому пьянчуге и тем споил бедное растение на корню. В итоге гибискус-собутыльник так распоясался, что начал вымогать себе очередную рюмку, шантажируя опаданием листьев и усыханием веток. Но всего несколько проникновенных бесед и отрезвляющих заклинаний сделали из гибискуса-алкаша, ставшего почти частью нашей семьи, образцового трезвенника. Больше всего итог моих воспитательных мер не понравился… нет, не зелёному обитателю горшка, а папе: я сорвала его эксперимент!

А уж как проявился педагогический дар при дрессировке моего дипломного проекта – квартета норовистых кэльпи… Кстати, в довесок к четырем водным коням я приучила и своего содипломника Арчи, с которым и писала выпускную работу, не пытаться выдавать чужие теоретические расчёты за свои.

Но вот воспитывать вредные замки мне не приходилось. Ну что же… все случается в первый раз. А если после этого останутся выжившие, то можно будет и повторить.

В моей руке зажегся пульсар, и я повернулась вокруг своей оси на каблуках, ища взглядом самую болевую точку замка. Нашла симпатичный гобеленчик. Чуть отступила, чтобы сделать замах получше,и… В общем, есть поговорка: если маг смерти косорукий,то его жертва на алтаре имеет все шансы умереть не столько от ритуального стилета, сколько от разрыва сердца. Вот примерно это же случилось и у меня.

Я запнулась о ступеньку, полетела спиной на лестницу, а пульсар вырвался из моей ладони и бешеным сайгаком заскакал по залу. Сначала он пронесся между стен. Потом арбалетным болтом под немыслимым углом отрикошетил в массивную подвесную люстру, которая несла на cебе несколько дюжин свечей.

Кованая цепь, что держала эту бронзовую орясину,треснула. Пол содрогнулся от удара, расплавленный воск, звон разбитых подвесок и лязг металла – все это выглядело бы феерично, если бы пульсар не продолжил свой бешеный полет. Но нет. Этот сгусток магии снес нос какой-то статуе, уронил с каминной полки урну (судя по высыпавшемуся пеплу – с чьим-то прахом). Именно в этот момент боковая дверь открылась и в зал вошел кто-то крайне неосторожный. Видимо, один из темных решил проверить, что за шум и можно ли уже радоваться трупу. Вот только неурочный визитер ничего не успел понять, лишь повернуть голову, как пульсар чиркнул по его макушке.

В итоге у суровoго мужика, вошедшего в зал, волосы на макушке спалило напрочь. Как бритвой срезало ото лба до затылка. А пульсар же наконец-то врезался в гобелен, растёкся пламенем, и этот ковер сгорел за считаные мгновения.