Человек-амфибия. Голова профессора Доуэля. Остров погибших кораблей
(Научно-фантастические рома - Беляев Александр Романович - Страница 9

Беляев не мельчил идеал. Это, говорил он, «социалистическое отношение к труду, государству и общественной собственности, любовь к родине, готовность к самопожертвованию во имя ее, героизм». Он крупным планом видел основу, на которой разовьется человек будущего, и у него были интересные соображения на этот счет. В повести «Золотая гора» (1929) журналист-американец, наблюдая сотрудников научной лаборатории, «все больше удивлялся этим людям. Их психология казалась ему необычной. Быть может, это психология будущего человека? Эта глубина переживаний и вместе с тем умение быстро переключить свое внимание на другое, сосредоточить все свои душевные силы на одном предмете…».

Искания Беляева в этой области не получили полноценного художественного воплощения. Объясняя, почему в «Лаборатории Дубльвэ» он не решился «дать характеристики людей» и вместо того перенес внимание «на описание городов будущего», Беляев признавался, что у него оказалось «недостаточно материала». Вероятно, писатель хуже знал тех своих современников, кто шел в Завтра. Ведь в своих прежних сюжетах он привык к иному герою. Но дело было не только в его личных возможностях, а и в небольшом в то время историческом опыте советского образа жизни.

Если первая жизнь Александра Беляева — с рождения до выхода в свет новенького, свежо и остро пахнущего типографской краской номера «Всемирного следопыта» с рассказом «Голова профессора Доуэля», если вторая его жизнь — с этого дня и до 6 января 1942 года, когда писателя не стало, то третья длится по сей день и будет продолжаться еще долго. Это жизнь его книг. Выйдя из-под пера Беляева и вроде бы до конца отделившись от автора, книги продолжают нести в себе частицу его души его любви к людям и ненависти к любым угнетателям, будь то колонизаторы, фашисты, рабовладельцы, чем бы ни угрожали они окружающим: пушками или миллионами.

Враги платят ему взаимностью.

Когда оккупанты узнают, что в городе Пушкине живет известный писатель-фантаст Александр Беляев, сообщает его биограф О. Орлов, им «заинтересовывается гестапо. Исчезает папка с документами. Немцы роются в книгах и бумагах Беляева». Надо сказать, гитлеровцы вообще относились к писателям-фантастам с пристальным вниманием, Герберт Джордж Уэллс, например, был занесен в список тех англичан, которые должны быть уничтожены немедленно по завершении операции «Морской лев» — так назывался план оккупации вермахтом Британских островов.

Книги Беляева запрещала франкистская цензура в Испании.

В шестидесятые годы аргентинские таможенники сожгли сборник научно-фантастических произведений Беляева, что не слишком удивительно — ведь именно в Аргентине происходят события «Человека-амфибии»… Своими действиями все они подтверждали слова, написанные когда-то Назымом Хикметом Полю Робсону: «Если они не дают нам петь — значит, боятся нас!».

Книги Беляева идут по свету. Они переведены уже на множество языков: английский и немецкий, французский и польский, болгарский и финский, монгольский и итальянский, испанский и хинди… И каждый год то в одной, то в другой стране появляются новые переводы.

Только за годы, прошедшие после смерти Александра Беляева, его книги были изданы общим тиражом в несколько миллионов экземпляров. Было выпущено первое, а к столетию со дня его рождения вышло и второе Собрание его сочинений.

В 1930 году, когда отмечался пятилетний юбилей «Всемирного следопыта», редакция опубликовала статью о работе журнала. В ней сообщалось, что на вопрос читательской анкеты: «Какие произведения понравились вам больше других?» — был получен единогласный ответ: «Человек-амфибия». И сегодня, когда в клубах любителей фантастики распространяются подобные анкеты, имя Беляева по-прежнему оказывается одним из первых, наряду с классиками мировой научной фантастики и сегодняшними ее мастерами.

Андрей Балабуха,

Анатолий Братиков

Наступила душная январская ночь аргентинского лета. Черное небо покрылось звездами. «Медуза» спокойно стояла на якоре. Тишина ночи не нарушалась ни всплеском волны, ни скрипом снастей. Казалось, океан спал глубоким сном.

На палубе шхуны[1] лежали полуголые ловцы жемчуга. Утомленные работой и горячим солнцем, они ворочались, вздыхали, вскрикивали в тяжелой дремоте. Руки и ноги у них нервно подергивались. Быть может, во сне они видели своих врагов — акул. В эти жаркие безветренные дни люди так уставали, что, окончив лов, не могли даже поднять на палубу лодки. Впрочем, это было не нужно; ничто не предвещало перемены погоды. И лодки оставались на ночь на воде, привязанные у якорной цепи. Реи не были выровнены, такелаж[2] плохо подтянут, неубранный кливер[3] чуть-чуть вздрагивал при слабом дуновении ветерка. Все пространство палубы между баком[4] и ютом[5] было завалено грудами раковин-жемчужниц, обломками кораллового известняка, веревками, на которых ловцы опускаются на дно, холщовыми мешками, куда они кладут найденные раковины, пустыми бочонками. Возле бизань-мачты[6] стояла большая бочка с пресной водой и железным ковшом на цепочке. Вокруг бочки на палубе виднелось темное пятно от пролитой воды.

От времени до времени то один, то другой ловец поднимался, шатаясь в полусне, и, наступая на ноги и руки спящих, брел к бочке с водой. Не раскрывая глаз, он выпивал ковш воды и валился куда попало, словно пил он не воду, а чистый спирт. Ловцов томила жажда: утром перед работой есть опасно — слишком уж сильное давление испытывает человек в воде, — поэтому работали весь день натощак, пока в воде не становилось темно, и только перед сном они могли поесть, а кормили их солониной.

Ночью на вахте стоял индеец Бальтазар. Он был ближайшим помощником капитана Педро Зуриты, владельца шхуны «Медуза».

В молодости Бальтазар был известным ловцом жемчуга: он мог пробыть под водою девяносто и даже сто секунд — вдвое больше обычного.

«Почему? Потому, что в наше время умели учить и начинали обучать нас с детства, — рассказывал Бальтазар молодым ловцам жемчуга. — Я был еще мальчишкой лет десяти, когда отец отдал меня в ученье на тендер к Хозе. У него было двенадцать ребят учеников. Учил он нас так. Бросит в воду белый камень или раковину и прикажет: „Ныряй, доставай!“ И каждый раз бросает все глубже. Не достанешь — выпорет линем[7] или плетью и бросит в воду, как собачонку. „Ныряй снова!“ Так и научил нас нырять. Потом стал приучать к тому, чтобы мы привыкли дольше находиться под водою. Старый опытный ловец опустится на дно и привяжет к якорю корзинку или сеть. А мы потом ныряем и под водой отвязываем. И пока не отвяжешь, наверх не показывайся. А покажешься — получай плеть или линь.

Били нас нещадно. Не многие выдержали. Но я стал первым ловцом во всем округе. Хорошо зарабатывал».

Состарившись, Бальтазар оставил опасный промысел искателя жемчуга. Его левая нога была изуродована зубами акулы, его бок изодрала якорная цепь. Он имел в Буэнос-Айресе небольшую лавку и торговал жемчугом, кораллами, раковинами и морскими редкостями. Но на берегу он скучал и потому нередко отправлялся на жемчужный лов. Промышленники ценили его. Никто лучше Бальтазара не знал Ла-Платского залива, его берегов и тех мест, где водятся жемчужные раковины. Ловцы уважали его. Он умел угодить всем — и ловцам и хозяевам.