Больно не будет (СИ) - Вечная Ольга - Страница 42

Токсикоз проявляется в легкой тошноте на голод и повышенном слюноотделении. Я часто что-то жую — фрукты, финики, орешки…

А еще стыдно признаться, но мне очень, просто невыносимо сильно хочется физической любви. Внизу живота перманентный пожар, пришлось даже позвонить доктору, уточнить, не вредно ли это. Совсем не так я представляла себе беременность… Непрерывная похоть явно не входила в романтический образ девушки в положении, который я раньше рисовала в своем воображении.

Кровь приливает к матке, мои потребности, оказывается, вполне нормальны с точки зрения физиологии. Каждую ночь я просыпаюсь от того, что изо всех сил сжимаю ноги и испытываю оргазм. Смазанный, будто ненастоящий. Не дарящий ни разрядки, ни удовлетворения. Лишь раздражение и ощущение беспомощности! В эти минуты я очень сильно злюсь на Ярослава из-за того, что рядом со мной нет мужчины, который бы помог мне пройти через этот непростой период.

Я привыкла жить одна, дважды сама выбирала жизнь в ожидании мужчины, но сейчас мне бывает трудно и одиноко.

Снится мне, конечно, всегда один и тот же человек, будь он неладен! Я сохранила его жестокое сообщение, чтобы время от времени перечитывать, напоминая себе о том, что между нами все кончено.

А еще я решила не ненавидеть отца своего ребенка и попросила родителей следить за выражениями, когда речь заходит о Богомолове. Он ведь очень много для меня сделал! Героически спас в ювелирке, где со мной могли случиться действительно ужасные вещи, да что там говорить, я могла попросту не выжить! У нас с ним были короткие, но поразительно яркие отношения. Романтика, веселье, страсть — невероятные воспоминания! Я могла прожить жизнь и никогда не узнать ничего подобного.

Он предотвратил мой переезд в страну, где я могла бы быть очень несчастной. А еще избавил от союза с плохим человеком. Богомолов помог мне оправиться от насилия. Он, он, он, он… он сделал для меня много хорошего, и я не стану подчинять свою дальнейшую жизнь обиде и ненависти.

Возможно, это малодушие, но быть сильной и независимой двадцать четыре часа в сутки мне сложно. Иногда я представляю себе нашу встречу с Ярославом. Пусть ребенку будет уже года три, я вернусь в форму, выйду на работу, буду красивой и недоступной. Он увидит нас и осознает, как был не прав. Раскается, встанет на колени!

Я никак не могу решить, что отвечу ему. Наверное, нет ему прощения! Но мне отчаянно хочется, что он осознал, что натворил. Какую страшную ошибку совершил, так легко отказавшись от нас. Эти фантазии дают силы пережить первые недели беременности, когда внутри царит смятение, во рту слюны как у бульдога, постоянно хочется есть, спать и заниматься любовью.

Первый раз Ярослав звонит мне десятого августа. Я, разумеется, сбрасываю. Он настырный, перезванивает. И тут меня такая злость берет, что я хватаю трубку и выпаливаю на одном дыхании:

— Что тебе нужно?

— Эм-м, — кажется, не ожидал такой реакции от доброй милой Кати. — Ого. Привет, Кать. Звоню узнать, как у тебя дела, как поживаешь? — голос звучит спокойно и примирительно.

— Прекрасно. Все прекрасно. Это все? Я занята, работаю.

— Давай я заберу тебя вечером? Ты до четырех? Поболтаем. Может, поедим где-нибудь?

Каждый раз, когда мне кажется, что он перешагнул все допустимые пределы наглости, он находит возможность удивить снова!

— Поболтаем? — я хмурюсь. — Поедим? Богомолов, ты совсем охренел? Исчезни из моей жизни, — я сбрасываю вызов и пораженно смотрю на телефон.

Больше не буду принимать его звонки, только лишние нервы!

Но этот бронепоезд так просто не остановить. Закончив занятия, я машинально бросаю взгляд из окна и вижу на парковке знакомую машину. Сам боец стоит, облокотившись на капот, пялится в мобильный.

Я не готова встречаться с ним. А еще меня бесит, что он приехал, несмотря на то, что я сказала этого не делать! Он всегда так поступал: игнорировал любые просьбы, которые ему не выгодны.

Я прячусь за жалюзи и набираю его номер, сама при этом наблюдаю за тем, как он смотрит на экран, подносит телефон к уху.

— Привет, Кать, — говорит, глядя в небо. — Я все же приехал.

— Зачем?

— Поговорить. Нам надо поговорить.

— Какая часть фразы «исчезни из моей жизни» тебе не понятна?

Я вижу, как он топчется на месте, качает головой. Он тоже злится.

— Я хочу все исправить, — произносит с нажимом. — Прекращай истерику, прошло уже достаточно много времени, чтобы угомониться. Я тебя в покое не оставлю, ты ведь понимаешь. По крайней мере до того, как мы поговорим. Тебе проще сдаться сейчас, — он пытается шутить.

— Истерику? Серьезно? — вот только мне не до шуток! — Ты созрел поговорить?! Какое счастье! Яр, иди в задницу. Кому мне пожаловаться, чтобы ты, наконец, отвалил? В каком плане «не оставишь в покое»? Мне на тебя заяву написать или что? Так я напишу.

— Напиши, не проблема. Поговорим и пиши, хочешь, помогу сформулировать?

Но я не могу этого допустить. Не сейчас, я не готова! Он меня обнимет силой, и я расплачусь, поверив в любое лживое оправдание. Надо бороться!

— Хорошо, — смиряюсь. — Мы поговорим, но попозже. Не сейчас.

— Когда?

— Я позвоню. А сейчас уезжай. Просто, пожалуйста, уезжай. Хватит меня мучить, я и так на грани!

— Понял. Пока, Катя, — сухо отвечает он. Вижу по движениям и мимике, что психует. Садится в машину, хлопает дверью. Устраивает целое шоу, шлифуя на месте, после чего стартует с места и уезжает.

Я прижимаюсь спиной к стене и глубоко дышу. В моем представлении разговор должен случиться только через четыре года. Или хотя бы после рождения ребенка, когда я подам в суд на алименты, и он получит уведомление. Не сейчас.

Мне так страшно, так сильно страшно, что он снова ворвется в мою жизнь, поиграется, а мне потом собирать себя по осколкам. Топиться в жалостливых взглядах родителей, скучать по нему каждую минуту, не находя отдыха даже во сне!

До сих пор мне катастрофически сложно ему противостоять, когда вижу — внутри все сладко сжимается, к нему тянется. Часть меня словно не верит, что именно он написал то сообщение «не звонить», а потом две недели размышлял, нужен ли ему ребенок от меня.

Нет, я не против, чтобы он в будущем общался с сыном или дочерью, но сейчас я не готова об этом говорить. Слишком мало времени прошло с тех пор, как он отвернулся у кинотеатра.

Он приезжает через два дня ко мне домой. Звонит сразу в дверь, каким-то образом минуя домофон. Я в глазок как глянула, так и застыла на месте. Стоит, смотрит прямо. Руки скрестил, бесится.

— Ты не позвонила, — говорит громко. Так, чтобы я слышала.

Я тоже долго ждала от тебя реакции, потерпишь.

— Ты отвернулся у «Планеты».

— Ты тоже отвернулась. Хотела послать меня красиво при подружке, но не вышло?

— Ты заслужил такое отношение.

— Ну да, конечно. Долго мне еще пороги твои обивать? Не веди себя как сука, тебе не идет.

Я разворачиваюсь и ухожу, включаю музыку погромче, занимаюсь домашними делами. Иногда поглядываю в окно — машина стоит. Минут через сорок подкрадываюсь к двери, заглядываю в глазок — Ярослав на посту, прислонился спиной к стене, ждет. На лице — непроницаемая ледяная маска. Телефона в руках нет, смотрит в одну точку. Планирует взять измором.

Мне вдруг становится смешно! Ситуация отбрасывает в прошлое, когда наши чувства только зарождались, и иной раз держались на одном его упрямстве. Смотрю на него и улыбаюсь — чудовище он, конечно. Но так приятно, когда все внимание этого чудовища полностью на мне сфокусировано.

Через час я снова подхожу к двери, смотрю в глазок — Богомолова нет, уехал. Ну что ж, это победа. Теперь он точно даст мне передышку.

Ночью он снова мне снится, и я, понимая, что это понарошку, обнимаю его и нежно целую в висок. Наши общие воспоминания — это часть меня, я не собираюсь от них отказываться. Особенно от хороших. Через время я просто перестану на него так сильно реагировать, а сейчас… никто не запретит мне ходить по дому в его футболках, которые так и остались в моем шкафу.